Масако Бандо - Дорога-Мандала

• Название: Дорога-Мандала
• Автор: Масако Бандо
• Издательство: Издательский Дом «Гиперион»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-89332-239-2

Лауреат престижных литературных премий японская писательница Масако Бандо (1958–2014) прославилась произведениями в жанре мистики и ужасов, сумев сохранить колорит популярного в средневековой Японии жанра «кайдан» («рассказы о сверхъестественном»). Но её знаменитый роман «Дорога-Мандала» не умещается в традиционные рамки современного «кайдана», хотя мистические элементы и играют в нём ключевую роль. Это откровенная и временами не по-женски жёсткая книга-размышление о тупике, в который зашла современная Япония. Автор не боится поднимать острые и неудобные вопросы — недаром в Японии к писательнице относятся неоднозначно, и при жизни она даже подвергалась критике и осуждению за чрезмерно резкие высказывания, заслужив репутацию человека, идущего вразрез с общепринятым мнением. В строго регламентированной японской культуре такой тип поведения требует особого мужества и отваги.

На лицевой стороне обложки изображена «Стопа Будды».

16+ Для читателей старше 16 лет.

---

— Надо ему отомстить.

Отплатить ему, объяснила Тосика не знавшей слова «отомстить» Сае.

— Если тебя ударили, ударь в ответ. Пнули — тоже пни. Молча будешь терпеть, превратишься в жалкого труса. Ты не сможешь простить себе этого, и всю жизнь проживёшь, робея, прячась в землю, как дождевой червь. Отомсти же ему!

Сая смешалась под напором Тосики.

— Но ты… ты ведь не собираешься мстить?

Нахмурившись, та резко бросила:

— Я уже мертва. Пока я была в борделе, я потонула в дерьме и погибла. Теперь я всего лишь покойница. А мстить могут только живые люди. Ты вот ещё жива. Хочешь прямо сейчас отправиться в Японию? Под моим именем ты сможешь попасть на корабль для репатриантов. Я слышала, в Сингапуре всех японцев принудительно сгоняют в лагерь, а оттуда на кораблях отправляют обратно на родину. Там ты сможешь затеряться. Скажешь, что ты кореянка и что тебя насильно вывезли из Японии.

Горящими глазами Тосика посмотрела в лицо Сае, в распухшее, покрытое багровыми царапинами, полученными во время драки, лицо.

— Предъявишь ему ребёнка! Объяснишь его жене и семье, каковы мужчины!

— Но если я выдам себя за тебя, то как же тогда… Как же тогда ты?

Тосика отвела взгляд от Саи.

— Мне некуда возвращаться! Если я вернусь, люди будут называть меня шлюхой. Ни японцы, ни корейцы мне этого не простят. Сортиру надлежит быть в укромном месте. Никому не понравится, если сортир окажется на виду. Не желаю, чтобы люди, отправившие меня в сортир, называли меня падшей и зловонной.

Лицо Тосики исказилось. Она стала похожа на обезьяну, бессильную перед тигром, но всё же стоящую перед ним, оскалив зубы.

— Что сталось с твоим любимым?

Стоило Сае задать этот вопрос, как лицо Тосики застыло, как дно пересохшего болота.

— Добрый мужчина… Мы решили вместе бежать, — хриплым голосом, словно подавившись рыбьей костью, ответила она. Но «добрый» она произнесла с издёвкой.

— Не успели мы добраться до Кота-Бару, как нас схватили. Начальство жестоко избило его, и тогда он сказал, что это я его соблазнила. Владелец борделя жестоко обошёлся со мной. Я думала, пришла моя смерть…

Резко замолчав, Тосика вернулась в дом. Сая осталась в саду одна. Она подумала, что разговор зашёл слишком далеко, и Тосика больше не вернётся. Но уйти, не попрощавшись, ей было тяжело, и она осталась стоять под деревом.

Из дома по-прежнему доносились музыка и весёлые голоса. Плыл сладковатый аромат цветов плюмерии. Сая вспоминала о том, как они жили вместе с Рэнтаро. Когда к нему приходили его приятели, Сае, как и Тосике, не было места в их компании, и она в одиночестве сидела на балконе. «Конечно же, я была для него всего лишь малайским сортиром. А сортиром не похвастаешься перед товарищами», — устало подумала Сая.

На лестнице, ведущей с террасы в сад, послышались шаги. Это была Тосика. Она прижимала к груди бумагу и, подойдя, отдала её Сае. Следы страданий исчезли с её лица, она была полна решимости.

— Здесь указано моё имя и место рождения. Если о чём-то будут спрашивать, предъявишь этот документ. Если спросят, нет ли у тебя загранпаспорта или других документов, отвечай, что ты была проституткой. У корейских проституток таких документов и не должно быть. Война только закончилась. Будешь молчать, ни у кого не возникнет подозрений, и ты сможешь уехать в Японию.

Сая взяла документ. Это был тоненький листок бумаги, но Сая знала, как он важен.

— Я еду! — сказала она.

Тосика улыбнулась.

— Ты станешь мною. Под моим именем доберёшься до Японии и отомстишь за нас мужчинам, превратившим нас в сортиры.

Она сжала руки Саи. Руки у Тосики были худые и высохшие, на правой руке не хватало двух пальцев.

35

Ведущая в город дорога местами была разрушена горными обвалами. Асафуми, прикрытый лишь обёрнутым вокруг бёдер полотенцем, весь исцарапанный ветвями деревьев, обходя завалы, был вынужден передвигаться на четвереньках. Но ужаснее всего были комары — его белоснежная и гладкая кожа распухла и покраснела от укусов.

«Как в игре на выживание», — подумал Асафуми. Он словно оказался внутри компьютерной игры. И за ним, терпящим лишения, откуда-то наблюдал настоящий Асафуми.

«Но где же моё настоящее, я»?» Асафуми попытался отыскать в себе своё настоящее «я», но ему показалось, что он лишь роется руками в грязи. Всё было тщетно.

Он, работающий в научно-исследовательской лаборатории, он, встречающийся с Сидзукой, он, в одиночестве лежащий в своей комнате, он, прибирающийся в доме покойного деда. Он вспоминал себя в самые разные моменты, но всякий раз оказывалось, что он, как и сейчас, словно находился внутри компьютерной игры.

Впрочем, он мог предаваться таким размышлениям лишь поутру. Сейчас его босые ноги натыкались на острые камни и корни деревьев, иногда его пронзала острая боль — боль от укусов муравьёв. Высоко стоявшее в небе солнце нещадно палило, по телу, как потоки дождя с крыши, струился пот. Потом стало сводить пустой желудок, и в голове вертелись мысли только о том, как бы передохнуть и поесть. И не удивительно, ведь он ничего не ел со вчерашнего вечера.

— Есть хочется, — наконец проронил Асафуми, обращаясь к Кэсумбе, торопливо шедшей впереди вместе со своей двухголовой собакой.

— Мне тоже, — безучастно ответила Кэсумба, продолжая шагать.

Девочка не проронила ни единой жалобы, и Асафуми поневоле снова зашагал вслед за ней.

Он заметил, что дорога пошла вниз, но от этого ему не стало легче — она, как дикое поле, по колено заросла травой, пробившейся сквозь потрескавшийся асфальт. К разнотравью примешивались колючки. Судя по изгибу дороги, они вот-вот должны были дойти до лесопосадок кипарисовиков, но те исчезли, а вместо них тянулся широколиственный вечнозелёный лес.

Постепенно Асафуми овладела мысль — уж не перенёсся ли он во времени? Это определённо была Дорога-Мандала, но не начала двадцать первого века, в котором он жил. Для таких перемен мало десяти-двадцати лет. Так какое же сейчас время? Эпоха, наступившая после климатического сдвига, или доисторические времена, населённые чудовищами? Но это слишком дикое, слишком невероятное предположение. Ему казалось, что он бредёт во сне.

Асафуми вспомнилось, как в конце лета он вместе с Сидзукой на своём голубом «фольксвагене» отправился к родителям в Тибаси. Тогда он легкомысленно заявил, что прежде, чем человечество погибнет из-за наступления пустыни или глобального потепления, его уничтожат нейтронные бомбы или вторжение инопланетян. Теперь он стыдился этой сорвавшейся у него тогда пустой болтовни. Он спокойно высказывал фантастические идеи, но, оказавшись в невероятной ситуации, не мог толком постоять за себя самого.

«Как там Сидзука? Наверное, волнуется из-за того, что я пропал. А может, как в сказке про Урасима Таро,[60] время, в котором находится Сидзука, и время, в котором я блуждаю по Дороге-Мандала, текут неодинаково?» Продолжая идти, Асафуми задавался праздными вопросами и постепенно потерял чувство реальности, словно затерявшись в компьютерной игре на выживание.

Остановившись, Кэсумба присела на корточки. На земле валялся плод тёмно-фиолетового цвета размером с теннисный мяч. Ветви росшего у обочины дерева были унизаны такими же тёмно-фиолетовыми плодами. Кэсумба разломила подобранный с земли плод надвое и протянула половинку Асафуми. Прервав замкнутый круг своих мыслей, Асафуми взглянул на плод. Выглядел он необычно. Посередине — белая желеобразная масса, а вокруг светло-лиловая мякоть сантиметровой толщины.

— Ешь только белую сердцевину, — сказала Кэсумба, поддевая пальцами белую сердцевину.

Вслед за ней и Асафуми попробовал отведать плода. Вкус был чуть сладковатый, как у молочного желе. Поедая свою долю, Кэсумба и Асафуми озирались вокруг в поисках других осыпавшихся плодов. На глаза им попались штук пять, свисавших с дерева. Жадно доев оставшееся, они стали осматривать росшее у обочины дерево. Кэсумба, подобрав камушек, попробовала сбить им плод. Но хотя ей и удалось попасть, плод так и не упал. Асафуми тоже стал швырять мелкие камушки. После нескольких попыток ему наконец удалось сбить три плода. Но один был изъеден червями, другой засох. Единственный пригодный в пищу плод Асафуми с Кэсумбой поделили пополам.

— Впервые ем такой фрукт. Как он называется? — спросил Асафуми. Его губы стали лиловыми.

— Не знаю.

Кэсумба снова зашагала. Асафуми хотелось немного передохнуть, но сказать об этом ему было неловко, и он устало побрёл следом за ней.

— У тебя нет дома? — спросил Асафуми, шагая рядом с Кэсумбой.

— Мой дом — Дорога-Мандала, — нараспев ответила Кэсумба и вдруг снова остановилась у обочины.

Здесь росли кустики, усыпанные красными ягодами лесной земляники. Собрав горсть ягод, Кэсумба высыпала их в рот. Следом за ней и Асафуми принялся есть землянику. Кисло-сладкий вкус ягод немного рассеял его усталость. Видимо, Кэсумба прекрасно разбиралась в съедобных растениях, росших вдоль Дороги-Мандала.