Даниил Мордовцев - Русские исторические женщины

• Название: Русские исторические женщины
• Автор: Даниил Мордовцев
• Жанр: История
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00064-737-0

Предлагаем читателю ознакомиться с главным трудом русского писателя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905)◦– его грандиозной монографией «Исторические русские женщины». Д.Л.Мордовцев —◦мастер русской исторической прозы, в чьих произведениях удачно совмещались занимательность и достоверность. В этой книге мы впервые за последние 100 лет представляем в полном виде его семитомное сочинение «Русские исторические женщины». Перед вами предстанет галерея портретов замечательных русских женщин от времен «допетровской Руси» до конца XVIII века.

Глубокое знание истории и талант писателя воскрешают интереснейших персонажей отечественной истории: княгиню Ольгу, Елену Глинскую, жен Ивана Грозного, Ирину и Ксению Годуновых, Марину Мнишек, Ксению Романову, Анну Монс и ее сестру Матрену Балк, невест Петра II Марью Меншикову и Екатерину Долгорукую и тех, кого можно назвать прообразами жен декабристов, Наталью Долгорукую и Екатерину Головкину, и еще многих других замечательных женщин, включая и царственных особ – Елизавету Петровну и ее сестру, герцогиню Голштинскую, Анну Иоанновну и Анну Леопольдовну.

---

На бумаге же со слов ее было записано следующее:

– Брала я взятки со служителей Грузинцовых сто рублей.

– Купецкой человек Красносельцов дал четыреста рублей.

– Купчина Юринской, бывший с послом в Китае, подарил два косяка камки и китайской атлас.

– Купец иноземец Меер триста червонных.

– Капитан Альбрехт долгу своего на мне уступил сто двадцать рублей.

– Сын игуменьи, князь Василий Ржевской, закладные мои серьги в сто рублей отдал безденежно.

– Посол в Китае Лев Измайлов, по приезде, подарил три косяка камки да десять фунтов чаю.

– Петр Салтыков – старый недорогой возок.

– Астраханской губернатор Волынской – полпуда кофею.

– Великий канцлер граф Головкин – двадцать возов сена.

– Князь Юрий Гагарин – четыре серебряных фляши.

– Князь Федор Долгоруков – полпуда кофею.

– Князь Алексей Долгоруков дал старую коляску да шестерик недорогих лошадей.

– Светлейший князь Меншиков на именины подарил мне маленькой перстень алмазной, а после пятьдесят четвертей муки.

– Его высочество герцог голштинской – два флеровых платка, шитых золотом, и ленту.

– Купчиха Любс – парчу на кафтан, штофу шелкового на самар.

– Баронесса Строганова – балбереку тридцать аршин.

– Баронесса Шафирова, жена бывшего вице канцлера – штоф шелковой.

– Княгиня Черкасская – атлас китайской.

– Княгиня Долгорукова, жена посла Василия Лукича – опахало.

– Княгиня Анна Долгорукова – запасу разного.

– Княгиня Анна Ивановна Голицына – то же.

– Княгиня Меншикова – на именины ленту, шитую золотом.

– Царевна Прасковья Ивановна – четыреста или пятьсот рублей, того не помню, за убытки мои, что в Мекленбурге получила; от нее ж кусок полотна варандорфского и запасы съестные – запасы те за то, чтобы просила я у брата о домовом ее разделе с сестрами.

– Царевна Анна Ивановна, герцогиня курляндская, прислала старое свое платье.

– Царица Прасковья Федоровна подарила двести червонцев.

– Да ныне, в Москве, из многих господских домов присылали мне овса, сена и прочего всякого запасу домового, а сколько и когда – не помню.

В тот же день, 13 ноября, после полудня, отряд солдат с чиновником и барабанщиками проходил по улицам и площадям Петербурга, и когда сбегался народ на барабанный бой, ему объявляли, чтобы каждый из них, кто давал взятки камергеру Монсу и сестре его, генеральше Балк, или знает что об этом, немедленно доводил о том до сведения начальства, под страхом тяжкого наказания.

14 ноября – тот же барабанный бой по городу.

15 ноября состоялось постановление «вышняго суда»: «учинить ему, Виллиму Монсу, смертную казнь».

15 же ноября сам государь на докладе дела написал: «Матрену Балкшу – бить кнутом и сослать в Тобольск». Других прикосновенных к делу подвергнуть иным соответственным наказаниям, и в том числе первого пажа Екатерины, Григория Солового – высечь батогами и написать в солдаты.

15 же ноября на стенах домов в Петербурге прибита была следующая публикация:

«1724 года, ноября в 15 день, по указу его величества императора и самодержца всероссийского, объявляется во всенародное ведение: завтра, то есть 16 числа сего ноября, в 10 часу пред полуднем, будет на Троицкой площади экзекуция бывшему камергеру Виллиму Монсу, да сестре его Балкше, подьячему Егору Столетову, камер-лакею Ивану Балакиреву (знаменитому шуту Балакиреву!) – за их плутовство такое: что Монс, и сестра его, и Егор Столетов, будучи при дворе его величества, вступали в дела противные указам его величества не по своему чину, и укрывали винных плутов от обличения вин их, и брали за то великие взятки, и Балакирев в том Монсу и прочим служил».

16 ноября Монсу отрублена была голова.

Тут же, у трупа брата, Матрене Балк читано было: «Матрена Балк! понеже ты вступила в дела, которые делала чрез брата своего Виллима Монса при дворе его императорского величества, непристойные ему, и за то брала великие взятки, и за оные твои вины указал его императорское величество бить тебя кнутом и сослать в Тобольск на вечное житье».

Экзекуция кончилась.

Тут же, на особых столбах, прибиты были росписи взяткам: имена тех, кто брал, и тех – кто давал.

Все это дело Монса и его сестры – странное и таинственное дело.

Один из новейших историков России так говорит об этом деле:

«В ноябре 1724 года государь Петр I испытал в недрах собственного семейства глубокое огорчение; оно не могло остаться безнаказанным. Довереннейшими и приближеннейшими особами его супруги были: первый ее камергер Монс и его сестра, вдова генерала Балк. Монс приобрел такое значение и такую благосклонность у Екатерины, что всякий, кто только обращался к нему с подарками, мог быть уверенным в исходатайствовании ему милости у императрицы, Петр сведал, наконец, о взяточничестве Монса. Монс и его фамилия были арестованы, преданы суду, обвинены в лихоимстве. Впрочем, – заключает этот историк, – из донесения австрийского посла, графа Рабутина, очевидно, что это обвинение служило лишь предлогом к казни Монса и его слишком услужливой сестры: преступления их были гораздо гнуснее»…

Другие же, менее достоверные повествователи этого события, рассказывают дело с подробностями, не совсем вероятными, хотя и построенными на исторической основе, на фактах, которых отрицать нельзя.

Говорят, что Монса погубила собственная красота его и злоупотребление ей, а сестру его – неуместная услужливость.

Гельбиг повествует, что когда Монс заслужил особенное внимание Екатерины Алексеевны и стал им охотно пользоваться, то «чтобы удержать взаимную склонность в границах приличия, необходимо было дать этому любимцу какое-нибудь место при дворе, и, таким образом, вести интригу, не возбуждая ни в ком подозрения. Екатерина повела дело искусно: Монс произведен был в камер-юнкеры, а потом в камергеры ее двора. Петр ничего не подозревал; раз только царевна Елизавета, тогда еще болтливый и резвый ребенок, рассказала, что маменька очень смутилась, когда она приходом своим прервала беседу ее с Монсом. Отец не обратил внимания на детскую болтовню, и дело на ту пору обошлось без последствий. Несколько времени спустя, Петр получил донос более определенный; тогда он дал генеральше Балк щекотливое поручение подсматривать за братом. 8 ноября 1724 года, государю вздувалось съездить в Шлиссельбурга. По доносу П. И. Ягужинского, ревнивый Петр, несколько часов спустя, вернулся в город и никем не замеченный пробрался во дворец (ныне екатерининский институт), где и застал супругу беседующую с Монсом, тут же была его сестра, Балк».

После ужасной сцены – по словам того же Гельбига – Петр ужинал, по обыкновению, во дворце, а на другой день Монс был арестован; вслед за Монсом посадили в крепость Матрену Балк, секретаря императрицы и одного камер-лакея. Петр, в течение нескольких дней, сам снимал допросы с виновного. Деятельным пособником при розыске был Ушаков. Рассказывают, что при этом монарх пришел однажды в такой гнев, что хотел собственноручно покарать красавца-камергера, но Никита Иванович Репнин, случившийся при этом, удержал разгневанного властелина. Следствие и суд произведены были с необыкновенной скоростью. 10-го ноября обвиненного привезли в зимний дворец, где собрался верховный суд. Рассказывают, что здесь несчастного схватил паралич. 16-го ноября Монс был выведен из крепости, под прикрытием большого конвоя. Он простился с дворовыми людьми своими, которые проливали слезы, обнимая в последний раз своего господина. Близ сената, на петербургской стороне, на том самом месте, где несколько лет тому назад погиб на виселице князь Гагарин, прочитан был Монсу смертный приговор. Официальным предлогом к его осуждению было обвинение в лихоимстве. Камергер выслушал приговор с необыкновенной твердостью; снял с себя нагольный тулуп, шейный платок, положил голову на плаху, подарил сопровождавшему его пастору золотые часы с портретом государыни и просил у палача одной милости – отрубить голову скорее, с одного удара. Голова была отделена от туловища и воткнута на шест, а тело долго еще лежало на месте казни. В тот же день мимо рокового помоста проехал государь в санях со своей супругой и указал трепещущей Екатерине на голову некогда дорогого ей камергера.

Не смея заступиться за него во время следствия и суда, Екатерина, говорят, молила государя о пощаде Матрены Балк, сестры несчастного Монса. Разгневанный Петр ударом кулака разбил большое венецианское зеркало. «Видишь, – сказал он жене, – одного удара достаточно было, чтобы разбить эту драгоценность: одного слова будет довольно, чтобы обратить тебя в прах, из которого я тебя возвысил». Нежная супруга сия, – повествует Голиков, – с умилительным прискорбием взглянув на великого монарха, отвечала: «вы разбили прекрасное украшение своего дворца – неужели вы думаете, что дворец станет от этого лучше?»