Анри де Кок - Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира

• Название: Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
• Автор: Анри де Кок
• Издательство: Литагент «Остеон»74fca568-0472-11e5-9ef7-002590591dd6
• Жанр: Эротика, Секс
• ISBN: 978-5-85689-083-8

Этот грандиозный художественно-публицистический труд посвящен историям женщин, которые совмещали прелести древнейшей профессии с проблемами государственной политики и финансов. Многие из них умудрялись разорять не только богатых вельмож, но и целые государства. Пойдя по стопам отца (Поля де Кока, которым зачитывались тургеневские девушки) Анри де Кок выдал в свет, кроме десятка фривольных романов, которые морализаторы сочли полупорнографическими (среди них знаменитая «Ла Минетта»), еще и столь же фривольную публицистику, как серию очерков «История знаменитых куртизанок» и «История знаменитых рогоносцев». Очерки написаны с присущим фамильной профессии блеском, это не скучное документальное чтиво, а в значительной степени подлинно художественная литература. В центре каждого очерка биография конкретной исторической личности, ее достоинства и недостатки, ее жизнь в самый примечательных событиях и судьба. Этот грандиозный труд вместил в себя 4 толстых тома в одной электронной книге. Свыше 100 страниц с многочисленными иллюстрациями.

---

Феодора была третьей дочерью этой странной четы. Она еще едва лепетала, когда уже обе ее сестры, Анастасия и Комитона, служили на театре,– на театре, куда отправлялись распутники делать выбор, в котором никогда не было отказа. Естественно, что Феодора предназначалась для тех же занятий, в которых упражнялись ее мать и сестры; как только она достигла возмужалости, ее завербовали в разряд голоножек, так назывались проститутки, которые не занимались танцами и игрой на флейте, обольщая только своими обнаженными прелестями.

Феодора была мила, хотя и очень мала ростом; у ней был ум и веселость и она скоро получила большой успех. Но годы сделали раздражительным характер Ганны; часто, когда она считала вправе жаловаться на своих дочерей, то не заботясь об их красоте, составлявшей все их достояние, она жестоко их била.

Вслед за одним из припадков бестолкового гнева, которого она была жертвой, Феодора с глазами красными от слез, отправилась в театр; по дороге она встретила скомороха, халкедонца Адриана. То был высокий красивый мужчина с более мужественной и гордой осанкой, чем ему подобные. Он остановился пред молодой девушкой и сказал ей:

– Здравствуй, Феодора. Ты плакала! Кто же причиной твоих слез? Скажи мне – я отмщу за них.

Феодора наклонила голову.

– Меня избила матушка, – ответила она.

– А! – воскликнул Адриан. – Правда, говорят, что мать твоя зла. Но ты так мила: как у ней хватает духа бить тебя? Если бы я был на ее месте, я касался бы твоего прекрасного тела только устами.

Феодора улыбнулась.

– Но ты не на ее месте.

Проговорив это, она хотела продолжить свой путь. Но, удерживая за рукав ее туники, Адриан возразил вполголоса, как будто страшась, чтоб его слова не коснулись слуха прохожих:

– Феодора, ты несчастна у своей матери… И притом разве исполняемое тобою ремесло не отвратительно для тебя? Хочешь, чтоб тебе не приходилось больше плакать? Я живу близ ворот св. Римлянина, вместе со старой родственницей, в небольшом домике, скрывающемся код сенью дерев. Скажи мне слово, и ты будешь хозяйкой в этом дому. Моя тетка, Флавия, будет твоей служанкой; я – твоим рабом.

Феодора с удивлением смотрела на Адриана.

– Ты любишь меня? – спросила она.

– Больше жизни!..

Она задумалась, Из куртизанки, то есть любовницы всех сделаться любовницей одного, и кого же? Фигляра? Разве это не значило упасть?

Но этот фигляр был красив и молод. К тому же в его голосе слышалась такая нежность. В первый раз Феодора почувствовала, что у ней есть сердце.

– Что же? – прошептал Адриан.

– Я согласна, – ответила она.– Сегодня вечером вместо того, чтоб идти к матери, я приду к тебе. Но как я найду твое жилище?

– Я провожу тебя. При солнечном закате я буду ждать тебя в садах, близ терм Зевксиппа.

– И ты обещаешь так скрыть меня, что никто не откроет? О! матушка убьет меня в наказание за мое бегство. Отец посмеется над этим; он занят одними своими медведями…

– Клянусь, никто тебя не откроет? Воробей предлагает тебе свое гнездо. Кому придет на ум, что это гнездо служит убежищем голубя?..

Пoзже Феодора говорила своей приятельнице Антонине жене Велизария, что первые три месяца, проведенные ею в гнезде воробья показались ей тремя днями. Как бы низко ни упала женщина, а любовь всегда может возродить ее к новой жизни. Притом же, так как ее падение было не ее ошибкой, а зависело от воли семьи и особенно от нравов общества, Феодоре было легче искупить свое прошлое. Едва только было ей сказано: «Ты должна продавать свои поцелуи, чтобы жить,» – и она повиновалась. И как могло быть иначе? Она не понимала всей презрительности того ремесла, к которому ее приговаривали. Но вот, вместо этих слов: «Будь моею; я покупаю тебя!» она слышит: «Будь моею; я люблю тебя!» И за то, чтобы вознаградить ее за веру в любовь, небо послало ей истинную любовь…

То было правосудие!..

Феодора была счастлива, когда три месяца скрывалась в объятиях своего любовника, в маленьком домике у ворот св. Римлянина. Адриан удалялся только тогда, когда этого требовали его обязанности, всё остальное время он посвящал своей возлюбленной, стараясь обогатить ее ум теми познаниями, которыми обладал он сам, ибо, опять-таки Адриан не был обыкновенным фигляром, шутом, паяцем: он получил образование и даже писал небольшие пьесы для театра.

Он выучил Феодору читать и писать. Это послужило ей на пользу, когда она сделалась императрицей.

Но как ни была она счастлива, она очень подурнела. День ото дня розы на лице ее бледнели; день ото дня лицо ее делалось худощавее, тогда как по странному контрасту талия ее делалась полнее.

При начала четвертого месяца своего пребывания у Адриана, однажды утром, оставшись одна с Флавией, она не без беспокойства рассматривала в зеркале изменение своих черт и чрезвычайное развитие форм; вдруг оказалась удивлена, услыхав за спиной взрыв хохота.

Она обернулась.

– Чему вы смеетесь? – спросила она Флавию.

– Тому, что ты ошибаешься в причине совершенно естественной вещи.

– Совершенно естественной?..

– Без сомнения. Полноте, не беспокойтесь, моя душенька! Ваша свежесть возвратится, ваша талия снова станет тонкой и грациозной. Надо только потерпеть месяцев шесть или семь.

– Шесть или семь месяцев это почему?

– Вы не понимаете? Как… вы не…

– Понимаю! – в свою очередь возразила Феодора и так сухо, что вся веселость старушки сразу пропала.

Да, она поняла, так хорошо поняла, что осталась неподвижной, со сжатыми губами, с устремленным куда-то взглядом. То, что составляет радость супруги, для куртизанки составляет ужас, и куртизанка вдруг проснулась в Феодоре. Она была беременна! беременна!..

Если уже зарождение ребенка так повредило ее красоте, то что станется с нею, когда она будет еще носить этого ребенка шесть или семь месяцев? Что станется с нею, когда она произведет его на свет? Что бы ни говорила Флавия, у Феодоры на этот счет было свое убеждение, если и основанное не на своем опыте, то по крайней мере добытое ею от своих подруг по театру: «быть матерью, всегда чего-нибудь стоит».

Вошел Адриан.

– Что с тобой? – спросил он, при виде бледной и мрачной Феодоры?

Она вздрогнула при виде своего любовника, и сдержала себя.

– Будешь ли ты любить своего сына или дочь, Адриан?.. – спросила она.

Он испустил крик счастья.

– Возможно ли! – воскликнул он.– Ты спрашиваешь меня буду ли я любить моего… нашего ребенка?.. Столько же, как тебя… Ты сомневаешься?

– Нет! – ответила она.

Несчастная желала бы сомневаться; она потребовала бы от него величайшего преступления: избавить ее от материнской ноши.

На щеке ее повисла слеза ярости, стертая Адрианом как слеза радости поцелуем. Бедный Адриан! Тогда как его страсть усиливалась от того, что он считал новой связью с его возлюбленной, она, напротив, содрогалась от этого и чувствовала, что любовь к нему превращалась в глухое отвращение.

Мы говорили, что любовь перерождает самых испорченных женщин; но это нравственное перерождение длится только до тех пор, пока эта женщина расположена к нему своими инстинктами. Возвратите к жизни голодную больную собаку, она за ваши заботы отдаст вам всю свою привязанность; при тех же условиях волк, как бы вы за ним не ухаживали, убежит в лес, и вы будете еще счастливы, если, покидая вас, он не познакомит вас с своими зубами.

Есть много женщин – волчиц; Феодора была одною из этих женщин. Однако, во все время беременности она не выражала своих новых чувств. Она по прежнему была любезна с Адрианом, улыбалась когда он говорил об их ребенка, когда он с любовью шутил над увеличивающейся полнотой ее талий.

– К тебе это очень идет! – говорил он.

– Ты находишь? – возражала она.

Адргаш не был наблюдателен, иначе он ужаснулся бы того огненного взгляда, которым сопровождалась поздравления его любовницы.

За нисколько дней до родов, Феодора узнала от тетки Адриана, что ее мать, Ганна умерла. Флавия считала себя обязанной передать эту новость молодой девушке.

Феодора не пролила ни слезинки, когда узнала, что ее мать перестала существовать. Ей пришла зато в голову успокоительная мысль: «Она больше не будет меня бить!»

Жнут то, что посеют.

Конец беременности наступил в апрельские календы, 15-го числа этого месяца 515 года она родила сына. Опытная бабка, старая Флавия, присутствовала при родах; она первая взяла на руки маленького Иоанна…

Для кормления ребенка была заранее куплена коза.

У Флавии было как будто предчувствие, когда она подала Феодоре ее сына. Обыкновенно в подобном случае взгляд матери освещается бесконечной радостью. Взгляд Феодоры выражал только ужас, почти отвращение…

– Вы не поцелуете его? – прошептала старушка.

– После, после! – нетерпеливо отвечала родильница.

– Оставьте, тетушка, – сказал Адриан.– Наша Феодора, быть может, страдает… Не беспокойте ее.