Артюр Рембо - Пьяный корабль. Cтихотворения

• Название: Пьяный корабль. Cтихотворения
• Автор: Артюр Рембо
• Жанр: Проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-77470-8

Лучшие стихотворения прошлого и настоящего – в «Золотой серии поэзии»

Артюр Рембо, гениально одаренный поэт, о котором Виктор Гюго сказал: «Это Шекспир-дитя». Его творчество – воплощение свободы и бунтарства, писал Рембо всего три года, а после ушел навсегда из искусства, но и за это время успел создать удивительные стихи, повлиявшие на литературу XX века.

---

Мечтает дальше жить, природу оскорбив!

– А Женщина, что нам несла любви порыв

И нежностью своей обожествляла глину;

Та, что могла увлечь несчастного Мужчину

К высотам за собой, чаруя и пьяня,

Чтоб он восстал из тьмы, обрел красоты дня,

Забыла навсегда умения гетеры!

– И вот, хохочет мир над именем Венеры,

Священным и благим – она ему смешна!

III

Вернитесь же назад, былые времена!

Окончен Человек! он отыграл все роли!

И близок, близок день, когда по вольной воле,

Свободный от Богов, окинет взором он

Те небеса, где был он некогда рожден!

И ты узришь тогда, как пламя идеала

На благородном лбу победно воссияло;

Как, раздвигая плоть, из тела Бог встает!

Как гордо он стоит без страха и забот,

Отринувший ярмо печали и сомненья,

И дать ему придешь святое Искупленье!

– Сияя и лучась, ты возвратишься вновь,

С улыбкою неся безмерную Любовь;

Придешь ты, осветив собой безмерность Мира!

И затрепещет он, как сладостная лира,

Впивая огневых лобзаний волшебство!

– Любови жаждет Мир! Так напои его.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Поднялся Человек, свободный и могучий,

И вот внезапный луч уже пронзает тучи,

И, как на алтаре, трепещет в теле Бог!

Был Человек рабом, но рабство превозмог

И хочет все познать! И мысли кобылица,

Что клячею плелась, сегодня ввысь стремится

С державного чела, дабы достичь высот!..

Пусть скачет без узды и Веру принесет!

– Зачем подернут мир лазурной немотою,

Где звезд огни горят нам россыпью златою?

И что таит от нас небес густой покров?

Найдется ль Пастырь там испуганных миров,

Что гонит их стада в неведомом просторе?

И стонет ли эфир, его указам вторя,

Пока миры, дрожа, ведут свой вечный бег?

– Но может ли узнать все это Человек

Иль помыслы о том – лишь праздные мечтанья?

И если краток путь с рожденья до закланья,

Куда уходим мы? Нас примет глубина

Тех океанских вод, где плещут Семена,

Зародыши, Ростки? А после Мать-природа

Нас воскресит – и мы однажды пустим всходы,

Как роза и зерно с пришествием весны?..

Нам не узнать того! Умы окружены

Невежественной тьмой и облаком тумана!

Из лона матерей явились обезьяны,

Которым ничего постигнуть не дано!

Мы жадно в мир глядим – но все вокруг темно!

И хлещет нас крылом сомнений злая птица,

И дальний горизонт умчаться прочь стремится!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Раскрылись небеса! Секреты их постиг

Сегодня Человек, свободный от вериг!

И ныне, окружен величием Природы,

Заводит песню он… и вслед леса и воды

Поют счастливый гимн, освободясь от зла!..

– Явилась в мир любовь! Любовь к нам снизошла!..

IV

О, плоти красота! Величье идеала!

Возврат поры, когда любовь легко ступала,

И подчинял себе героев и богов

Стрелой малыш Эрот, и Каллипиги зов

Цветам дарил весну, а душам трепетанье,

И белоснежных роз текло благоуханье!

– О Ариадна, ты на краешке земли

С рыданием следишь, как в голубой дали

Белеет над волной Тесеево ветрило;

О девушка, не плачь! Твой разум ночь затмила!

Вот Лисий на своей квадриге золотой

Спешит, заворожен твоею красотой;

Влечет его пантер восторженная стая,

И брызжет виноград, дорогу обагряя.

– Несет Европу Зевс в обличии быка,

На спину посадив, и белая рука

Красавицы нагой за жилистую шею

Его приобняла, смущаясь и робея;

Он повернулся к ней среди студеных струй;

Она, закрыв глаза, приемлет поцелуй

Горячих уст его с томлением во взоре,

И пеной золотой ее ласкает море.

– Вот Лебедь на воде, в мечтанья погружен,

И белизной крыла объемлет Леду он,

Меж лотосом плывя и пышной лавророзой;

– Киприда между тем скользит волшебной грезой

И, красотой горда, вершит свой царский путь,

Не покрывая чресл, показывая грудь

И снежный свой живот, что черным мхом украшен;

– Вот шествует Геракл, неистов и бесстрашен,

Чей препоясан торс косматой шкурой льва,

И к облакам его возведена глава!

Стоит, освещена июльскою луною,

Дриада в тишине, и голубой волною

Течет ее коса; она обнажена,

И звездный свет во мху касается колена,

И смотрит в небеса бессловные она…

– Роняет белый луч стыдливая Селена

Туда, где вечным сном уснул Эндимион,

И поцелуй ее сияньем озарен…

– В журчаньи родника тоска и упоенье…

То Нимфы над водой мечтательное пенье

О юноше, что вдаль ушел в глухой ночи.

– Лобзанья ветерка призывно горячи,

Но он умчался прочь. И в темноте молчащей

Один лишь древний храм царит над мрачной чащей,

Где свил гнездо снегирь на мраморном челе…

– И боги смотрят в Мир и внемлют Нам – во мгле.

Перевод Ю. Лукача

Офелия

1

По черной глади вод, где звезды спят беспечно,

Огромной лилией Офелия плывет,

Плывет, закутана фатою подвенечной.

В лесу далеком крик: олень замедлил ход.

По сумрачной реке уже тысячелетье

Плывет Офелия, подобная цветку;

В тысячелетие, безумной, не допеть ей

Свою невнятицу ночному ветерку.

Лобзая грудь ее, фатою прихотливо

Играет бриз, венком ей обрамляя лик.

Плакучая над ней рыдает молча ива.

К мечтательному лбу склоняется тростник.

Не раз пришлось пред ней кувшинкам расступиться.

Порою, разбудив уснувшую ольху,

Она вспугнет гнездо, где встрепенется птица.

Песнь золотых светил звенит над ней, вверху.

2

Офелия, белей и лучезарней снега,

Ты юной умерла, унесена рекой:

Не потому ль, что ветр норвежских гор с разбега

О терпкой вольности шептаться стал с тобой?

Не потому ль, что он, взвевая каждый волос,

Нес в посвисте своем мечтаний дивных сев?

Что услыхала ты самой Природы голос

Во вздохах сумерек и жалобах дерев?

Что голоса морей, как смерти хрип победный,

Разбили грудь тебе, дитя? Что твой жених,

Тот бледный кавалер, тот сумасшедший бедный,

Апрельским утром сел, немой, у ног твоих?

Свобода! Небеса! Любовь! В огне такого

Виденья, хрупкая, ты таяла, как снег;

Оно безмерностью твое глушило слово —

И Бесконечность взор смутила твой навек.

3

И вот Поэт твердит, что ты при звездах ночью

Сбираешь свой букет в волнах, как в цветнике.

И что Офелию он увидал воочью

Огромной лилией, плывущей по реке.

Перевод Б. Лившица

Бал повешенных

С морильной свешены жердины,

Танцуют, корчась и дразня,

Антихристовы паладины

И Саладинова родня.

Маэстро Вельзевул велит то так, то этак

Клиенту корчиться на галстуке гнилом,

Он лупит башмаком по лбу марионеток:

Танцуй, стервятина, под елочный псалом!

Тогда ручонками покорные паяцы

Друг к другу тянутся, как прежде, на балу,

Бывало, тискали девиц не без приятцы,

И страстно корчатся в уродливом пылу.

Ура! Живот отгнил – тем легче голодранцам!

Подмостки широки, на них – айда в разгул!

Понять немыслимо, сражению иль танцам

Аккомпанирует на скрипке Вельзевул.

Подошвы жесткие с обувкой незнакомы,

Вся кожа скинута долой, как скорлупа,

Уж тут не до стыда, – а снег кладет шеломы

На обнажённые пустые черепа.

По ним – султанами сидит воронья стая,

Свисает мякоть щек, дрожа, как борода,

И кажется: в броню картонную, ристая,

Оделись рыцари – вояки хоть куда.

Ура! Метель свистит, ликует бал скелетов,

Жердина черная ревет на голоса,

Завыли волки, лес угрюмо-фиолетов,

И адской алостью пылают небеса.

Эй! Потрясите-ка вон тех смурных апашей,

Что четки позвонков мусолят втихаря:

Святош-молельщиков отсюда гонят взашей!

Здесь вам, покойнички, не двор монастыря!

Но, пляску смерти вдруг прервав, на край

                                          подмостка

Скелет невиданной длины и худобы

Влетает, словно конь, уздой пеньковой жёстко

Под небо алое взметенный на дыбы;

Вот раздается крик – смешон и неизящен,

Мертвец фалангами по голеням стучит, —

Но вновь, как скоморох в шатер, он в круг затащен

К бряцанью костяков – и пляска дальше мчит.

С морильной свешены жердины,

Танцуют, корчась и дразня,

Антихристовы паладины

И Саладинова родня.

Перевод Е. Витковского

Возмездие Тартюфу

Рукой в перчатке он поглаживал свою

Сутану, и форсил, не оставляя втуне

Сердечный жар, и был сусален, как в раю,

И верой исходил, вовсю пуская слюни.

И вот настал тот день, когда один Злодей

(Его словцо!), пока гундосил он осанну,