Куруматани Тёкицу - Неудавшееся Двойное Самоубийство у Водопадов Акамэ

• Название: Неудавшееся Двойное Самоубийство у Водопадов Акамэ
• Автор: Куруматани Тёкицу
• Издательство: Издательство «Гиперион»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-89332-212-5

Чтобы написать эту книгу, автор провёл восемь лет среди людей, живущих за гранью бедности. Людей, среди которых не работают категории современного общества. Среди люмпенов, у которых нет ни дома, ни веры, ни прошлого, ни будущего. Которые живут, любят и умирают как звери — яростно и просто.

Она полна боли, полна отчаянной силы. Читать её тяжело, и всё равно читаешь на одном дыхании. И, прочитав, знаешь, что ты уже не такой, каким был тогда, раньше, когда открыл её в первый раз. И что снова возьмёшь её с полки — чтобы взглянуть в лицо этой тьме с её вопросами, ответов на которые, быть может, просто нет.

16+ Для читателей старше 16 лет. Текст содержит табуированую лексику.

---

— Ну?

— Отдал, как велели.

— Ты хоть поглядел, кому отдаёшь, а? Сайто это был или нет?

На мгновение у меня отнялся язык.

— Двое их там было, один с родинкой вот тут и ещё один.

— Так. Ну, и сказали чего?

— Нет, ничего особенного, — ответил я, хотя в действительности угрюмый сказал, тщательно осмотрев пистолет, что «пугач — тот самый». «Ну, погнали», — промолвил парень, и машина тронулась. Словно обмякли связывавшие меня путы, и я наконец смог набрать полную грудь воздуха.

Когда я вернулся в Дэясики, вечерняя заря уже начала гаснуть во мгле. По дороге я выпил пива в столовке для голытьбы. Решил было зайти доложиться к Маю, но передумал, почувствовав, что в этом было бы что-то унизительное. И поднялся к себе. В тёмной комнате — как всегда после улицы — на меня дохнуло отвратительным запахом требухи. Воздух был спёртый, и жара стояла невыносимая. Я включил свет. На разделочной доске возле раковины лежал обрывок бумаги. Азбукой, лишь изредка перемежавшейся иероглифами, было написано: «Я буду ждать вас завтра на платформе окружной станции Тэннодзи. В 12 дня, а если не выйдет, то в 7 вечера. Ая». Ледяная слюна выступила во рту, и я нервно сглотнул. Сразу сунул листок в карман брюк. Глаза словно сковало холодом. Завтра — восемнадцатое августа. Я достал из кармана записку и перечитал её несколько раз. Снова сунул её в карман. Я задыхался. Перед глазами одна за другой вставали сцены того вечера. Я затаил дыхание, прислушался. Но не услышал ни звука. Был ли Маю в своей комнате внизу?

И что он делал после того, как ушёл от меня? Тот, другой, как видно, отправился следить за мной. Я же после их ухода убрал требуху и примерно через тридцать минут вышел из дома. Ая пришла сюда позже. Тётушка Сэйко вчера велела мне дать ей знать, если я увижу её. Это значило, что Ая уже несколько дней дома не показывалась. Был ли Маю у себя, когда она пришла? Если между ними что-то произошло, Ая, приходя вот так ко мне, сильно рисковала. Быть может, мне следует оповестить о записке тётушку? Нет, исключено. Тогда всему конец.

Я спустился по лестнице на первый этаж. Долго прислушивался, попытался понять, есть ли кто в дальней комнате. Но ничего не услышал. Я вышел на улицу. С улицы окон татуировщика видно не было. В другой комнате — той, где жили Ая и Симпэй — было темно.

Вернувшись в свою комнату, я достал записку и сжёг её над пепельницей. Когда она догорела, погасил свет. Жара душила, упрямо липла к телу склизкой плёнкой. Крупинка тлеющего огня некоторое время подрагивала в пепельнице. Вскоре исчезла и она. В голове то и дело всплывали сцены того вечера. Судя по тому, как переполошились все со вчерашнего дня, когда ко мне пришла тётушка Сэйко, совсем рядом произошло что-то очень серьёзное. Дома ли Маю? И что ждёт меня завтра на станции Тэннодзи? Неистовый водоворот наверняка закрутит, затянет меня на самое дно. И целым мне оттуда не выбраться. Я сжал зубы. Страх холодом пробирал до костей. Если отступать, то сейчас — другого шанса уже не будет. Но отступить я тоже не мог. Завтра я отнесу тётушке Сэйко последние шампуры с мясом и останусь без крова.

Я снова включил свет, вытащил из холодильника оставшуюся требуху и сел за работу.

22

На следующее утро я ещё спал, как вдруг меня разбудил мужской голос.

— Ая! Ая! Это я! Открой, Ая, ну открой же!

Кто-то в исступлении барабанил в дверь напротив. Голос был напряжён до предела, словно слова фонтаном крови били из горла. Я притаился, затаив дыхание. Очень скоро пришедший поспешно удалился, грохоча ботинками по ступенькам. Но его напряжение, казалось, передалось мне целиком и полностью. Я узнал его голос. Это был тот самый парень, который однажды представился мне её братом и попросил, чтобы я передал ей, что он приходил.

Я совершенно потерял голову. Всё оставшееся мясо я разделал вчера вечером. Собирался с утра, проснувшись, отнести его в «Игая» и оттуда прямиком направиться в Тэннодзи. Таким образом я успел бы прибыть в назначенное мне место ещё до полудня. Но после этих раздавшихся за дверью криков идти к тётушке Сэйко было страшно. Я быстро оделся, сложил в котомку смену белья и ещё несколько мелочей — только самые необходимые. Пальто и всю остальную зимнюю одежду я решил бросить.

Напоследок я открыл холодильник. На полке ровными рядами лежали шампуры с уже насаженным мясом. Рано или поздно тётушка найдёт их. Я вынул завёрнутые в газеты трусики и положил их в сумку. Закрыл было дверцу холодильника. Но понял, что не прощу себе, если уйду не простившись. Я снова открыл дверцу, наклонился так, что исходящий из нутра холод коснулся моих губ, и хрипло проговорил: «Простите меня, тётушка. И спасибо вам за всё». Потом быстро закрыл дверцу — так, чтобы слова остались внутри. И выбежал из дома.

Когда я прибыл на станцию Дэясики, было двенадцать минут десятого. Когда-то я смотрел на эти самые часы, чуть не умирая от нетерпения. Но вспомнить точно, когда это было, не мог. Да и какая к чёрту разница? Кто-то наверняка смотрит на меня и сейчас. Мне нужно бежать, исчезнуть отсюда. Немедленно.

Я подошёл к будке возле турникетов и спросил у служащего:

— Когда следующий поезд?

— В какую сторону? — лениво переспросил тот. Я не успел ответить, как вдруг послышался звон колокола у шлагбаума — подъезжал поезд, ехавший в сторону Кобэ. Я решил сесть на него. Ехал он не в сторону Осака, а в противоположную. Но я смогу добраться на нём до Нисиномия, там пересесть на экспресс и оттуда доехать до Осака без остановок. Я сел в поезд и почувствовал, что смертельно устал. Поезд был битком набит болельщиками, ехавшими на стадион Косиэн, поглядеть на чемпионат школьников старших классов по бейсболу. Отчаянные крики её брата всё ещё звучали у меня в ушах.

С каждой станцией я оказывался дальше и дальше от Ама. В то же время я уезжал и от Осака, где меня ждала Ая. Постепенно сердце стало биться ровнее. Наконец я смог разглядеть мелькавший за окном пейзаж. На велосипеде ехала женщина, а за ней, плача и крича что-то, бежала маленькая девочка. Девочка остановилась. И пропала из виду.

Поезд остановился на станции Косиэн. Со стадиона доносился рёв толпы. Люди стали выходить, один за другим, и вагон мгновенно опустел. Двери закрылись, и поезд тронулся. Почему я сбежал? Ведь я мог отнести требуху тётушке Сэйко, произнести, как ни в чём не бывало, прощальную тираду, затем вернуться к себе, собрать вещи… Всё это я сумел нарисовать себе вполне отчётливо. Но как ни пытался, представить себе сколько-нибудь отчётливо свой следующий шаг так и не смог.

Разумеется, мне вовсе не обязательно ехать в Тэннодзи. Вместо этого я могу заявиться, например, к приятелю в Киото, попросить его приютить меня и преспокойно убивать время там. Но поступить так я не мог. Ведь в тот вечер Ая пришла ко мне. Пришла молча. И, убивая время, я потеряю ещё одну крупицу жизни. Потеряю уже в который раз… Как потерял только что, так и не попрощавшись с тётушкой Сэйко.

Поезд остановился на станции Нисиномия. Но я не встал. Я просто не мог встать. На экспресс в сторону Осака можно пересесть и на конечной станции, Кобэ-Мотомати. Поезд тронулся. Он шёл медленно, со всеми остановками. Ехать в Тэннодзи было страшно. И с каждой минутой я оказывался оттуда всё дальше.

Поезд остановился на станции Асия. Я сошёл на платформу — даже не знаю, почему. Вместе со мной сошло всего несколько человек. Все они, ни на секунду не задумываясь, направились к выходу. Я же остановился, не сделав по платформе и шага, и взглянул на часы. Не было и десяти. До Тэннодзи ехать меньше часа. На противоположную платформу я подниматься не стал, а прошёл через турникет и вышел на улицу. Я оказался здесь впервые.

Станция была расположена прямо над рекой. По обеим её сторонам тянулись престижные жилые кварталы, тихие. Я пошёл по берегу, разглядывая стоявшие вокруг дома, и вдруг почему-то вспомнил тот сон, тот кошмар, который то и дело снился мне в Токио — как я бегу по горящей земле. Мимо прошла домохозяйка, аккуратно одетая, вся прилизанная. Она вела на поводке белую пушистую собачку. И вдруг я с омерзением подумал, что ничего хуже жизни, какой живёт здешний люд, нет. Почувствовал отвращение, почти животное. И впервые начал понимать, что значил тот мой кошмар.

Я панически боялся того, что остепенюсь, ослепну в блаженстве «жизни среднего класса»… Но ведь именно об этой жизни и мечтали все мои сослуживцы. Что они нашли в ней, в этой жалкой подделке под Европу? В цветке цикламена на фортепьяно и пушистой собачке на коврике… В гольфе и в теннисе… Европейской еде, европейской музыке… В собственной машине… Во всей этой мерзости…

Жизнь среднего класса была мне ненавистна. В то время, когда я ещё служил в Токио, ненависть таилась в подсознании. С тех пор шесть лет я плыл по воле волн, которые, бросая меня из стороны в сторону, смывали с меня всё лишнее, одновременно тщательно отмывая эту ненависть, пока она не засияла, как золото в лотке старателя. В то же время стало ясно ещё одно — что когда-то я тоже мечтал об этой жизни, о гнусной жизни среднего класса, которая сейчас бесстыдно вылупилась на меня с обоих берегов реки Асия. Мечтой об этой жизни была моя любовь к Масако. Я любил эту девушку, любил всем сердцем, и точно так же всем сердцем ненавидел свою любовь. В этом и состоит мой первородный грех. Вечный источник моих мучений.