Александр Хьелланн - Избранные произведения

• Название: Избранные произведения
• Автор: Александр Хьелланн
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

Талантливый норвежский писатель и драматург Александр Хьелланн (1849–1906) является ярким представителем реалистического направления в литературе Норвегии. Вслед за Ибсеном, который своей социальной драмой обновил европейский театр, Хьелланн своим социальным романом во многом определил не только лицо норвежской реалистической литературы, но и то ведущее место, которое она занимает среди других западноевропейских литератур второй половины XIX века.

В настоящее издание вошли избранные новеллы и романы писателя.

---

— Добрый вечер, Эльсе! Как хорошо, что я встретила тебя. Не зайдешь ли ты к нам сегодня вечерком отведать рождественской каши?

Блоха подняла свои большие и ясные глаза. На мгновение в них вспыхнуло ожесточение, упрямство и наглость, но вдруг она сжалась в комочек и, зарыдав, прошла несколько шагов, опираясь на руку фрекен Фалбе.

На плечах Эльсе был накинут коричневый в клетку платок, голова была ничем не покрыта. Ее лицо исхудало и посерело, и теперь, когда она, согнувшись, шла и плакала, ее шея казалась такой высохшей и сморщенной, что никто бы не поверил, что ей еще не исполнилось двадцати лет. От прежней Эльсе не осталось ничего, кроме глаз — больших ясных глаз, которые делались все больше и больше по мере того, как лицо теряло свою округлость.

Она не могла отвечать, да она даже и не пыталась. Не дожидаясь ее ответа, фрекен Фалбе продолжала:

— Уходя, я сказала Кристиану, что если встречусь с тобой, я приведу тебя к нам домой. В шесть часов я буду дома: мне надо только зайти на мельницу навестить больную женщину. А потом мы попьем вместе чаю и съедим рождественскую кашу. Ты можешь остаться переночевать у нас — я постелю тебе на диване в столовой.

Эльсе сжала ее руку. Они стояли за высокой каменной лестницей. Там было совсем темно. Фрекен Фалбе обняла ее за талию:

— Ну, обещай же мне, что ты наверняка придешь, Эльсе!

— Да, фрекен, я приду, — ответила Эльсе и подняла глаза.

— Спасибо, ты — умница, — радостно воскликнула фрекен Фалбе. — А теперь иди ко мне домой. Уже шестой час — я слышу, как звонят в церквах. Я тоже скоро приду. Кристиан дома, у нас уютно и тепло. Скажи ему, что я скоро вернусь!

С этими словами она торопливо ушла. Она была так счастлива, что почти бежала.

А Блоха медленно поплелась в глубь города, стараясь по возможности держаться в тени. Чтобы добраться до Ковчега, ей нужно было пройти через фешенебельную часть города, где газовые фонари попадались чаще и где, кроме того, витрины магазинов сияли в этот вечер вовсю.

Поэтому она пустилась в обход через парк. Ей пришлось пройти возле самой церкви. Одна из боковых дверей была открыта, и Эльсе, повинуясь странному желанию, скользнула внутрь и села на скамейку возле одной из массивных колонн.

Вначале сильный звук колоколов, звонивших в башне, наполовину оглушил ее. По постепенно уши ее привыкли к этим звукам, и ей начало казаться, что могучий звон, перекатывающийся волнами под высокими сводами, успокаивает ее и уносит на своих крыльях.

Поодаль у кафедры на коленях ползали несколько поломоек. Они поставили на пол свечи и, вымыв часть пола, передвигали их. Наверху на хорах светил фонарь, поставленный рабочими, которые возились с отоплением.

Блоха уже давно не бывала в церкви, и она была потрясена, вновь увидев это священное место в колеблющемся полумраке и услышав торжественный звон колоколов.

Еще час тому назад она думала лишь о том, чтобы достать себе чего-нибудь поесть или, еще лучше, выпить. Ведь она голодала уже много недель — как голодают те, кто съедает немного хлеба и соленой рыбы, когда повезет, а в остальном поддерживает свою жизнь пивом и водкой.

Сегодня у нее во рту не было еще маковой росинки, но она забыла об этом, она совсем забыла об этом после первого же слова фрекен Фалбе.

Еще был на свете человек, который мог так говорить с ней!

В ночи унижений, в которой она так долго брела, появился проблеск. Вновь всплыли воспоминания о прежних чудесных днях ее жизни, воспоминания, которых она теперь боялась и которые стремилась утопить в вине. Но сейчас они уже не причиняли ей боли. Теперь она могла сидеть в полутемной церкви и вспоминать свою маленькую каморку у мадам Спеккбом. Ибо фрекен Фалбе сняла с нее самое тяжелое в ее позоре. Она почувствовала себя так, словно ее дочиста вымыли с ног до головы, — и при этом она с радостью думала о рождественской каше.

А колокола, звонившие сначала приглушенно и как бы где-то наверху, зазвучали теперь гулкими, сильными ударами, наполнившими церковь, так что загудело в ушах. Одна из поломоек подвинула в этот момент свою свечу, и тут над кафедрой показались резные головы.

Эльсе обвела взглядом все закоулки церкви, освещенные слабым светом, — высокие своды, где среди резных каменных цветов и листвы смутно виднелись новые головы.

Наконец ей стало казаться, что звучные удары колоколов исходят из кафедры, освещенной совсем как в те времена, когда она, дрожа, сидела рядом с мам Спеккбом, а пастор метал громы на грешников, обрушивая на головы слушающих суровые слова об аде и судном дне. И вот теперь все эти суровые слова попрятались там и сям среди каменных цветов и высовывали свои головы, чтобы посмотреть, здесь ли она.

Из люка в полу хоров вылез какой-то человек, взял фонарь и пошел по направлению к ней. На белой стене взметнулась его тень, подобная огромному черному дьяволу, который пришел, чтобы забрать ее. Она видела, как он приближается. Страх сковал ей ноги, она не могла подняться со скамьи, она была накрепко привязана — заперта — заперта одна в церкви; и вот он приблизился, фонарь метнулся, колокола заревели ей в уши. Как безумная, она вскочила с криком и бросилась бежать, он кинулся следом за ней, тысячи голов и пальцев потянулись к ней — вот она… вот… она бросилась к дверям, они были открыты, она уже на улице, она спасена, ей кажется, что она спасена от когтей дьявола…

Все считали, что стояла настоящая рождественская погода — звездное небо, свежий снег и как раз такой морозец, когда в шубе чувствуешь себя прекрасно.

Эльсе торопливо направилась к Ковчегу. Наверху у Фалбе горел свет, но она не преодолела еще страха, пережитого в церкви, и не решилась сразу же подняться к фрекен Фалбе. Вместо этого она прокралась во двор мам Спеккбом, где все ей было так хорошо знакомо. На скамейке в кухне горела сальная свеча. Блоха заглянула в окошко — в кухне никого не было. Она почувствовала непреодолимое желание войти. Похоже было, что ни мадам, ни служанки нет дома. Еще в прежние времена она научилась по-своему, совсем беззвучно, поднимать щеколду.

Внутри все было как раньше. Она знала здесь каждую вещь, помнила запах кухни. На скамейке стояла тарелка с бутербродами. Блоха была невероятно голодна, но не притронулась к ним: ведь она сможет скоро поесть честным путем.

Чтобы избавиться от искушения, она осторожно открыла дверь в гостиную. Там тоже никого не было.

Газовый фонарь на углу приходился как раз напротив одного из окон, так что зимой в гостиной всегда было немного света. Эльсе увидела, что на столе лежат три-четыре больших пакета. Блоха была хорошо знакома с обычаями этого дома и поняла, что в этих пакетах — одежда и еда, которые мам Спеккбом накануне рождества собиралась подарить своим беднякам.

Отчасти из любопытства, отчасти машинально она принялась ощупывать каждый пакет и при этом случайно уронила на пол какой-то предмет.

Эльсе подняла его и осмотрела при свете газового фонаря. Она узнала эту маленькую мягкую вещицу: это был ее собственный детский капор, маленький коричневый капор с розовыми завязками, сшитый из не знающего износа пальто Блохи.

Она не помнила того времени, когда сама носила этот капор. Но она много раз видела его в комоде у мам Спеккбом, и всякий раз мадам говорила, что Эльсе получит его в подарок своему первому ребенку.

Итак, от нее, видимо, совсем уж отказались: ее капор — единственное, что у нее оставалось на свете, — отдали чужим людям.

Она прижала капор к лицу и, почувствовав знакомый запах комода мадам Спеккбом, разрыдалась.

Так она долго стояла, плача над своим детским капором, и настроение ее падало все больше и больше; тут она услышала чьи-то шаги в коридоре и тихонько выбралась тем же путем, которым пришла.

Был, вероятно, уже седьмой час, и фрекен Фалбе, наверное, ждала ее. Блоха заставила себя войти в дом и подняться по лестнице. Но у дверей Фалбе она остановилась и прислушалась. Кристиан, по своему обыкновению, ходил по комнате; сквозь замочную скважину ей была видна лишь его тень, двигающаяся взад и вперед по стене. Было ясно, что фрекен еще не вернулась домой.

Блоха почувствовала, что войти, пока он один дома, она не может — лучше подождать здесь возвращения фрекен.

Но вдруг ей показалось, что он подошел к двери. В страхе она взбежала на несколько ступенек по чердачной лестнице. Остановившись, она прислушалась, не вышел ли он на лестницу, и в этот момент с чердака до нее донеслись звуки, которых она никогда раньше не слышала.

Это не были ни барабан, ни флейта, ни рояль. Долгие, жалобные звуки, нежные и таинственные, казалось знали все ее горе и стремились к ней, чтобы утешить…

Когда она открыла дверь в каморку Ширрмейстера, она увидела старого музыканта, стоящего перед лампой, — он играл на скрипке.