Кальман Миксат - Том 3. Осада Бестерце. Зонт Святого Петра

• Название: Том 3. Осада Бестерце. Зонт Святого Петра
• Автор: Кальман Миксат
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1967
• ISBN: не указан

Кальман Миксат (Kálmán Mikszáth, 1847―1910) — один из виднейших венгерских писателей XIX―XX веков. В третий том собрания сочинений Кальмана Миксата вошли романы «Осада Бестерце» («Beszterce ostroma», 1894) и «Зонт Святого Петра» («Szent Péter esernyője», 1895).

«Осада Бестерце» — произведение очень веселое и необычайно едкое. Оно населено странными людьми, позабывшими, в какое время живут. Полубезумный граф Иштван Понграц мечом пытается восстановить феодальные традиции и былую славу рода. История, описанная в книге, одновременно анекдотична: ревнитель седой старины — новый венгерский «Дон Кихот» — затевает самую настоящую войну против властей, и грустна: он — лишь одинокий утес, обреченный обломок в мутных волнах непорядочности и стяжательства.

«Зонт святого Петра» — это история о том, как богач Пал Грегорич, стремясь обеспечить своего незаконнорожденного сына и опасаясь жадных родственников, прячет свое огромное состояние в ручку старого зонта. Однако, не в богатстве находит счастье его сын Дюри. Разыскивая зонт, он встречает истинное сокровище — прелестную Веронку…

Иллюстрации: художник Б. Свешников.

---

— Граф влюблен в вас, мадемуазель, — убежденно высказался поляк. — И он легко может выкинуть такую штуку, которая кончится скандалом на всю Венгрию. Одна безумная выходка — и все мы пойдем по миру. Ведь граф теряет рассудок буквально с каждой минутой. Нам нужно что-то предпринять. Идите же к нему и уговорите графа помиловать Бехенци.

— Если бы я знала, если бы я только могла предполагать!.. — ломала руки Эстелла. Но в ее причитаниях сквозила плохо скрываемая радость. — Впрочем, если и так, то до сих пор он утаивал это от меня.

— Ой ли? — ехидно осклабился капеллан.

Однако Эстелла, хотя и понимала, что наступил час ее торжества, видела в то же время, что рассудок графа болезненно напряжен. В любой момент может лопнуть какая-то струна, выпасть какой-нибудь винтик. Недаром поведение его и странно и страшно.

Эстелла поспешно переоделась во все черное. Было в гардеробе среди прочих нарядов точь-в-точь такое же платье, в каком была изображена на портрете Екатерина Медичи; длинное, со шлейфом, бархатное платье с малахитовыми пуговицами, отделанное жемчугом по талии и на рукавах, и чудесная диадема из аметистов: когда-то графини Понграц устраивали здесь домашние спектакли.

Эстелла надела платье, запрятала свои локоны под диадему и, приказав пажу нести за нею шлейф (цирковая наездница знала, как любит граф всякие церемонии), медленными, величавыми шагами направилась в кабинет Понграца.

Граф сидел задумавшись, устремив неподвижный, тупой взгляд в одну точку. Увидев в дверях фигуру в черном, он вздрогнул и прошептал:

— Екатерина!

— Нет, сударь, это только я — Эстелла!

— Ну, чего тебе? — недовольно буркнул граф.

Эстелла сделала знак пажу, чтобы тот удалился, и, подойдя к графу, бросилась перед ним на колени:

— Пощади Бехенци! Пощади!

— Не мели вздора, — отвечал граф равнодушно. — Пусть бесстыжий пес поплатится за свою наглость!

— Но, сударь, он, в сущности, не сделал ничего дурного.

— Он — неблагодарная свинья! Я приютил его у себя, когда он был бездомным бродягой. Так как же он посмел лезть к тебе, не зная, вдруг ты — моя любовница?

На лбу у него снова проступили багровые пятна, глаза засверкали, он весь задрожал от гнева, и его хромая нога, судорожно подрыгивая, застучала об пол.

Эстелла решила, что пришел момент, когда нужно самой взломать врата счастья. Быстрым движением она метнулась к графу, но теперь уже не встала перед ним на колени, а обхватила Понграца руками за шею:

— Иштван, ты любишь меня!

Граф Иштван захохотал и движением, выражавшим отвращение, попытался отстранить ее от себя.

— Оставь, оставь! Ну чего ты трешься об меня? С ума ты сошла, что ли? Да как тебе в голову-то могла прийти такая блажь, будто я люблю тебя? Ей-богу, Эстелла, ты глупее гусыни! Отпусти, не висни у меня на шее! Да отпусти, говорю, шлюха, а не то возьмусь за плетку!

Девица отскочила, вскрикнув, будто от укуса змеи. Глаза ее наполнились слезами, но под слезами уже загорались гневные огоньки. В дверях она вдруг обернулась.

— Значит, не любишь?

— Убирайся! — с совершенным равнодушием бросил Понграц.

Эстелла вышла. За дверью она вытерла слезы и отправилась к коменданту замка.

— Беда, дядя Ковач! — сказала она. — Граф, наверное, велит отрубить голову барону Бехенци.

У бедного честного Яноша Ковача от этакой вести начались колики:

— Эй вы, там! Живо помогите мне улечься в постель, несите пареного овса и подогретую тарелку на живот! Душечка моя, — стонал он, — да ведь мы все за это в тюрьму угодим! Боже мой, боже мой! Неужто граф последнего рассудка лишился? У бедняжки и без того не слишком-то много было ума, всего капелька. Ровно столько, сколько нам было нужно. А теперь, видно, ничего не осталось! Что ж нам теперь делать, голубка моя, барышня?

— Не делайте ничего, дядя Янош, — отвечала Эстелла. — Зажмурьте глаза покрепче и не открывайте их долго-долго. Остальное доверьте мне. Я все беру на себя.

Старик сразу же смекнул, что от него требуется, зажмурил глаза и отвернулся к стене, а Эстелла, привстав на цыпочки, проворно сняла со стены над изголовьем коменданта висевший старый, ржавый ключ от замковой темницы.

Все так же на цыпочках она выскользнула из комнаты и, обернув вокруг талии длинный шлейф своего бархатного платья, спустилась по сырым лестницам в подземелье. Найти камеру, в которой сидел Бехенци, не представляло труда, потому что барон, беснуясь в своем заточении, поднял невообразимый шум.

Огромный ключ заскрежетал в замке, и хриплый вой Бехенци-младшего разнесся по подземному коридору.

— Отопри, граф, а не то я разозлюсь не на шутку.

Отворив дверь камеры, Эстелла в темноте не сразу разглядела узника, впрочем, и тот не разобрал сначала, кто к нему пришел.

— Что за глупые шутки, я этого не потерплю! — кричал Бехенци, уверенный, что к нему пришел сам граф Иштван.

— Полегче, Бехенци, — спокойно сказала Эстелла. — Это я. Шуметь не советую. Тем более, что дело принимает нешуточный оборот.

— Как так? Уж не хотите ли вы сказать, что меня всерьез бросили в темницу? Меня — венгерского барона! Такого беззакония не видано с тех пор, как стоит мир!

— Молчите! Мир стоит давно, и с тех пор на земле многое случалось. И теперь может случиться так, что граф Иштван прикажет отрубить вам голову.

— Мне? — переспросил ошарашенный барон, и зубы у него застучали. — Но боже мой, почему? За то, что я дотронулся до вашей ножки?

— Потому что этот человек окончательно теряет рассудок.

— Да, но ведь вмешается закон, парламент…

— Вмешаться-то он вмешается, но головы обратно вам уже не приклеит. И поскольку у вас только одна голова…

— Разумеется, одна…

— Короли в старину, к сожалению, даже баронам не давали двух или, скажем, трех голов.

— Да если бы и дали, — с юмором висельника заметил Бехенци, — я все равно давно бы их промотал. О Эстелла, — вдруг захныкал барон, — дорогая моя Эстеллочка, спасите меня, спасите меня! Ведь вы, только вы, во всем виноваты. Вернее, моя великая любовь к вам и то, что вы меня выдали за обедом.

— Ладно, будет! Ведь я затем и пришла, чтобы вызволить вас. Но выбраться отсюда нелегко, ведь надеяться можно лишь на побег. А выход отсюда только один — на замковый двор, — то есть практически никакого выхода, потому что во дворе вас немедленно схватит стража. Ну ничего, может быть, мне что-нибудь и удастся придумать…

— О, Эстелла! — патетически воскликнул барон. — Я женюсь на тебе, если ты спасешь меня. Ты станешь баронессой.

К сожалению, темнота помешала барону увидеть, какое впечатление произвело на Эстеллу его обещание, однако в ее ответе прозвучала явная насмешка:

— Подумаешь, какое счастье — стать вашей женой, баронессой! Быть вечно голодной кошкой с шелковым бантиком на шее. Может быть, вы пообещаете мне еще что-нибудь?

— Мою вечную верность!

— Ну, что ж, вечная верность — дело неплохое. Но прокормиться ею два человека с хорошим аппетитом, даже сварив или зажарив, едва ли смогут.

— А мои десять тысяч форинтов ежегодной пенсии? Через неделю будет первое июля, и я загребу свои пять тысяч полугодовых. Если их тратить с толком, мы с тобой сможем жить на них счастливо, как воркующие голубки на веточке!

— А если веточка обломится?

— Не мучай меня, Эстелла, а лучше поцелуй. Фу, на какую мерзкую жабу я наступил! Это подземелье так и кишит жабами и крысами. Не убегай, Эстелла!

Бехенци бросился к девице, чтобы обнять ее, но та отскочила к двери.

— Неужели ты даже поцеловать меня не хочешь? — тяжело дыша, воскликнул Бехенци.

— Нет.

— Значит, ты меня не любишь и не хочешь освободить меня? — прохрипел он сдавленным голосом.

— Жди, — шепнула Эстелла. — Я приду за тобой.

Она выскользнула из камеры, заперла дверь на ключ и подземным коридором вышла на второй замковый двор, где слуги, конюхи и солдаты, сбившись в кучки, толковали о том, как провалился под землю Бехенци. Слово за слово припомнили они множество легенд о коварной западне, устроенной, наверное, еще при древних владельцах крепости, скорее всего, при одном из Недецких.

Ведь там, где был замок, всегда находились и галантные рыцари, любители приволокнуться, которые сперва появлялись под окнами с лютней, а затем проникали и в столовую. А прелестные, словно феи, хозяйки замка, портреты которых висят в голубом зале, наверное, не прочь были вкусить от запретного яблока (хвала исключениям!). Одни из них сами, как Ева Адама, соблазняли своих обожателей отведать запретный плод, другие же давали возможность уговорить себя. И вот, когда хозяин замка все это замечал, лучшего помощника, чем западня, и придумать было трудно. Недаром люк был устроен именно под тем стулом, на который хозяйка обычно усаживает самого дорогого своего гостя.