Александр Хьелланн - Избранные произведения

• Название: Избранные произведения
• Автор: Александр Хьелланн
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

Талантливый норвежский писатель и драматург Александр Хьелланн (1849–1906) является ярким представителем реалистического направления в литературе Норвегии. Вслед за Ибсеном, который своей социальной драмой обновил европейский театр, Хьелланн своим социальным романом во многом определил не только лицо норвежской реалистической литературы, но и то ведущее место, которое она занимает среди других западноевропейских литератур второй половины XIX века.

В настоящее издание вошли избранные новеллы и романы писателя.

---

Тут Эллингсен вдруг густо покраснел, почувствовав, что слишком увлекся. Но когда он увидел, что на лице Рандульфа нет ни тени насмешки, он решился признаться, что мечтал пригласить всех уличных мальчишек на праздник.

— Ведь в таком большом торговом деле, как наше, вы небось сами знаете, в ящиках и ларях остается пропасть всякого залежалого товара; в продажу он не очень-то идет, а для ребятишек это настоящее лакомство. Вот мы и раздадим его детворе.

— Хорошо, — сказал Рандульф, — вы обеспечите сладости, а я сейчас зайду к мадам Бломгрен и договорюсь с ней об организации буфета.

— Да, да, о детворе я сам позабочусь! — воскликнул Ивар Эллингсен. — Но имейте в виду — угощение мадам Бломгрен тоже должно быть очень дешевым. Ей надо выдать дотацию от праздничного комитета.

— Дотацию? Ведь мы предполагали все сделать так просто и скромно.

— Нет, совершенно необходимо собрать деньги в фонд праздника, вы же сами понимаете, — сказал Эллингсен.

Рандульфу на мгновение показалось, что их затея связана со слишком большими хлопотами. Но тут Эллингсен с готовностью предложил свои услуги, а для такого дела, как сбор денег, он был в высшей степени подходящим человеком.

Затем Рандульф прошел через кухню в комнату мадам Бломгрен. Мадам Бломгрен сидела у окна и читала газету. Она привыкла к тому, что Томас Рандульф заходил к ним запросто — иногда, чтобы заказать какой-нибудь особый ужин в малом зале, — но в последнее время это случалось значительно реже, — иногда просто немного поболтать с ней или с Констансе.

Когда мадам Бломгрен уразумела, наконец, о чем идет речь, она выпятила свою толстую нижнюю губу и сказала: «Народный праздник, господин Рандульф?!»

Рандульф объяснил ей намерения устроителей, но она смотрела на их планы весьма скептически, пока он не сказал, что убытки, связанные с дешевыми ценами, будут ей возмещены из средств праздничного комитета.

Только тогда ее суровое лицо с крупными чертами немного смягчилось. А так как она испытывала большое доверие к господину Рандульфу, то в конце концов согласилась принять его предложение и тут же принялась подсчитывать, какая ей потребуется дотация, чтобы приготовить приличные бутерброды с мясом, с сыром и с копченой лососиной по пяти эре за штуку. Дело осложнялось и тем, что погода стояла теплая и закупать большое количество свежего мяса было рискованно.

— Но ведь на ваше гулянье соберется куча народу, что же они все будут пить?

— Сельтерскую воду, фруктовые соки и слабое пиво, — ответил Рандульф.

— Сельтерскую воду и слабое пиво?! Ах, дорогой господин Рандульф, какой у вас странный праздничный комитет! — воскликнула мадам Бломгрен и рассмеялась.

И вновь Рандульфу пришлось объяснять, каким должен быть этот праздник. Но нижняя губа мадам Бломгрен так и оставалась выпяченной. Вот уже четырнадцать лет, как мадам Бломгрен была хозяйкой местного клуба, и поэтому она не могла себе представить праздника с сельтерской водой, соками и слабым пивом. Нет, решительно не могла!

Тем временем домой вернулась Констансе, и Рандульф сразу же призвал ее на помощь. Констансе провела вечер со своими подругами и теперь только и думала, что о празднике; она не оставила мать в покое до тех пор, пока та не дала окончательного согласия взять на себя устройство буфета в «Парадизе» в Иванову ночь.

Но при этом мадам Бломгрен покорнейше просила господина Рандульфа не забывать о том, что она бедная вдова и взяла на себя все эти заботы единственно потому, что доверяет господину Рандульфу и уверена, что он будет защищать ее интересы и позаботится о том, чтобы она не понесла никакого убытка.

— Весь город соберется, мама, — убеждала ее Констансе, называя имена многих людей, которые намеревались отправиться в «Парадиз».

Она сняла свою соломенную шляпу, бережно повесила ее и, продолжая болтать с Рандульфом и смеяться, принялась поправлять волосы перед зеркалом, висевшим между окнами.

Констансе Бломгрен была такая же рослая, как и ее мать, но очень стройная, и движения ее были удивительно свободны. Она выглядела старше своих восемнадцати лет. Оттого, что с самого детства она помогала матери подавать в клубе, — правда, только днем, а не вечером, — она держалась увереннее своих сверстниц. Ее красота, достигшая уже полного расцвета, была, — во всяком случае так показалось сегодня Рандульфу, — почти вызывающей: особенно примечательны были пышные черные волосы и резкие брови над ясными ярко-голубыми глазами. А нежный румянец, сменивший обычную бледность, придавал в этот вечер ее лицу необычное выражение, поразившее Рандульфа, когда девушка вошла в комнату.

— А где же мне достать столько столов и скамеек? — спросила мадам Бломгрен.

— Возьмите нашу клубную мебель, — ответил Рандульф, который был председателем клуба.

— Нет, этого все равно не хватит. Знаете, у кого есть прекрасные столы? У пастора Крусе. Я их видела в молельном доме во время благотворительного базара.

— Мы пошлем к нему Констансе и попросим одолжить нам столы и скамейки, — предложил Рандульф. — Если вы его хорошенько попросите, Констансе, он не сможет вам отказать. Говорят, он неравнодушен к хорошеньким девушкам.

— Тсс! Господин Рандульф! — сказала мадам Бломгрен. — А просить его бесполезно — мы не принадлежим к его пастве.

Но Констансе рассмеялась и сказала, что она охотно попробует. В конце концов, ведь что ей стоит его попросить?

Мадам Бломгрен бдительно следила за своей дочерью. Она сумела создать вокруг нее атмосферу уважения, и никто из молодых людей в клубе никогда не позволял себе даже пошутить с красивой Констансе. Единственный, кто имел право на большую свободу в отношениях с ней, был Томас Рандульф. Он совсем недавно перестал говорить девушке «ты» — ведь он был настолько старше ее. Мадам Бломгрен питала к нему глубокое доверие: он не раз помогал хозяйке клуба и словом и делом.

Сегодня вечером Рандульф впервые заметил, какой Констансе стала вдруг… как бы это сказать… волнующей.

Об этом Рандульф думал, пока дожидался в бильярдной Холка и Гармана. В конце концов он пришел к выводу, что Констансе вошла в ту полосу развития, когда — он знал это из своего богатого опыта — у девушек ее склада почва вдруг ускользает из-под ног, они теряют уверенность в себе и отдаются водовороту страстей, словно бросаются очертя голову в омут.

III

До тех пор, пока повседневное течение жизни ничем не нарушалось, люди были всецело поглощены тем, чтобы хоть как-нибудь перебиться. В такое тяжелое время надежда на светлые дни казалась почти несбыточной.

Понятно поэтому, что мысль об устройстве праздника должна была встретить всеобщее сочувствие. С каждым днем все больше людей решали, что уж такое-то маленькое удовольствие они могут себе позволить. Особенно раскошеливаться тут, видимо, не придется. К тому же праздник был задуман иначе, чем те, которые обычно устраивались в городе, и вообще не предполагалось ничего такого, что могло бы отпугнуть горожан. А главное — и это было приятнее всего — праздник не имел двойной цели, как благотворительные балы, базары и миссионерские вечера.

В этот день люди смогут развлекаться от души, без всякого лицемерия. Веселиться ради самого веселья, пить шоколад ради самого шоколада, а не в пользу бедных, танцевать ради танцев, а не во имя обращения в христианство туземцев с острова Мадагаскар.

В предвкушении праздника весь город как бы расплылся в одной большой улыбке. Не стало озабоченных, сумрачных лиц, и никто об этом не жалел.

Хитрый полицейский Иверсен развил деятельность под стать целому праздничному комитету. Он сумел убедить даже тех, кто сам никогда не решился бы отправиться в «Парадиз», кто с самого детства ни разу там не был.

А в лавке сестер Иверсен дела было столько, что пять, а может быть и семь пар проворных маленьких рук едва справлялись. Только поведение фру Кристиансен омрачало настроение сестриц.

В первые дни после встречи с фру Эллингсен жена директора банка была необычайно возбуждена и все язвила насчет тех, кто не знает своего места. Однако, когда коротышка Бина Иверсен показала фрекен Кристиансен туалеты, заказанные для барышень Эллингсен, фру Кристиансен изменилась в лице.

А на другой день она так странно вела себя, что девицы Иверсен просто в отчаяние пришли. Обычно фру Кристиансен усаживалась у прилавка; иногда она кое-что покупала, иногда просто так перебирала в руках ленты или кружева. Своими большими светло-серыми глазами она сверлила при этом всех входящих и выходящих дам, оценивая их шляпки, платья, покупки. И не раз случалось, что девушки, увидев сквозь стеклянную дверь жену директора банка на ее излюбленном месте, тут же отпускали дверную ручку и поспешно уходили прочь.