Чарльз Диккенс - Том 25. Наш общий друг. Книги 3 и 4

• Название: Том 25. Наш общий друг. Книги 3 и 4
• Автор: Чарльз Диккенс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1962
• ISBN: не указан

«Наш общий друг» («Our Mutual Friend», 1865) ― жемчужина великого Чарльза Диккенса (1812―1870), его последний завершенный роман. 25-й том собрания сочинений включает в себя последние две книги романа.

Англия 1860-х годов. Страна, где наконец научились ценить не только происхождение и родословную, но и предприимчивость, сильный характер и обаяние. Однако у каждой медали есть оборотная сторона ― и вот уже аристократические салоны Лондона наводнили не только преуспевающие бизнесмены, но и сомнительные нувориши и авантюристы.

Таков фон, на котором разворачивается головокружительно увлекательная, полная приключений история "мусорщика-миллионера", его объявленного убитым наследника и прекрасной девушки, "завещанной" в супруги тому, кто получит нажитое на мусоре огромное состояние.

Перевод: Н. А. Волжина, Н. Л. Дарузес.

Иллюстрации: Марк Стоун (Marcus Stone ― 1840–1921).

---

— Она была не такая, сэр, — возразил Хлюп, весьма огорченный этим подобием утешения и даже обиженный за свою покойную благодетельницу. — Будем говорить только за себя, сэр. Всякое дело она всегда делала как следует. И обо мне она как следует заботилась, и о питомцах тоже, и о себе самой позаботилась, да и обо всем, что ни возьмите, заботилась как надо. Ах, миссис Хигден, миссис Хигден! Такая вы были женщина, такая мать и такая работница, даже на миллион одной такой не сыщется!

С этими прочувствованными словами Хлюп отошел от церковной двери и, уронив свою горемычную голову на могилу Бетти в углу кладбища, заплакал навзрыд, в одиночку.

— Ее могила не кажется такой бедной, когда на ней видишь эту нехитрую фигуру, — сказал Фрэнк Милви, проводя рукой по глазам. — Богаче, я думаю, чем если б ее украшали все статуи Вестминстерского аббатства*.

Хлюпа не стали тревожить, и все вышли за калитку кладбища, оставив его одного. Сюда уже доносился шум водяного колеса бумажной фабрики, словно смягчавший картину ясного зимнего дня. Они приехали совсем недавно, и Лиззи Хэксем теперь рассказала им то немногое, что оставалось добавить к письму, в котором она спрашивала, как ей поступить, приложив к нему письмо Роксмита. Лиззи оставалось рассказать только о том, как она услышала стон, и что произошло после этого, и как она получила разрешение поставить гроб с телом в чистой и пустой кладовой при фабрике, откуда они только что проводили покойницу на кладбище, и как свято была исполнена ее последняя просьба.

— Я бы не могла сделать это все сама, без помощи, — говорила Лиззи. — Не то чтобы я не хотела, но не смогла бы без нашего директора.

— Как! Того самого еврея, который нас встретил? — спросила миссис Милви.

— Милая, почему же нет? — заметил как бы между прочим ее муж.

— Он действительно еврей, — отвечала Лиззи, — и эта дама, его жена, тоже еврейка, и просил их за меня тоже еврей. Но я думаю, что нет на свете людей добрее.

— А вдруг они захотят обратить вас? — предположила миссис Милви, хотя и кротко, но слегка ощетинившись, как оно и следует супруге пастора.

— Захотят, что именно, сударыня? — переспросила Лиззи с тихой улыбкой.

— Обратить вас в свою веру, — сказала миссис Милви.

Лиззи покачала головой, все так же улыбаясь.

— Они никогда не спрашивали, какой я веры. Они попросили меня рассказать историю моей жизни, и я рассказала им. Они просили меня быть прилежной и верной долгу, и я это обещала. Они охотно и с радостью исполняют свой долг по отношению ко всем нам, кто здесь работает, а мы тоже стараемся исполнить свой долг. Правда, они делают даже больше, чем обязаны, потому что удивительно заботливы во всем, даже в мелочах.

— Не трудно заметить, что вы тут любимица, моя милая, — сказала маленькая миссис Милви не совсем довольным тоном.

— Я была бы просто неблагодарная, если б сказала, что меня не любят, — возразила Лиззи, — ведь меня уже повысили, дали мне доверенное место. Но все равно: сами они веруют по-своему и никому из нас не мешают верить по-своему. С нами они никогда не говорят о своей вере и о нашей не заводят никаких разговоров. И если б я была даже самая последняя работница на фабрике, все равно было бы то же. Они меня даже не спросили, какой веры была эта бедняжка.

— Мой друг, — сказала миссис Милви, отведя в сторону его преподобие, — мне хотелось бы, чтобы ты сам поговорил с ней.

— Душа моя, — вполголоса отвечал его преподобие Фрэнк своей доброй маленькой жене, — мне кажется, лучше будет предоставить это кому-нибудь другому. Обстановка не совсем подходящая. Охотников убеждать у нас вообще немало, душа моя, кого-нибудь из таких она скоро встретит.

Пока между ними шел этот разговор, и Белла и секретарь очень пристально наблюдали за Лиззи Хэксем. Впервые встретившись лицом к лицу с дочерью своего предполагаемого убийцы, Джон Гармон, естественно, имел свои тайные причины внимательно разглядывать ее лицо и манеры. Белла знала, что отца Лиззи ложно обвинили в том преступлении, которое имело такое большое влияние на ее собственную жизнь и судьбу, и ее любопытство было тоже вполне естественным, хотя в нем не было таких скрытых пружин, как у секретаря. Оба ожидали увидеть нечто совсем другое, очень непохожее на живую Лиззи Хэксем, — оттого и вышло, что она невольно послужила для них средством сближения.

После того как они дошли вместе с ней до маленького домика в чистенькой деревушке при фабрике, где Лиззи жила у пожилых супругов, работавших на бумажной фабрике, и Белла с миссис Милви уже сошли вниз, осмотрев комнатку Лиззи, зазвонил фабричный колокол. Лиззи сейчас же ушла, а секретарь с Беллой остались одни на улице, чувствуя себя не совсем ловко; миссис Милви занялась ловлей детишек и расспросами, не угрожает ли им опасность стать детьми Израиля — а его преподобие был занят, говоря по правде, мыслью, как бы ему уклониться от такого рода пасторских обязанностей и потихоньку скрыться куда-нибудь.

Наконец Белла сказала:

— Не поговорить ли нам лучше о том поручении, которое мы с вами на себя взяли, мистер Роксмит?

— Да, разумеется, — ответил секретарь.

— Я думаю, — пролепетала Белла, — что поручение дано нам обоим, иначе мы не были бы здесь оба?

— Думаю, что вы правы, — отвечал секретарь.

— Когда я сказала, что хочу поехать вместе с мистером и миссис Милви, — продолжала Белла, — миссис Боффин даже просила об этом, с тем, чтобы я составила мнение о Лиззи Хэксем. Оно не многого стоит, мистер Роксмит, и ценно в нем разве только одно: что это мнение женщины, но для вас это, может быть, лишний повод считать его ничего не стоящим.

— Мистер Боффин послал меня сюда с той же целью, — сказал секретарь.

Во время разговора они прошли до конца всю деревенскую улицу и вышли к реке, на лесистый берег.

— Вы хорошею мнения о ней, мистер Роксмит? — спросила Белла, сознавая, что она первая делает ему авансы.

— Я о ней очень высокого мнения.

— Я так рада это слышать! В ее красоте есть какое-то благородство, не правда ли?

— Да, она поразительно красива.

— В ней есть какой-то оттенок грусти, очень трогательный. По крайней мере я… я ведь не навязываю своего мнения, вы это знаете, мистер Роксмит, я только советуюсь с вами, — объяснила Белла с милой застенчивостью, словно оправдываясь.

— Я заметил в ней эту грусть. Надеюсь, — и тут секретарь понизил голос, — что это не следствие ложного обвинения, которое теперь снято.

Несколько шагов они сделали молча, потом Белла, взглянув раза два украдкой на секретаря, вдруг сказала:

— Ах, мистер Роксмит, не будьте со мной так суровы, не будьте так строги ко мне, будьте великодушны. Я хочу говорить с вами как равная с равным.

Секретарь вмиг просиял и ответил:

— Честное слово, я думал только о вас. Я заставлял себя быть сдержанным, боясь, как бы вас не обидела моя непринужденность. И все. Больше не буду.

— Благодарю вас, — сказала Белла, протягивая ему свою маленькую руку. — Простите меня.

— Нет! — с увлечением воскликнул секретарь. — Простите вы меня! — На глазах у Беллы стояли слезы, и блеск этих слез (хотя и отозвавшийся болью в его сердце) показался ему прекраснее всего на свете.

Они прошли еще немного дальше.

— Вы хотели говорить со мной, — сказал секретарь, совершенно освободившись от долго омрачавшей его тени, — о Лиззи Хэксем. И я тоже хотел говорить о ней, но не успел начать.

— Теперь, когда вы можете начать, сэр, — возразила Белла, словно подчеркивая это слово игрой ямочек на щеках, — что именно вы хотели сказать?

— Вы помните, конечно, что в своем коротеньком письме к миссис Боффин — коротком, но очень дельном, — она ставила условие, чтобы мы сохранили в строжайшей тайне ее фамилию и место жительства?

Белла кивнула.

— Я должен узнать, почему она назначила такое условие. Мистер Боффин поручил мне доискаться, в чем тут дело, да и мне самому очень хочется знать, не оставило ли то, уже снятое обвинение, какого-нибудь пятна на ее репутации. Я хочу сказать, не делает ли оно ее положение унизительным даже в ее собственных глазах.

— Да, — сказала Белла, задумчиво кивнув. — Я понимаю. Мне кажется, это будет и разумно и тактично.

— Вы, быть может, не заметили, мисс Уилфер, что она интересуется вами не меньше, чем вы ею. Как вас привлекает ее крас… ее внешность и манеры, так и ее привлекают ваши.

— Я этого вовсе не замечала, — возразила Белла, опять игрой ямочек на щеках подчеркивая это слово, будто курсивом, — мне казалось, что у нее…

Секретарь с улыбкой поднял руку, явно предупреждая готовые сорваться слова: «что у нее вкус гораздо лучше», — и Белла вся вспыхнула, пойманная на этом невинном кокетстве.