Александр Дюма - Графиня де Монсоро

• Название: Графиня де Монсоро
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Эксмо, Зарубежная классика
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-19944-0

«Графиня де Монсоро» («La Dame de Monsoreau», 1846) ― одно из самых значительных произведений Александра Дюма. В этом увлекательном авантюрно-историческом романе писатель с замечательным мастерством воскрешает события второй половины XVI века - эпохи религиозных войн и правления Генриха III, последнего короля династии Валуа.

В основе романа ― история любви графа де Бюсси к молодой красавице Диане де Меридор, волею обстоятельств и предательства ставшей женой королевского ловчего де Монсоро, а также история мучительной ревности венценосного поклонника Дианы ― принца Анжуйского. Героями романа также являются король Франции Генрих III и его шут Шико, рвущаяся к королевской власти семья де Гиз и любитель опасных развлечений Генрих Наваррский.

«Графиня де Монсоро» ― вторая книга увлекательной трилогии Дюма о гугенотских войнах («Королева Марго», «Графиня де Монсоро», «Сорок пять»). О дальнейшей судьбе Дианы де Меридор, Генриха III, Генриха Наваррского и Шико ― см. в романе "Сорок пять".

Иллюстрации ― художника Мориса Лелуара.

---

Правда, толщина досок не позволяла Шико обозревать в этот глазок, величиной с отверстие сарбакана, всю комнату адвоката, но зато, приложив к нему ухо, гасконец мог вполне отчетливо слышать все, что говорилось в комнате.

К тому же, по счастливой случайности, в поле зрения Шико находилось лицо хозяина гостиницы, разговаривающего с Николя Давидом.

Начала разговора Шико, как мы знаем, не слышал, однако из тех слов, которые ему удалось уловить, явствовало, что Давид всячески выказывает перед хозяином свою преданность королю и даже намекает на некую важную миссию, якобы возложенную на него господином де Морвилье.

Пока он так говорил, хозяин гостиницы слушал с видом несомненно почтительным, но в то же время довольно безучастным и едва удостаивал адвоката ответом. Шико даже показалось, что он улавливает то ли во взгляде хозяина, то ли в интонациях его голоса иронию, заметную особенно отчетливо всякий раз, когда адвокат произносил имя короля.

– Эге! – сказал Шико. – Наш хозяин, часом, не лигист ли он? Смерть Христова! Я это выясню.

И поскольку в комнате Николя Давида не говорилось ничего интересного, Шико решил подождать, пока хозяин гостиницы не соблаговолит нанести ему визит.

Наконец дверь открылась.

Хозяин вошел, почтительно держа свой колпак в руке, но на лице его еще сохранялось то подмеченное Шико насмешливое выражение, с которым он беседовал с мэтром Николя Давидом.

– Присядьте, любезный хозяин, – сказал Шико, – и, прежде чем мы окончательно договоримся, выслушайте мою историю.

Хозяин явно недоброжелательно отнесся к такому вступлению и даже отрицательно мотнул головой в знак того, что он предпочитает оставаться на ногах.

– Как вам угодно, сударь, – сказал Шико.

Хозяин снова мотнул головой, как бы желая сказать, что он здесь у себя и может делать, что ему угодно, не ожидая приглашения.

– Сегодня утром вы меня видели вместе с монахом, – продолжал Шико.

– Да, сударь, – подтвердил хозяин.

– Тише. Об этом не надо говорить… Монах этот изгнан.

– Вот как! – сказал хозяин. – Может статься, он переодетый гугенот?

Шико принял вид оскорбленного достоинства.

– Гугенот! – проговорил он с отвращением. – Вы сказали – гугенот? Знайте, этот монах мой родственник, а в моей родне нет гугенотов. И что это вам взбрело в голову? Добрый человек, вы должны краснеть от стыда, говоря такие нелепости.

– Э, сударь, – сказал хозяин, – всякое бывает.

– Только не в моем семействе, сеньор содержатель гостиницы! Напротив, этот монах есть самый что ни на есть злейший враг гугенотов. Поэтому-то он и впал в немилость у его величества Генриха Третьего, который, как вам известно, поощряет еретиков.

Хозяин, по-видимому, начал проникаться живейшим интересом к гонимому Горанфло.

– Тише, – предупредил он, поднося палец к губам.

– То есть как тише? – спросил Шико. – Неужели в вашу гостиницу затесались люди короля?

– Боюсь… – сказал хозяин, кивнув головой. – Там, в комнате рядом, есть один приезжий…

– Ну тогда, – сказал Шико, – мы оба, я и мой родственник, немедленно покидаем вас, ибо он изгнан, его преследуют.

– А куда вы пойдете?

– У нас есть два-три адреса, которыми нас снабдил один содержатель гостиницы, наш друг мэтр Ла Юрьер.

– Ла Юрьер! Вы знаете Ла Юрьера?

– Тс-сс! Не называйте его по имени. Мы познакомились накануне ночи святого Варфоломея.

– Теперь, – сказал хозяин, – я вижу, что вы оба, ваш родственник и вы, святые люди; я тоже знаю Ла Юрьера. Купив эту гостиницу, я даже хотел, в знак нашей дружбы, дать ей то же название, что и у его заведения, то есть «Путеводная звезда», но гостиница уже приобрела некоторую известность с вывеской «Под знаком креста», и я побоялся, как бы перемена названия не отразилась на доходах. Значит, вы сказали, сударь, что ваш родственник…

– Имел неосторожность в своей проповеди заклеймить гугенотов. Проповедь имела огромный успех. Его величество, всехристианнейший король, разгневанный этим успехом, свидетельствующим о настроении умов, приказал разыскать моего брата и заточить в тюрьму.

– И тогда? – спросил хозяин, уже не пытаясь скрыть своего сочувствия.

– Черт побери! Я его похитил, – сказал Шико.

– И хорошо сделали. Бедняга!

– Монсеньор де Гиз предложил мне взять его под свое покровительство.

– Как, великий Генрих де Гиз? Генрих Свя…

– Генрих Святой.

– Да, вы верно сказали, Генрих Святой.

– Но я боюсь гражданской войны.

– Ну коли так, – сказал хозяин, – если вы друзья монсеньора де Гиза, стало быть, вы знаете это?

И он сделал рукой перед глазами Шико нечто вроде масонского знака, с помощью которого лигисты узнавали друг друга.

Шико в ту знаменитую ночь, проведенную им в монастыре Святой Женевьевы, заметил не только этот жест, который раз двадцать мелькал перед его глазами, но и ответный условный знак.

– Черт побери! – сказал он. – А вы – это?

И, в свою очередь, взмахнул руками.

– Коли так, – сказал хозяин гостиницы, проникнувшись полным доверием к новым постояльцам, – вы здесь у себя, мой дом – ваш дом. Считайте меня другом, а я вас буду считать братом, и если у вас нет денег…

Вместо ответа Шико вытащил из кармана кошелек, который, хотя уже несколько осунулся, тем не менее все еще сохранял тучность, радующую глаз и невольно внушающую доверие.

Вид округлого кошелька всегда приятен; да, он радует даже великодушного друга, который предложил вам денег, но, взглянув на ваш кошелек, убедился, что вы в них не нуждаетесь и что, таким образом выказав свои благородные чувства, он избавлен от необходимости подкрепить слова делом.

– Хорошо, – сказал хозяин.

– Я вам скажу, – добавил Шико, – дабы успокоить вас еще больше, что мы странствуем с целью распространения веры и наши путевые расходы нам оплачивает казначей святого Союза. Укажите нам гостиницу, где мы могли бы ничего не опасаться.

– Проклятие! – сказал хозяин. – Нигде вы не будете в большей безопасности, чем здесь, у меня, господа. Я за это ручаюсь.

– Но вы только что говорили о человеке, снявшем смежную комнату.

– Да, но пусть он ведет себя примерно. Как только я замечу, что он шпионит за вами, слово Бернуйе, он вылетит отсюда.

– Вас зовут Бернуйе? – спросил Шико.

– Да, это мое имя, сударь, и, смею заметить, я горжусь тем, что оно известно среди верных если не в столице, то, во всяком случае, в провинции. Однако ваше слово, одно-единственное, и я выброшу этого проходимца из гостиницы.

– Зачем? – сказал Шико. – Напротив, оставьте его здесь. Всегда предпочтительней иметь врагов около себя, по крайней мере тогда за ними можно следить.

– Вы правы, – сказал Бернуйе, восхищенный умом своего постояльца.

– Но что заставляет вас принимать этого человека за нашего врага? Я говорю: «За нашего врага», – продолжал гасконец с ласковой улыбкой, – ибо я вижу, что мы братья.

– Да, да, конечно, – сказал хозяин. – Что заставляет меня…

– Вот именно, что заставляет вас?

– А то, что он прибыл сюда одетый лакеем, а здесь переоделся вроде бы в адвоката. Но он адвокат не больше, чем лакей; я заметил, что из-под плаща, который он бросил на стул, торчит кончик длинной рапиры. К тому же он мне говорил о короле с почтением, которого сейчас ни от кого уже не услышишь, и, наконец, он признался, что выполняет какое-то поручение господина де Морвилье, а вам должно быть известно, что Морвилье министр у Навуходоносора.

– У Ирода, как я его называю.

– Сарданапала!

– Браво!

– Эге, да мы понимаем друг друга с полуслова, – сказал хозяин гостиницы.

– Клянусь богом! – подтвердил Шико. – Решено, я остаюсь.

– Полагаю, что вам лучше остаться.

– Но ни слова о моем родственнике.

– Разрази господь!

– Ни обо мне.

– За кого вы меня принимаете? Но тише, я слышу чьи-то шаги.

На пороге появился Горанфло.

– О! Это он – достопочтенный отец! – воскликнул хозяин.

И, подойдя к монаху, сделал перед ним знак лигистов.

При виде этого знака Горанфло обуяли изумление и страх.

– Отвечайте, отвечайте же, брат мой, – сказал Шико. – Наш хозяин знает все, он из наших.

– Из каких наших? – усомнился Горанфло. – Как это понять?

– Из святого Союза, – вполголоса сказал Бернуйе.

– Вы видите, что ему можно ответить. Отвечайте же!

Тогда Горанфло сделал ответный знак, донельзя обрадовав хозяина.

– Однако, – сказал монах, торопясь переменить разговор, – мне обещали херес.

– Херес, малага, аликанте – все вина моего погреба в полном вашем распоряжении, брат мой.

Горанфло перенес свой взгляд с хозяина на Шико, а с Шико на небеса. Он ничего не понимал в том, что случилось, и было видно, как в своем чисто монашеском смирении он признает себя недостойным свалившегося ему на голову счастья.