Живорад Славинский - Заря Айваза. Путь к осознанности

• Название: Заря Айваза. Путь к осознанности
• Автор: Живорад Славинский
• Издательство: Весь
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9573-1994-8

Эту историю не так-то просто прочесть, и уж куда сложнее поверить в нее. Путь к самореализации долог, можно идти по нему годами. Вы поверите мне только в самом конце.

Некоторые мистики говорили, что невыносимо сложно подняться до божественного уровня совершенства. Но теперь я знаю, что не менее трудным является погружение в глубину самого себя. Это две стороны одной медали — ни одна из них не может существовать без другой. Именно об этом я и хочу пого-ворить с вами, несмотря на сдерживающее меня беспокойство.

Я должен открыть вам тайну, которую наконец-то понял после стольких лет поисков: тот, кто ищет что-то ценное во-вне себя, в столь соблазнительном внешнем мире, пребывает в глубоком сне невежества. А тот, чьи поиски направлены внутрь себя, будет пробужден.

Живорад Славинский

В новой художественной книге известный сербский пси-холог и мистик Живорад Славинский рассказывает читате-лям о великом пути, который может открыть для себя чело-век, желающий постигнуть великую тайну бытия — пути са-мопознания. Автор убежден: в нашей жизни существует толь-ко одно великое путешествие: в себя, через себя и внутрь себя.

Для широкого круга читателей.

---

— Я не понимаю, почему все смеются?

— Не все, — заметил Акерман. — Не смеемся ни ты, ни я.

Я предчувствовал, что он скажет именно такое. Я залез глубоко ему под кожу.

— Хорошо, но большинство смеется. Чего тут смешного? — Вопрос Джонни был встречен взрывом хохота.

— Видишь, Джонни, это жизнь. Те, кто смеются, смеются потому, что они смеются. Те, кто не смеются, не смеются потому… что они не смеются.

Из-за быстрых судорог в теле я стоял неподвижно. Итак, это был самый величайший обман — человек продавал воду из реки. Перед моими глазами пролетали образы родителей и друзей. Я представлял себе, как пытаюсь объяснить людям, что этот человек зарабатывает деньги на простофилях из «Нью Эйдж», ищущих просветления. Поначалу он пару дней поливает людей грязью, а затем говорит им, что они останутся такими, какими всегда и были. Одна машина передавала другим машинам информацию о том, что они — машины. Я должен был сказать этому человеку, что он просто подставлял людей на большие деньги. Сконцентрировавшись на Акермане, я лишь краем сознания улавливал своего соседа, содрогающегося от смеха, который одной рукой толкал меня локтем, в то время как другой вытирал слезы, и рыдающую худощавую женщину, сжавшую кулаки на груди, словно от сердечного приступа.

— Хорошо, — сказал Акерман, — дайте микрофон следующему.

Следующим оказался худощавый краснолицый человек с седеющей головой. Он взял микрофон в левую руку, а правую, онемевшую и тощую, положил на грудь. Он пытался что-то сказать, но изо рта доносилась пустота.

— Давай, Питер, у нас нет на тебя трех дней.

— Ни у кого не было для меня времени, — произнес Питер, с усилием передвигая свою увечную руку. — Я полагал, что АСТ поможет мне легче переносить жизнь.

— Мы все усвоили, Питер, что любое убеждение — дерьмо. Тебе нужно переживание, а не убеждение.

— То переживание, что я получаю, печально. Я остался тем же инвалидом, что и был до семинара.

— Ты испытываешь это переживание?

— Да, лучшего во мне ничего нет. — В голосе Питера таилась слабая надежда на то, что Акерман предпримет что-нибудь, чтобы превратить его из инвалида в обычного человека.

— Хорошо, — сказал Акерман, — итак, ты ощущаешь себя инвалидом. Можешь оставить либо именно это ощущение, а можешь поменять его на какое-то другое. Решать только тебе. Сядь! Дайте ему микрофон. — Акерман показал пальцем на мужчину, стоящего слева от меня. Волосы мужчины были окрашены в темно-синий чернильный цвет. Пообщавшись с ним во время перерывов, я выяснил, что он был музыкантом. У него был мягкий женский голос, который придавал ему гомосексуальные черты, от чего он и страдал.

— Если мы на вашем семинаре не получили ровным счетом ничего, то не было смысла приходить на него, — сказал он извиняющимся тоном.

— Конечно, разве не об этом я говорил вам в начале? — Волна оглушительного смеха снова накрыла зал. — Но ты все же остался до конца и получил то, что получил. Я выполнил свое обещание. Садись!

Я разгневался на Акермана, но куда большую злость я испытывал к аудитории, к этому стаду легкоуправляемых баранов. Акерман взглянул на меня и более энергичным голосом произнес:

— Это будет моя золотая медаль. Дайте ему микрофон.

Я сжал микрофон в своей потной ладони и уставился на Акермана, не моргая глазами. Я ощущал то же напряжение, что и когда-то в молодости, перед тем как собирался ринуться в бой. Акерман наклонил голову, пытаясь прочитать мое имя на значке.

— Боги, да ты просто трус. Боишься принять очевидное. — В зале прокатилась еще одна волна смеха. Я хотел было сказать ему, что это не так, но меня его фраза так задела, что я решил не оправдываться. Акерман постоянно нападал, так что мне надо было отвечать ему с тем же напором.

— Ах ты, сука такая. Оставил голодать троих своих детей, а теперь хвастаешься тут перед наивными людьми. Оставил детей в нищете, и где твоя ответственность?

То ли вздох облегчения, то ли удивления, я не мог сказать однозначно, донесся из зала.

— Боги, да ты трус. От страха наделал в штанишки.

— Акерман, в полиции твою мать записали как проститутку, а тебя самого лечили от сифилиса. В кармане у меня лежит копия выписки из больницы.

На этот раз по залу ходили лишь удивление и отвращение. Акерман моргнул несколько раз. Он взял небольшую паузу, чтобы подыскать для меня достойный ответ. В некоторых книгах по АСТ я наткнулся на информацию о том, что он оставил свою первую жену и детей, чтобы те нашли свой собственный путь в жизни. Слова о том, что его мать была проституткой, а он сам лечился от сифилиса, были чушью, которая оказалась как нельзя кстати.

Я был удивлен, как быстро он скинул с себя эту роль, однако я знал, что все только начиналось. Я ожидал очередного удара ниже пояса и в то же время напоминал себе, что нельзя расслабляться ни на секунду. Я прибегал к грязным уловкам, которым меня в молодости научили улицы Белграда. Акерман медленно подошел к краю подиума. Настало гробовое молчание, был слышен лишь звук работающего кондиционера, который прежде был не так слышен.

— Боги, ты самый большой трус из тех, кого я встречал в своей жизни. Только трус с таким отвращением защищает себя от правды. Моя мать — благородная женщина, во второй мировой она получился орден Почета.

Потрясенный, он попался на мой крючок. Я не мог упустить этой возможности. Что есть мочи я проорал в микрофон:

— Да всем известно, Акерман, что твоя мать активно помогала союзникам, распространяя сифилис у немецких солдат на западном фронте!

По залу пронесся гогот. Участники начинали получать удовольствие от выступления, которое было похоже на хороший матч по боксу. Я почувствовал приток уверенности в своем теле, но по-прежнему сохранял осторожность.

— Боги, от страха за свою правду ты готов пойти на любые меры. От страха в тебе даже дерьмо застыло!

На этот раз раздался смех. Я пытался отыскать какие-нибудь грязные словечки, чтобы вернуть его на место, но так зациклился на его оскорблении, что моя память стала походить на чистую доску. Я ответил ему:

— Акерман, ты — машина! То, что твоя мать — проститутка, ничего не меняет. Слушайте все, — повернувшись и напрягая голосовые связки, обратился я к аудитории, — машина протестует, машина защищает себя. Машина прокручивает пленку, которая говорит ему, что его мать не трахалась с немцами за деньги. Подумаешь, Акерман, у нас тут двое пациентов с сифилисом, две машины, и обе просветлены. Одна кувыркалась с немцами за деньги, другая зарабатывает деньги здесь.

Я заметил, как на лицах ассистентов вырисовывалось недоверие, они собрались в проходах между рядов, стояли ко мне лицом и выжидали команды Акермана. Кто-то хихикал, кто-то смотрел своими широко открытыми глазами то на меня, то на Акермана. Он подошел к краю подиума и в нравоучительном тоне обратился к залу:

— На таких семинарах всегда встречается проблемный тип людей. Они приходят сюда не для того, чтобы стать лучше и показать другим свою лучшую человеческую натуру. Они приходят сюда для того, чтобы раскидать мины на все то, чего мы хотим достичь. Хорошо, Боги, передавай микрофон следующему.

В знак одобрения раздались небольшие аплодисменты. Ко мне подбежал ассистент и протянул руку, чтобы забрать микрофон.

— Ну уж нет, машина должна проиграть еще одну пленку и вежливо попросить меня вернуть ей микрофон. Моя пленка говорит мне, что я не отдам микрофон, пока меня вежливо об этом не попросят.

Акерман смог быстро восстановился после удара. Он улыбнулся и протянул руки в мою сторону:

— Боги, я любезно прошу тебя отдать микрофон этому джентльмену. Он бы хотел продолжить процесс.

Раздались аплодисменты от небольшой группы участников.

Я всучил микрофон в руку ассистента и направился к выходу, проходя между рядов. Я услышал радостный голос Акермана:

— Нил, что ты хочешь сказать нам?..

В коридоре, у входа в зал собралось уже более сотни людей. По окончании АСТ будущие участники смогут пройти внутрь и, как гости, понаблюдать и разделить эйфорию вместе с предыдущими. Кто-то с любопытством взглянул на меня.

— Что такое? — спросил худощавый молодой человек в очках и с рубцами на лице от ветряной оспы.

— Акерман ждет, пока вы дадите ему сто семьдесят пять фунтов для того, чтобы он сказал вам, что вы — просветленные.

Два дня подряд я питался в греческом трактире, заказывая двойной донер кебаб и колу. Я ел большими кусками, вкус мяса и капустного салата переплетались у меня во рту. Я был на взводе, меня не переставало трясти. Урод!.. По крайней мере, я высказал ему все, о чем думал. Если бы я так не поступил, то упрекал бы себя и, возможно, отыгрался на каком-нибудь невинном человеке, который и слыхом не слыхивал об Акермане и АСТ. Закончив с едой, я, удовлетворенный и расслабленный, уселся. В состоянии покоя ко мне пришла мысль о том, что АСТ, все же, хорошая система. Эти два дня помогли мне понять тот факт, что только я, и никто другой, ответствен за свою жизнь и переживания — и неважно, какое влияние оказывают на меня все остальные. Жаль, что на семинаре оскорбляли людей, его можно было провести и по-другому. В таком ключе он протекал быстрее и вызывал больше эйфории у участников, подводя их к более впечатляющему финалу.