Илья Кочергин - Помощник китайца

• Название: Помощник китайца
• Автор: Илья Кочергин
• Жанр: Великолепные истории

«Помощник китайца» — первая книга молодого талантливого русского писателя Ильи Кочергина. Публикация этой повести в журнале «Знамя» вызвала оживление и литературной критике. «Помощник китайца» уже получил несколько именитых литературных премий и номинирован на новые.

---

В пятнадцать лет я помог отнести совсем больную прабабку в машину «скорой помощи», старуха не хотела уезжать и вцепилась мне в плечо с такой силой, что там остались синяки. Она любила всегда повторять: «Ох-хо-хо, Серёженька, когда ж помру-то?». Но в тот момент, когда я сажал её в машину, она очень сильно боялась смерти. Ей сделали операцию, и она вскоре умерла.

Портрет ещё долго оставался на стене, но я перестал обращать на него внимание. Интереса к семейной и отечественной истории я не испытывал, хотя наш школьный историк делал робкие попытки привить его старшеклассникам.

— Ну что, все прочитали параграф, который я задал? — спрашивал он в конце занятия, выходя из задумчивости. — Всё ясно? Так вот, на самом деле это происходило совсем не так, как там написано.

— А как? — кричали почти все, кроме самых пофигистов.

— По-другому. А как именно, я не буду вам говорить. Я не сумасшедший.

Он, наверное, хотел раздразнить нас, заинтересовать. Но это не производило особого впечатления. Когда на твоих глазах переписывается история, когда не все успели сменить устаревшие учебники, когда скоро грядут выпускные экзамены, то бесполезно, да и некогда докапываться до истины. А чуть позже исчезла и сама необходимость докапываться. Бери — не хочу.

В возрасте, наверное, лет четырёх я твёрдо знал от взрослых, что если подобрать с пола упавшую конфету и съесть её, то в животе после этого заводятся червяки, и ребёнок умирает. Микробы не грозили отцу или матери, они были смертельны только для таких маленьких, как я, детей. Я не запомнил точно, кто мне дал такое знание, — может быть, старший брат, — я одинаково верил всем взрослым. Но в одно прекрасное утро я остался на кухне один, и конфета «Взлётная», которую мне вручили после еды, выскользнула из обёртки и упала на пол. Я залез под стол и глядел на неё, как она лежала на зелёном линолеуме, украшенном полосками солнца. В шкафу, в бумажном пакетике, я знал, хранились ещё несколько точно таких же леденцов, их можно было достать, встав на табуретку. Их не хотелось.

Я протянул руку, взял леденец и, даже не попытавшись счистить с него налипших микробов, положил в рот. Никто об этом не узнал — ни отец, ни мать, ни Бабаня, ни брат. Несколько следующих дней я ждал развязки, вслушиваясь в себя, испытывая сладкий ужас приближающейся катастрофы, и мне снились необыкновенно яркие сны. А потом я понял, что выиграл конфетку у смерти и у червяков, которые могут завестись в животе. Недели через две, если бы я умел формулировать свои мысли, то, наверное, сказал бы, что любое знание относительно.

В дальнейшем, я думаю, именно воспоминания об этом случае отрицательно повлияли на мою успеваемость в школе. Я так ленился тратить драгоценное время на обретение относительных знаний, что был двоечником. Читал приключенческие романы вместо учёбы.

Лет в пять или шесть, накануне очередной годовщины Великого Октября, насмотревшись фильмов по телевизору, я выдернул из тетради несколько листочков и красным карандашом написал на них те самые лозунги, которые несли когда-то революционные толпы на своих транспарантах: Долой царя! Вся власть Советам! Я хотел, чтобы мы с отцом пошли на улицу и расклеили мои воззвания на столбах, украшая город к празднику.

Отец отказался, и его ответ на моё «Почему?» был довольно тёмен.

Многие темы были слишком трудными для понимания, и мой революционный предок парил слишком высоко.

В общем, вышло так, что я очень мало интересовался человеком, изображённым на портрете. Знания, которые я мог бы получить о нём, были слишком уж относительны, и мне больше нравились истории моей прабабушки, где сюжет всегда был закручен довольно просто, но лихо, добро, в конце концов, торжествовало, и победитель получал сто рублей и медаль. Позже меня стали увлекать приключенческие романы и рассказы отца о драках во времена его буйной молодости, о том, как он кадрил девочек, о его таёжных путешествиях и охотах.

С десяти лет отец стал брать меня в походы по европейскому Северу, в восемнадцать я уже стал ездить один. Вскоре исполнилась моя мечта — я очутился в Сибири. Видел засыпанные древние каналы и городища в долинах Алтая, курганы, от которых уходили на восток вкопанные стоймя камни, по числу камней можно было узнать, сколько врагов пали от руки погребённого здесь витязя. По обочинам древних дорог мне встречались покосившиеся каменные бабы.

Мне казалось, что эти древние дороги должны уводить в Монголию, а может быть, и куда-нибудь в более интересные места. Посещение этих мест пришлось отложить на неопределённый срок в связи с моим новым семейным положением и рождением дочки, это меня огорчало. Единственной возможностью теперь были путешествия не по собственной прихоти, а по служебным обязанностям. Да, что сможет мне сказать Алёнка, если я пройдусь по этим дорогам как специалист, вынужденный уезжать от семьи не ради романтики, а ради научной или какой-нибудь другой карьеры? Ничего не сможет сказать. Может быть, мне даже придётся внедриться в культуру изучаемого народа, чтобы увидеть её, так сказать, изнутри?

Я сбежал из отцовского технического института и подал документы в университет, чтобы изучать восточные языки.

— На монгольский в этом году у нас нет набора. В следующем, наверное, тоже не будет, — сказали мне в приёмной комиссии. — Хотите на китайский?

Манзы со своими хлопушками и кумирнями в «Дерсу Узале», тигры с иероглифом Ван на лбу, хунхузы, драгоценные панты и кабарожья струя, пленённый китайцами Далай-лама в Урге, Тибет. Даосские монастыри, буддийские монастыри, драконы, летящие среди облаков. И главное — нет набора на монгольский язык.

— Давайте на китайский.

Древние мудрецы, даосские монастыри — в конце концов тоже неплохо. Пусть будет китайский язык. Учитель скажет: «Что такое Будда?», а я отвечу: «Три фунта льна».

Откровений о Дао — пути не было, по крайней мере, в первый год учёбы, Дао Дэ Дзин был отодвинут куда-то в далёкое будущее, а пока что шла обычная зубриловка. Радовало одно — что иероглиф, обозначающий воду, обозначал её уже четыре тысячи лет, то же было и с иероглифом огонь и с иероглифом человек. Знания, которые я получал, были не такими уж относительными, можно было надеяться, что я не зря трачу время.

НОРМА ШУБЕРТ

Норма, как и Чарльз Пул, говорила, что в России очень хорошее пиво. Это немка-то! Ну что же, лишний повод для гордости и лишний повод купить бутылочку. Норма говорила, что у нас хорошее пиво и хороший коньяк. Не знаю, можно ли ей верить, поскольку её мнение было не беспристрастно.

Неплохо было бы спросить её сейчас, она ведь уже несколько лет не появляется и не звонит, — Россия потихоньку выходит из моды и дорожает. А раньше каждый год Норма с небольшими подарками появлялась у нас дома в сопровождении моего брата, наносила визит вежливости, а потом начинала планомерный обход музеев, памятников архитектуры, библиотек. Хотя зря я так, насчёт того, что выходит из моды, — вряд ли это что-то будет значить для Нормы Шуберт.

Когда мы ехали в поезде, я спросил её:

— Норма, а почему вы стали учить русский?

— Когда я училась в школе, к нам пришёл преподаватель истории. На войне он был SS. И он говорил, он всё время кричал: «Русские сволочь, свинья». На восточном фронте пуля ранила его по голове, и он стал нервный. Он всё время так кричал. И тогда я подходила и спрашивала его: «Почему вы говорите, что русские плохие, ведь мы воевали на территории СССР?». Это было ужасно, потому что он так кричал! Я ничего не понимаю и начала читать о России. Так я нашла интерес и очень довольна.

Норма назвала своего сына Ванюша. Не Иван, а Ванюша. Она освоила старославянский, русский, польский, она умела читать глаголицу. Она любила русскую классику и изучала нашу историю. В сорок пять лет она по вечерам посещала университет в своём родном городе для того, чтобы больше знать о России. Она работала чертёжником и, кроме того, имела свой интерес. Я ездил с ней на Алтай.

Мой брат уже эмигрировал к тому времени, и она приходила к нам одна, как всегда с небольшими сувенирами. В тот раз разговор зашёл о моих путешествиях.

— О, я очень хочу посетить Сибирь ещё раз. Я была на Байкал, но это был очень короткий срок. Это возможно, чтобы ты показал мне это место? Этот Алтай. Безусловно, я оплачиваю все затраты, потому что Россия — это мой интерес.

Алтай тоже был моим интересом. Алтай с его Чуйским трактом, уходящим в Монголию, был моим интересом с самого детства, он представлялся мне тем путём, в конце которого может находиться маленькая джеклондоновская Лунная долина, или Лунное плоскогорье, или озеро. Алтай, который всегда был самой дальней провинцией различных империй. Там жили мои друзья.

И главное — она оплачивала поездку. В обозримом будущем я не видел другой возможности на халяву попутешествовать, поэтому ухватился за это предложение. Оставалось только уговорить Алёнку, чтобы она меня отпустила.