Понсон Террайль - Тайны Парижа

• Название: Тайны Парижа
• Автор: Понсон Террайль
• Жанр: Исторические приключения

Авантюрно-приключенческий роман французского писателя Понсона дю Террайля о похождениях членов тайного общества.

…Париж начала XIX века. Некий загадочный полковник Леон создает тайное общество «Друзья шпаги», члены которого, связанные между собой клятвой, становятся орудием кровавой мести…

---

– Однако, – заметила Нини Помпадур, неглупая и пикантная, небольшого роста брюнетка. – Если у Фульмен есть долги…

– Ба! – ответила Фульмен. – Если я выйду замуж за лорда Г., то уж никак не из-за того, что у меня нет средств, а единственно от скуки. У меня тридцать тысяч ливров годового дохода!

– Тридцать тысяч ливров дохода! – воскликнул Мориц. – Да если бы меня звали Фульмен и у меня было такое состояние, то вместо того, чтобы вступить в брак, я весь отдался бы удовольствиям и безумной любви, бредил бы о безднах хаоса и о страсти будущего поклонника, влюбленного в королеву или обожаемого актрисой: два рода любви, которые неизлечимы.

– Дорогой Мориц, – прервала его Фульмен, – твоя короткая речь прекрасна и как нельзя лучше подойдет ко второй странице твоего журнала. Подумав хорошенько, в ней можно, быть может, найти смысл.

– Смейся, смейся! – спокойно заметил Мориц. – Через год леди Г. поймет то, что я сказал сегодня вечером Фульмен.

– Фульмен понимает это, мой милый. Но теперь я прошу у вас уже не совета, но времени подумать, то есть сегодняшнюю ночь. На рассвете я приду к решению.

– Фульмен, – спросил Мориц, – хочешь держать пари?

– Какое?

– Если я скажу тебе одно слово или, отведя тебя в сторону, сообщу тебе кое-что, то ты сейчас же откажешься от мысли выйти за лорда Г.

– Ей-богу! – смеясь, воскликнула Фульмен. – Мне очень хочется узнать твою тайну.

– В таком случае пойдем.

Мориц Стефан встал. Фульмен последовала его примеру.

– Милостивые государыни и государи, – сказала она, – я вернусь через две минуты.

Она провела литератора из столовой в будуар и заперлась с ним там. Мориц сел рядом с нею.

– Милая моя, я знаю тебя, ты воплощаешь в образе женщины всем столь известный образ Дон Кихота.

– Правда, – согласилась Фульмен.

– Препятствия раздражают тебя, увлекают и притягивают. Из всего, что я только что сказал тебе, ты слышала и приняла к сведению только одно, а именно, что твое независимое положение дает тебе право мечтать о романтической, полной приключений любви, которая будет раздражать твои нервы, возбуждать воображение и подстрекать твою гордость.

– Ты говоришь, как книга, мой милый, – сказала Фульмен, – к несчастью…

– Ну, теперь послушаем твое возражение!..

– К несчастью, – докончила Фульмен, – любви, о которой ты говоришь, не существует.

– Ты думаешь?

– В течение десяти лет я ни разу не встречала такого человека, который, увидев меня, не упал бы тотчас же на колени предо мною. Однако…

Она остановилась и, по-видимому, колебалась.

– Однако, – продолжал Мориц Стефан, – ты бы хотела встретить такого, не правда ли? Одного из тех людей, которые проходят в толпе с опущенными глазами, задумчивым челом, замкнутым сердцем, поглощенные высшими стремлениями, овладевшими всею их душой, всем их существом… одного из тех людей, у которых улыбка, отражающая сияние их души, не исчезла бы с губ даже тогда, если бы обрушилось над ними небо…

– Ты прав, – задумчиво проговорила Фульмен.

– Ты видишь теперь, моя тигрица с розовыми ноготками, – вскричал журналист, – что я разгадал тебя… О, женщина из мрамора и стали, – продолжал он, видя, что она о чем-то глубоко задумалась, – как я хотел бы видеть тебя влюбленной в одного из тех святых, всеми почитаемых, кроме таких женщин, как ты. Я хотел бы видеть, как глаза твои загораются от ревности, а твои коготки притупляются о каменное сердце, навсегда отданное другой, твой голос сирены и очаровательная улыбка разбиваются о страсть, которую ощущают к другой, подобно тому, как волна океана вечно и тщетно бьет в утес, который пытается сдвинуть с его гранитного пьедестала.

По мере того, как говорил Мориц, лицо Фульмен совершенно преобразилось. Фульмен была именно такой женщиной, о которой мог бы мечтать поэт. Когда глаза ее блестели, в них отражался небесный огонь; она была бледна, нервна и страшно красива; черные волосы ее были необычайно густы, губы алы, как июньские вишни, зубы ослепительно белы; когда она бывала чем-нибудь взволнована, едва заметная морщинка появлялась на ее широком лбу, а розовые ноздри раздувались, дыхание становилось чаще, а грудь подымалась, предвещая бурю.

– Ого! – пробормотал Мориц Стефан. – Мне кажется, что ты наконец-то поняла меня.

– Да, – сказала Фульмен, – я хотела бы встретить такого человека, который взглянул бы на меня равнодушно, даже с презрением, который поднял бы чело среди всех этих склоненных голов и с улыбкой пожал бы плечами в тот день, когда я пожелала бы быть любимой им… Но ты ошибаешься, мой бедный Мориц, мы с тобою поэты, но мы забываем, что все остальные люди угодливы, тщеславны и низки. Того, о ком ты говоришь, не существует.

– Ты ошибаешься, – ответил Мориц, – я знаю такого человека, о котором ты мечтаешь.

– Ты?

– Я! – спокойно подтвердил Мориц Стефан.

– И этот человек молод?

– Молод, красив, умен и… богат.

– О! Мне до последнего нет дела! И… он любит?

– Он таит в глубине сердца сильную, таинственную страсть, предмета которой не знает никто, хотя она и подтачивает его жизнь. Какая женщина – демон или ангел – была причиной того, что лоб его покрылся морщинами? Никому на свете это неизвестно. Но с полгода уже жизнь его сделалась загадкой, и эту загадку я желал бы, чтобы разгадала ты.

– Дорогой мой, – сказала Фульмен, – если бы ты познакомил меня с этим человеком, то я, клянусь тебе, постаралась во что бы то ни стало заставить его полюбить меня.

– Неужели, – возразил Мориц, – ты хочешь, чтобы леди Г. увлекла его?

– Я не буду леди Г…

– Черт возьми! Вот видишь, решение твое уже принято. О! Я знал тебя, моя тигрица, когда хотел навострить твои ноготки, пробудить твою уснувшую ревность, заставить закипеть твою остывшую было кровь. Ты дикая птичка, задремавшая в своем гнездышке и внезапно пробудившаяся при шелесте крыльев, раздавшемся в необъятном небесном пространстве.

– Но кто же этот человек? – прошептала Фульмен.

– Один из моих друзей.

– Где же он?

– У тебя.

– У меня! – воскликнула изумленная Фульмен.

– Да, – сказал, утвердительно кивнув головою, Мориц.

– Теперь?

– Да, теперь.

– Как странно, – пробормотала Фульмен, – у всех сидящих за моим столом веселые лица.

– Ты ошибаешься! Среди них находится человек с бледным, задумчивым лицом, погруженный в самого себя. Но надо быть наблюдательным, видишь ли, чтобы видеть и догадываться обо всем, а все наши друзья слишком легкомысленны.

– Ну, что же, – спросила Фульмен, – ты покажешь мне его, я полагаю?

– Да, но я укажу его тебе чуть заметным знаком.

– Почему?

– Потому что, моя дорогая, бесполезно делать все эти элегантные посредственности поверенными нашей тайны.

Мориц остановился, внимательно посмотрел па Фульмен.

– Знаешь ли, – сказал он ей, – какая самая ужасная, самая сильная страсть у артиста, у мечтателя, у поэта, у человека, подобного мне?

– Нет, – ответила Фульмен.

– Любопытство. Я поклялся узнать, какую тайну хранит это глубокое, как бездна, сердце, – и вот почему я хочу отдать его тебе на растерзание. Я предлагаю тебе вступить со мною в серьезную сделку.

– Я согласна.

– Идем же, – прибавил Мориц, – я покажу тебе врага. Мы вернемся к твоим гостям. За ужином я спрошу одного из них: «Что вы предпочитаете – херес или мадеру?» Этот человек и будет он!

Фульмен встала, оперлась на руку Морица Стефана и вернулась вместе с ним в столовую.

Гости пили и смеялись; появление хозяйки было встречено взрывом бурной веселости.

– Ну, что ж? – спросили они. – Убедило тебя красноречие Морица, Фульмен?

– Может быть…

И балерина улыбнулась, как бы говоря: «Этот секрет принадлежит только мне и ему».

– Бедная моя Фульмен, – сказал голландский банкир отеческим тоном, – не слушай поэтов: их медовые речи увлекут тебя на красивую и тенистую дорогу, полную цветов, которая ведет, однако, прямо к нищете. Выходи замуж за лорда Г.: у него пятьдесят тысяч фунтов стерлингов годового дохода.

– Против этого банкира ничего нельзя возразить, как против математической истины, – заметил Мориц Стефан.

Фульмен молчала, но через минуту она протянула свой стакан соседу и сказала:

– Я не знаю разговора глупее, как тот, который вертится на свадьбе. Я не знаю, добрые друзья мои, буду ли я называться леди Г., но пока я все еще Фульмен и не хочу, чтобы мой ужин походил на поминки.

– Я думаю, – сказала Мальвина, улыбаясь и выставляя свои белые зубки, – что этот ужин окончится мертвецким пьянством.

– Браво! – вскричал Стефан.

– А у меня, – сказала энженю, – болит сердце, и мне советуют рассеяться.

– Кто говорит здесь о болезни сердца? – вскричала Фульмен.

– Те, у кого его нет, – ответил журналист, – а у кого в самом деле болит сердце, тот не скажет об этом ни слова.