Александр Хьелланн - Избранные произведения

• Название: Избранные произведения
• Автор: Александр Хьелланн
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1958

Талантливый норвежский писатель и драматург Александр Хьелланн (1849–1906) является ярким представителем реалистического направления в литературе Норвегии. Вслед за Ибсеном, который своей социальной драмой обновил европейский театр, Хьелланн своим социальным романом во многом определил не только лицо норвежской реалистической литературы, но и то ведущее место, которое она занимает среди других западноевропейских литератур второй половины XIX века.

В настоящее издание вошли избранные новеллы и романы писателя.

---

— Ну, конечно! — воскликнула фру Венке. — Именно это меня и раздражает! Нет, господа, я вижу, что вы смеетесь надо мной, но я говорю совершенно серьезно; я ничего, ничего не могу сделать для моего сына, хотя я отчетливо вижу, что он духовно опустошается и что его силы растрачиваются впустую.

— Ну-ну, дорогая фру Венке, я уверен, что дело так далеко не зашло. Помимо того, вы не должны говорить, что решительно ничего не можете сделать для своего сына, если считаете школу столь виноватой! Ведь любое ваше обращение к нам…

— Ах, дорогой господин ректор, зачем вы так говорите? Ведь вы же сами отлично знаете, что ребенок в школе окружен тройными каменными стенами. И горе тому отцу или тем более матери, которая собирается сунуть свою руку в это осиное гнездо!

Кандидат Клаусен счел нужным вставить тут свое замечание. Он сказал:

— Я только могу сообщить вам, фру Левдал, что в моей школе не проходит дня без того, чтобы четыре или пять баб не стояли в моих дверях и не высказывали бы своего мнения о том, как мне надлежит обращаться с их драгоценными чадами.

— Извините, господин заведующий школой, — сухо произнесла фру Венке, — но эти бабы, как вы изволили выразиться, в муках рожали своих детей, чего мне не приходилось слышать о каких-нибудь заведующих школой. И хотя бы по этой причине они имеют право следить за своими детьми, если эти дети по необходимости переданы в руки совершенно чужих людей.

— Ну, если б мы захотели выслушивать всю эту материнскую болтовню, то, поверьте, началось бы целое нашествие матерей. И если бы в школе было даже десять заведующих, они все бы не выдержали этого и умерли.

— Мне это совершенно безразлично, — снова сухо ответила фру Венке. — Матери имеют право и должны сопровождать своих детей на их жизненном пути. И дай боже, чтобы они сопровождали их подольше, как только могут. И пусть при этом заведующие школами мрут как мухи! Я прошу извинить меня, господин кандидат!

Ректор воскликнул, умоляюще протянув к ней руку:

— Но… но… дорогая фру Венке! Вы, кажется, хотите, чтобы матери и отцы собирались в школе для обсуждения наших дел, и всякий раз…

— Нет, — сказала фру Венке, смеясь, и дружески пожала руку ректора. — Я только хочу, чтобы со стороны нас, родителей, появился бы живой и глубокий интерес к школьному делу. И тогда будет найдена та или иная форма нашего участия. Быть может, тогда мы смогли бы получить какое-нибудь влияние или какой-нибудь контроль над тем, что происходит за толстыми стенами школы.

Адвокат Карс до этого времени спокойно сидел и переваривал свою порцию обеда. Адвоката даже забавлял этот спор между людьми, совершенно неосведомленными в юриспруденции. Но теперь, когда в салоне фру Левдал собралось много гостей, он счел своевременным внести в разговор немного логики и порядка. Он начал говорить, и комическая серьезность появилась на его красном лоснящемся лице:

— В последней реплике фру Венке было нечто такое, что побуждает меня задать вопрос. Высокочтимая фру Венке, кажется, полагает, что интересы родителей должны найти свое выражение в том, чтобы оказывать фактическое влияние на все дела школы?

— Именно так!

— Стало быть, вы говорите о некотором, что ли, представительстве родителей?

— Да, нечто такое я имею в виду.

Карс улыбнулся и сделал вид, как будто он попал в чрезвычайно затруднительное положение. Он сказал:

— Но, извините меня, фру Венке, это уже имеется у нас.

— Разве? Я не слышала о чем-нибудь подобном, — ответила фру Венке и покраснела. С ней случалось это в тех случаях, когда она в разговоре затрагивала вопрос, о котором не имела понятия.

Адвокат Карс сказал:

— Меня просто удивляет, фру Венке, ваша неосведомленность в делах, к которым вы питаете такой горячий интерес. В наших государственных школах уже имеются такие представители от родителей. Это, как известно, осуществлено у нас в эфорате — да, в эфорате школы.

— В эфорате школы? — неуверенно переспросила фру Венке. — Вы говорите об эфорах?[48]

Но тут, прежде чем Карс или кто-нибудь другой мог торжествовать победу, кто-то сухим и ясным голосом спросил:

— Прошу извинить, господа, но разве кто-нибудь из присутствующих видел когда-нибудь живого эфора?

Глаза всех присутствующих устремились на Микала Мордтмана, который задал этот вопрос, корректно стоя у этажерки. Но вот глаза его встретились с глазами фру Венке. И тогда фру Венке громко и весело рассмеялась.

— Спасибо, господин Мордтман, — сказала она. — Тысячу раз благодарю за помощь! И теперь я открыто спрошу, господа: что такое эфор? Кто является эфором здесь, в нашей школе?

Ректор, несколько ошеломленный этим вопросом, воскликнул:

— Но, фру Венке, вы, значит, и в самом деле не знаете, что ваш супруг, профессор Левдал, является одним из эфоров нашей школы!

— Мой муж? Карстен? Нет, это просто великолепно! Дорогой господин Абель, не позовете ли вы сюда моего мужа? Я хочу посмотреть на этого эфора.

Старший преподаватель Абель, словно пушинка, вылетел за дверь и вскоре вернулся с профессором, у которого в руке были карты.

— Что за шутки, Венке? — весело спросил профессор.

— О, бесподобные шутки, Карстен! Они говорят, что ты эфор!

— Да, конечно, я эфор…

— И ты представляешь интересы родителей в школе?!

— А разве ты не видела, что на торжественных актах, после экзаменов, я обычно сижу в кресле рядом с хозяевами города? — беспечно сказал профессор. — Однако, Венке, позволь мне уйти, у меня полная рука козырей.

Многие подумали, что если бы профессор присутствовал при начале разговора, он не ответил бы так неосторожно. И тут фру Венке сразу же стала серьезной. Она сказала:

— Вот теперь вы сами видите, как у нас обстоят дела. Это громкое слово «эфор» я вовремя подвергла осмеянию, как оно того и заслуживает. Впрочем, сначала я вообразила себе, что тут, кажется, хорошо и мудро продумано сверху, и нам, маленьким людям и женщинам, можно будет помолчать и предоставить всему идти своим чередом. Но тут я еще раз благодарю за помощь господина Мордтмана! Теперь уже никто больше не обманет меня громкими словами. Уж если Карстен — эфор, то, значит, эфорат — не что иное, как звено в цепи административного обмана, в котором мы все задыхаемся и которым нас одурманивают.

— Как можно так говорить, как можно так говорить, дорогая фру Венке! — возразил ректор. — Должна же быть администрация! Ведь мы не можем управлять школой все вместе.

— Я и не требую этого. Но в каждом деле должны распоряжаться только те, кто несет фактическую ответственность. И в данном случае в деле воспитания детей ответственность прежде всего несет тот, кто произвел на свет ребенка. Но тут у нас явный обман с эфоратом. Эфор не несет никакой ответственности за дела школы и не участвует в ее делах. Он только на торжественных актах сидит в кресле рядом с хозяевами города. О, как это похоже на все наши порядки! Никакой ответственности не найти у нас и днем с огнем, потому что она пересыпана громкими словами и звонкими титулами. И тут сама госпожа безответственность строит себе надежную пирамиду с острейшей вершиной, которая до такой степени безответственна, что считается священной.

— Охладите свой пыл, любезнейшая фру Венке! — воскликнул адвокат Карс.

Он все еще улыбался, потому что перед ним была только дама. Однако такие слова как будто не следовало бы произносить в доме столь высокопоставленного человека.

Фру Венке и в самом деле не подумала об этом. В своем доме она привыкла свободно говорить. Ее муж никогда не сердился на это, но он обычно смягчал и сглаживал все ее резкости.

Некоторое время Микал Мордтман прислушивался к словам фру Венке, а потом у него появилось непреодолимое желание принять участие в разговоре. Да, правда, он был подавлен и удручен своим коммерческим поражением, но дело все равно было проиграно, и, быть может, поэтому ему захотелось сбросить с себя английскую чопорность и выступить в качестве прежнего приверженца свободы и борца за ланнсмол.

Он подошел ближе к столу и принялся излагать свое мнение красивыми и отточенными фразами, сохраняя полное спокойствие, что в высшей степени раздражило гостей, в особенности адъюнкта Олбома.

— Мне тоже всегда казалось странным, — сказал он, — и, пожалуй, даже возмутительным, что наша школа и все, что относится к ней, — это закрытая арена, где ведут свою борьбу только лишь педагоги, прикрываясь своей ученостью и компетентностью. Между тем родителям, которые внесли в это дело самые дорогие вклады, предоставлены здесь самые скромные места для зрителей, места, откуда можно наблюдать только лишь филологическую пыль, поднявшуюся над стенами школы.

Фру Венке, восхищенная этими словами Микала Мордтмана, громко воскликнула, протянув ему обе руки: