Александр Меньшиков - В краю молчаливого эха

• Название: В краю молчаливого эха
• Автор: Александр Меньшиков
• Жанр: Фэнтези

Только во тьме виден свет. (цикл «Аллоды», книга 4)

---

— Мы тогда расположились у болота. Хорошо там укрепились. Выбить оттуда нас не могли. Н-да… Тех двоих звали Охрим Будила и Демид Большой… Хотя это не важно, в общем… Они были хорошие ребята. Оба очень смелые, бесшабашные. Не раз в бою показывали свою сноровку… умение… Труса не праздновали… Я их давненько знаю… знал…

Окатий поглядел на ладонь правой руки. Поглядел так, будто в ней что-то было. Его голос стал тусклым, блеклым, но он продолжал говорить:

— А тут… Мне было трудно читать приговор… Они, понимаешь ли, достали где-то самогон…

— И что? — не понял Первосвет.

— Будучи в дозоре, прозевали пластунов… были пьяные… ничего не увидели… А те вырезали четверых ратников… Спрашиваю у отряда, мол, кто исполнит… Гм!..

Окатий засопел. Вытер накатившие капли пота и кинул на сына осторожный взгляд. Украдкой, будто затравленный хищник.

— Кто? Все молчат… все… Снова спрашиваю и снова тишина… Я вытянул меч и сам… Вот так, сынок! Гм!.. Так надо… все понимали, но никто не хотел… Вот так…

Он вообще-то хотел рассказать совсем иную историю, но в который раз вспоминая её, густо краснел. Его глаза трусливо бегали с предмета на предмет. Разум застилал белый туман… а в ушах всплывал тот хриплый надрывный девичий крик… и хохот здоровых молодых мужиков…

Хоть это было очень давно… очень… задолго до событий, рассказанных только что… Но всё равно понимание того, что сотворил и он, и его товарищи, вставало костью в горле… рвало душу на части…

Но главное — наказания ведь так и не было! Не было!..

Девчушку крепко прижали к земле. Кто-то попытался запихнуть тряпку ей в рот, обещая выбить зубы, если его укусят… Потом все дружно заржали… Да, именно заржали… На лицах довольные ухмылки…

Первым приступил Гаврила Кривич… Кончил он быстро… Ребята по сему поводу отпустили несколько сальных шуточек… Потом примостился здоровяк Охрим Будила…

Девчушка, совсем еще молоденькая, извивалась, пыталась вырваться. Но куда! Её скрутили и держали крепко, а Демид ещё и огрел по макушке, чтоб не рыпалась.

— Хадаганская шлюха! — злобно просипел он, облизывая губы. Глаза Демида засветились нездоровым блеском. От нетерпения он приплясывал на месте.

— Во, навалился! — хлопнул кто-то по толстому заду Будилы. — Девку раздавишь, нам ничего не останется…

Воздух сотряс дружный хохот.

— Да пошли вы! — отмахнулся вспотевший и раскрасневшийся ратник…

Третьим пошёл Окатий… Он старался не глядеть в глаза хадаганки. А те сверлили, словно раскалённые пруты…

— Красивая, стерва! — пробормотал Гаврила. — Я, пожалуй, как все закончат, ещё разок… Ты чего, Окатий, застыл? Шевелись, давай!..

— Батя, ты чего застыл? — откуда-то из тумана донёсся голос Первосвета.

— А? — Окатий поднял свой отяжелевший взгляд и сухо пробормотал: — В жизни всё трудно… это ведь не исправишь…

Что «это», он не объяснял. А снова поглядел на свою правую ладонь.

…После того, как Гаврила вновь отпрыгал на девчонке, Окатию выпал жребий её кончать. Сделал он это быстро и без раздумий… Поднял руку и одним ловким ударом зарубил… Клинок застрял в ключице…

— Вот она — хозяйка чьих-то судеб… и жизней… — кивнул батя на ладонь. — Сколько забрала… тьма тьмущая… А ты говоришь, какие «грехи»… Это вон в былинах да бабьих сказках удалые молодцы. А как встречаешь их, так все отмечены знаком тьмы… Все.

Окатий грустно хмыкнул. Он чему-то улыбнулся и негромко проговорил:

— Наш род всю свою жизнь держался принципа: «Не знаешь как поступить, действуй по-канийски»…

Первосвет тут же кивнул. Он хорошо помнил эти слова, которые ему вталдычивали с самого детства. Мол, покажи на деле, что ты настоящий каниец. Поступай правильно.

И Первосвет вовсю старался так и поступать, равняясь то на деда, то на отца. И боялся он вовсе не врага, а страха перед трусостью за то, что вдруг убежит с поля боя… А ещё страха за то, что какой-нибудь поступок его окажется «поганским», неканийским.

— Но… Гм! — Окатий судорожно сглотнул и на несколько мгновений замолчал, проглатывая вставший в горле ком.

Все его рассказы в его же собственных глазах выглядели эдаким прикрытием собственного страха, в котором он никак не мог и не хотел признаваться.

Окатия хватал ступор, едва он только начинал думать о том, что его сын мог… мог…

В голове было затмение, туман… Из глубин памяти вставали какие-то картины… Вот Первосвет пытается взлезть на старого Лешего — коня, что был привязан за сараем. Тот брыкнулся, и мальчишка покатился по земле… Сидит, плачет… Разбил коленку… Вот он заметил отца, вытер слёзы, опустил рваную штанину, чтобы не было видно…

А вот Первосвет пошёл на рыбалку… В то утро он поймал здоровенного сазана… Радости у мальчишки столько, будто он нашёл сундук золота… Хотя, батя радовался ещё больше…

А вот в поветской школе… пытается учиться… Писать не выходит, и старый сгорбленный учитель сердито отвешивает затрещину… Но Первосвет упрямый, всё одно мучается да пишет… И снова не выходит… Да и потом особого толка не вышло…

Все эти картины ярки, живы… красочны… Как будто всё происходит сейчас… Только руку протяни… только дотронься…

— Тебе, сынок, никто в этом мире не станет помогать. Уж поверь старому умудренному отцу… Испытания, о которых я только что рассказывал, не так легко пройти. Ведь это не значит, что ты должен идти на таран, как разъярённый бык. Но не должен и прятаться, проползая хитрым змеем, меж камней, и думая обмануть богов… Тебе придётся всего добиться самому. Научиться побеждать свои страхи. И у каждого этот путь свой. Он полон подлости и верности, любви и предательств, отчаяния и… надежды…

— И ты нашёл его?

— Я так думал… В тот день в церкви мне вспомнились все мои «шаги». Мне ясно виделись все варианты, которыми я не воспользовался. И стало понятно, что у богов своя оценка моих испытаний. Что ни все я прошёл с честью и достоинством… Раньше казалось, что увидев мой настрой, моё терпение и силу духа, боги действительно дадут «награду». Понятно, что у каждого она разная. И понятно, что и после этого не стоит ждать простой жизни. Придут и иные испытания. Но большей частью они не будут столь тяжелы, а позволят поддерживать в себе накопленные знания и умения. А тут… тут…

Первосвет поёжился. От рассказа отца ему стало неуютно. Волей-неволей он примерял его на себя, и тут же ужаснулся.

— Последнее испытание, — упавшим голосом продолжил Окатий, — нельзя было разрешить ни мечом, ни словом, ни делом. Лишь смирением… и только смирением… Это было тяжело. Очень тяжело. Я сказал себе, мол, уже ничего не изменить. Даже если я разрушу этот мир, его остатки, то ничего не поменяется. Мать надеялась, что твоя Искра вновь вернётся из чистилища. Ведь так учит нас Церковь, мол, что мы вновь обретём свои тела и окажемся в Сарнауте. Но я смирился…

Отец повернулся к Первосвету и внимательно поглядел тому в глаза:

— Знаешь, почему люди не возвращаются в сей мир?

— Почему?

— Потому что они боятся это сделать. Зачем мне вновь идти туда, где будет смерть, боль и страдания? В чём смысл? Не лучше ли остаться в забытьи? В чистилище? Никаких чувств, эмоций… никакого страха… Ничего! Лишь невзрачное существование Искры.

— Ты действительно так думаешь? — Первосвет даже испугался таких страшных слов своего отца. — Это же… это же и есть трусость!

— Вот-вот! И я это понял. И отпустил тебя…

— Отпустил? Как это?

— Чего хотят боги? Чтобы мы сами решали свою судьбу. А не просили у них, как капризные дети. Дай… дай… ну дай… Вот поэтому я тебя и отпустил. Решил, что бы ты сам выбрал свою дальнейшую дорогу: то ли оставаться в чистилище, то ли воскреснуть в Сарнауте.

— Но я же не умер!

— Да, но мне это было не известно. Понимаешь? — глаза Окатия заблестели странными огоньками. — И вот пришло письмо из Новограда. Твоё письмо. Я просто не поверил своим глазам. И одновременно понял, насколько жестоки бывают боги. Какие испытания они шлют нам…

— И что ты решил?

— Мать требовала, чтобы я поехал и забрал тебя домой. Но нельзя было этого делать! Надо было быть последовательным: раз я отпустил тебя, как бы разрешил идти своим путём, то так и должно продолжаться дальше. Должно! Нельзя всю жизнь прятаться за мамкиной юбкой. Нельзя звать батьку, когда тебя лупят ровесники.

— Ты меня гонишь? — не понял Первосвет.

— Глупый ты ещё мальчишка! — грустно улыбнулся отец. — Наши с матерью сердца всегда будут с тобой…

Вспоминая этот непонятно отчего начавшийся разговор, Первосвет вдруг снова спросил сам себя: «Так для чего мы все тут живём? Только ради каких-то «испытаний»? Это же глупо…»

Но вслух критиковать отца он не решился и тогда, и сейчас, даже оставаясь наедине с самим собой. Понятно, что у каждого из людей, эльфов, орков и прочих разумных существ Сарнаута, своя логика, свои цели и свои методы. Понятно, что большинство занимается тем, что просто подгоняет весь мир под эти шаблоны. Так и удобнее, и понятнее…