Левиан Чумичев - Васина Поляна

• Название: Васина Поляна
• Автор: Левиан Чумичев
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1987

Герой заглавной повести — наш современник — в воспоминаниях о матери прикасается к легендам о подвигах гражданской войны. В других повестях — уральское военное детство. В былицах — зарисовки из сегодняшней жизни города и села. Книга адресована юношеству.

---

Онемело стояли ошарашенные пацаны.

А Ленька разбежался и бултыхнулся в воду вслед за деньгами. Почти не вынимая головы из воды, саженками поплыл к тому берегу. Не оглянулся ни разу, хотя вокруг булькали камни — в него бросали.

* * *

Ленька пережидал беду в землянке дедушки Хазара. Рассказал старику, что наши поймали Геринга, что Гитлер и Геббельс сдохли.

Старик цокал языком, приговаривал:

— Ай, шайтан, ай лютым зверем. Кишка им мала-мала выйнить нада. Трем мая малаем губил: Равиль, Араслан и Мишкам. Какой батыр помирал. Бабу голод пухлым делал — тоже помирал… Кишка из Гитлер таскать нада… Один я Газизов остался.

— У нас в бараке у одного мальчишки тоже все померли.

— Ай, ай! — покачал головой Хазар. — Сколько лет малаю? Как зовут?

— А я и не знаю, — признался Ленька. — Все его Доходягой называют.

Старик возился с переметом — цеплял самодельные, из булавок и отожженных иголок сделанные крючки. Бурчал:

— Каждому людям имя нада. Я — Газизов. Ты — Ленькам… Где живет, говоришь, который без имени?

— Да в нашем шестом бараке. Первая дверь налево. Кухня там… Пойду я, дедушка Хазар. Коза у меня одна.

Ленька уже выбрался из землянки, а старик еще спросил:

— А как Гитлер — зверем подыхал? Чего газетам калякает?

— Я не знаю подробности. Вроде яду налопался и сдох. Мы вам сюда, дедушка Хазар, наушник проведем, — пообещал Ленька. — Юрка Криков без электричества умеет.

— Вот спасибо. Вот рахмат. Грамотный люди слушать будем.

От Хазара Ленька пошел вверх по речке и снова переплыл ее.

Выломал на всякий случай здоровенный сук с закорюкой и пошел искать Красотку. Обычно коза прибегала на зов сразу, а тут как сквозь землю провалилась.

Ленька подумал было, что она не дождалась его, ушла домой, как вдруг услышал приглушенный, почти человеческий стон.

…Она лежала в малиннике и жадно, с хрипом хватала воздух, по-собачьи преданными глазами смотрела на Леньку.

— Красоточка! Милая! Да что с тобой? — по-маминому запричитал Ленька.

Коза с трудом поднялась, сделала два-три шага навстречу Леньке и снова вытянулась у его ног.

Он просил, уговаривал, плакал…

Коза не двигалась. Теперь, дождавшись его, она смотрела отчужденно и равнодушно.

Ленька подлез под Красотку. Опираясь на палку, с трудом приподнялся. Пошатываясь, побрел из лесу.

Несносная, удушливая тяжесть пригибала его к земле, выжимала слезы. После каждого шага Красоткина голова благодарно касалась плеча. Колени согнулись, и не было сил их выпрямить. В животе что-то рвалось и булькало. Ленька настырно шел.

Вдруг он понял, что сейчас упадет. Если сделает еще шаг — грохнется. Он стоял. Качался.

Неожиданно стало легко. Ленька опустился в пыль посреди дороги. Над ним склонился Вовка Остроумов.

Ленька с трудом повернул негнучую шею — Красотка лежала на широких плечах Юрки Крикова. Юрка бежал к баракам.

— Они ее ногами пинали, — всхлипывал Вовка. — Сурок держал, а Меченый…

— Беги за Томкой, — выдохнул Ленька.

…Когда он приплелся домой, Красотка лежала на половике посредине комнаты.

Вокруг стояли дед, Юрка, мама, Вовка Остроумов, Сашка.

Тамарка Вострикова распласталась над козой — щупала ей живот, заглядывала в глаза.

Тамарка была признанным поселковым лекарем. Частенько по малой хворости люди шли не в медпункт к фельдшерице, где вечная очередь, а к Тамарке. Перевязать, без одеколона банки поставить, а то и зуб выдернуть Востриковой ничего не стоило.

Тамарка поднялась с полу и оглушила:

— Сдыхает коза.

Запричитала-заплакала мама:

— Козлята же в ней. Как мы теперь жить-то будем? Сдо-ох-нем.

Волчонком взвыл Сашка.

Завозился дед у печки. Зачиркал ножиком о плиту. Сказал вежливенько:

— Идите по домам, ребятки. А ты, девушка, останься, пособи мне.

Юрка с Вовкой вышли, а Тамарка осталась.

— Лявонтий, — командовал дед, — давай, перетащим ее в сарай, там способней будет.

Молчавший до сих пор Ленька выговорил медленно:

— Не дам Красотку резать. Пусть так помрет.

— Это как это? — изумился дед. — Ах ты варнак безмозглый, мясо же пропадет, мясо, понимаешь? Галина! Уйми своего архаровца, а то я мочала из него…

Но тут Сашка рядом с Ленькой встал:

— Она нам молока давала, а вы ее резать?

— Галина!

— Оставь их, папка. Они же любят ее.

— Кака любовь? Ты что, тоже шурухнулась? Считай, месяц жратвы пропадет.

Дед решительно шагнул к козе, но Ленька толкнул его в грудь, а Сашка по-волчьи клацнул зубами:

— Не дадим резать.

Чувствовалось, что братья не впервой «воюют» вместе.

— Эх вы, родные внуки, — завсхлипывал вдруг дед. — Да я из-за вас и живу только — хочу, чтоб вы наш лосевский род тянули. А вы, видать, в родителей непутевых удались — всех вам жалко. Отец вон в дурдоме лечится, мать на работе всего четыреста грамм хлеба вам добывает, а добры-то люди в столовых обитают.

— Зато они честные, они добрые, — всхлипнула мама.

— Ду-ура, — гудел дед. — Кому эта честность нужна. Честны-то все передохнут скоро, а столовски-то жить будут.

— Нет, папка, — сказала мама. — Скоро… все не так будет, скоро…

— «Скоро», — перебил дед. И вдруг взревел: — Не доживем мы до этого «скоро»!

— Коза умерла, — тихо сказала Томка.

…Ленька прибрел к речке и упал на песок. Перевернулся на спину и увидел звездное небо.

Вот с неба сорвались сразу две звезды — покатилась в никуда Красоточкина душа.

Ленька смахнул слезинку, сморщился, задел покарябанный в драке нос.

А рядом оказалась Тамарка Вострикова. Легла на песок.

— У меня йод с собой, — она потянулась к Леньки-ному носу.

— И так заживет, — повел головой Ленька.

— Еще где болит? — интересовалась Тамарка.

После чики ломило все тело, а Ленька спросил:

— И. М. — это кто?

— И. М.? Парень. Игорь Муратов. Нас с Нюськой провожал. В ремесленном учится. На моем дне рождения его увидишь. Лень, чего с тобой?

А Ленька не знал, что с ним… Щемило чего-то внутри, и реветь хотелось. Или ударить бы кого. В ухо. До крови. А Томка вот она, рядом. Воркует:

— Дурашка ты, Ленчик. Жаль, что тебе тринадцать только.

— Четырнадцать…

— Все равно мало. Мне вот пятнадцать завтра.

— Чего это ты о годах?

— Я бы замуж за тебя вышла. Ну и мягкий ты, как камышинка… Люблю камышинки.

* * *

Дед и мама подняли Красотку, чтобы вынести в сарай.

Сашка ревел на кровати.

Вдруг отворилась дверь, и на пороге вырос худой бородатый человек. Сашка не сразу признал в нем отца — короткий больничный пиджак без пуговиц, полуспавшие штаны… Между пиджаком и полосатыми штанами желтела дряблая кожа.

— Ваня! — бросилась к отцу мама.

Отец обнял ее, зашептал:

— Сбежал я. Мне там хлеба дают, а вы здесь голодные, — дрожащими руками отец вытащил из-за пазухи нечистую тряпицу, развернул ее и положил на стол круглый хлебный катыш.

— Горюшко ты мое! — жалела мама отца. — Оголодал-то как, тут и нормальный свихнется.

Она вытащила из-под подушек чугунок с крапивным супом. Собрала со дна всю гущу, вывалила в помятую алюминиевую миску.

— Не надо, Галя. Сами ешьте, — слабо сопротивлялся отец, а его большие глаза не отрывались от миски.

— Ты попробуй, — настаивала мать.

— Отведай, отведай, сынок, — подбадривал дед.

Отец сглотнул ложку, еще одну… Он съел остатки хлеба, проглотил и свой катышок, в чугунке тоже ничего не осталось.

Вдруг сделался сонливым и равнодушным. Тупо глянул на Красотку:

— Сдохла коза.

И заключил неожиданно:

— Вот и хорошо — мыло сварить можно. Соды каустической добавить, и пуд мыла будет. Мыло продать — корову купить. Корова будет с большими рогами, и меня от вас не уведут. А я есть совсем мало буду, как воробушек. Всё ребятам оставлять стану, только чтоб с вами жить…

А в дверях уже стояли две здоровенные молчаливые санитарки.

Отец сник, сгорбился. Пришибленным, жалким каким-то сделался.

Послушно поднялся из-за стола, заискивающе закланялся угрюмым санитарихам и побрел на улицу к поджидавшей его крытой машине.

Дед теребил бороду, мама ревела, Сашка исходил криком, Леньке жить не хотелось.

* * *

Утром, чуть свет, Ленька поехал в Большой Город понаведать отца.

Большой Город сверкал огнями, высился большими домами километрах в двадцати от Черновки.

Туда люди добирались по шоссе на попутных машинах. В единственный автобус-малютку попасть было невозможно. Да и не всегда он появлялся в Черновке, этот автобус.

Говорили, правда, что от Большого Города к моторному заводу начали срочно прокладывать трамвайные пути…