Мария Теплинская - Короткая ночь

• Название: Короткая ночь
• Автор: Мария Теплинская
• Жанр: Фэнтези

---

«Косы не заплетет — волос жидковат!» — со жгучей досадой подумалось Лесе.

Этот прелестный наголовничек подчеркивал яблочно румяные щечки и вальяжную белую шею.

А платье-то! Не свисало вниз тяжелыми складками, как у нее у самой, а пыжилось широким колоколом — за счет множества туго накрахмаленных нижних юбок. Оттого и кружева, с них свисавшие, смотрелись роскошно.

То и дело, кокетливо поводя плечиком, поворачивалась она к Даниле, играла с ним глазками. С обидой думала Леся, что и в подметки не годится ей эта панна, что если вот содрать с нее всю шелуху этих нарядов да заплести чахлую косульку — никто на нее тогда и не глянет! А вот поди ж ты!..

И все же самое худшее ждало впереди. Когда окончилась служба, и народ повалил на улицу, Леся как-то неловко замешкалась в дверях — и ее тут же грубо толкнули, так что она вылетела на паперть и, поскользнувшись, чуть не упала.

Вновь обретя равновесие, она посмотрела, кто же это обошелся с нею так невежливо — и едва не задохнулась от подступивших к горлу слез.

У самого выхода, повернувшись к ней спиной, стоял Данила, а из церковных врат белым лебедем выплывала на паперть его расфуфыренная краля. И это для нее Данила столь ревностно прокладывал дорогу, грубо отпихнув Лесю, чтобы та его раскрасавице подола не помяла, наголовника не покривила! И это е е Данила с ласковыми серыми глазами, с шелковыми завитками на шее… Тот, о ком она столько грезила, ради кого терпела бесчисленные нападки, насмешки, щипки, из-за кого пролила столько слез… Выходит, и в самом деле…

Сама не своя спускалась она с церковного крыльца по узким крутым ступеням, едва нащупывая их ватными ногами. Слезы застилали ей свет, а в голове шумело, носились какие-то обрывки мыслей.

— Данила… Свадьба… Кружева… Паненка расписная… — повторяла она беззвучно, одними губами.

А за церковной оградой, возле самых ворот, окружила ее кучка молодых односельчанок. Столпились вокруг, словно в тиски зажали — не вырвешься!

— Ой, Лесю!

— Леська, что это с тобой? Ты что это на юбку себе пришпандорила?

— Ишь ты, пани какая, чистая любомирка!

— Иисусе-Мария, ну и вид! Леська, поворотись-ка, я на тебя сзаду погляжу!

Тут к ней потянулись с полдюжины рук, принялись ее щипать, хватать, поворачивать! Кто-то потянул сзади за платок, стащил его с головы на шею.

Девки грохнули новым приступом хохота, да таким оглушительным, что перепуганная Леся зажала ладонями уши. Она чувствовала, как чьи-то руки тянулись к ее голове, взбивали, ерошили волосы. Вот кто-то сзади опять потянул, развязывая вишневую атласную ленту, которую она с таким трудом сложила в красивый бант.

И тут она поняла, что сил уже нет крепиться — сейчас, на глазах у всей этой своры, она позорно разрыдается, будет размазывать по лицу слезы, и от этих слез все лицо покраснеет и раздуется, что твоя свекла, а эти гадючки болотные так и будут хихикать промеж собой и торжествовать, что целой вороньей стаей заклевали, растерзали ее одну…

Леся зажмурилась, отгораживаясь от этой орущей, хватающей, галдящей действительности, и попыталась представить себе, что ничего этого здесь больше нет, и не было никогда. А вместо этого…

Но на что она могла перевести свои мысли, если нельзя думать о Даниле? Если до сих пор болят ребра от его умышленно грубого тычка?

И тут перед ее глазами, словно наяву, поднялись непролазные лесные чащобы, высоко взметнулись могучие исполины-деревья, глухо переплелся внизу густой темный подлесок. Но даже на фоне этой темной лесной зелени пронзительно черными видятся ей мрачные контуры грозного идола…

И вдруг она изумленно застыла на месте: словно и в самом деле идол услышал ее бессловесный призыв, немую мольбу о помощи.

Откуда-то снаружи донесся до ее сознания хорошо знакомый сердитый голос:

— А ну единым духом все — вон отсель!

Девчонки завизжали и, видимо, кинулись врассыпную — Леся услышала их дробный топот. В ту же секунду ее крепко ухватили за запястье.

— Идем! — коротко приказал Савел, увлекая ее за собой.

Он, видимо, ушел вперед вместе со всеми, а потом, спохватившись, что ее нет, вернулся обратно. Господи, до чего же стыдно ей идти рядом с ним: вся зареванная, всклокоченная, хуже болотной кикиморы, да еще с этими нелепыми кружевами из-под юбки — ну, срам!

Родич молча шел рядом, сердито насупившись. Лица его она не видела, но слышала его негодующее сопение, а его широкая загорелая шея стала от злости глинисто-красной.

А дома она, высоко взбивши верхнюю юбку, стала молча и угрюмо отпарывать злополучные кружева с подола сорочки, а присевшая рядом Ганна, наблюдая за движениями золовкиных рук, темных на фоне белого полотна, кротко ее журила:

— Ну и осрамила ты нас! Ну нешто не говорили тебе?

— А, отстань! — безнадежно отмахивалась девушка.

— И все ведь на тебя смотрели, все дурость твою видали! Как вспомню — до сих пор от стыда вся так и горю…

— Тебе-то с чего гореть? — удивилась золовка. — Не на тебя же смотрели!

— Ах, Лесю, Лесю! — продолжала вздыхать Гануля. — Не дело ты затеяла, не по себе дерево клонишь!

Она наклонилась ближе и зашептала совсем тихо — словно ветерок прошелестел.

— Знаю ведь я, кого ты приманиваешь. Не надо бы — кроме худа, ничего с того не будет…

— Почем ты знаешь? — привычно вскинулась девушка.

— Я-то знаю, — улыбнулась Гануля грустно и мягко, совсем по-матерински. — Все равно тебе за ним не бывать, пойдешь, за кого Савел скажет, а баловства ради — грех ведь…

От возмущения Леся чуть не выронила ножницы.

— Это почему ж такое — за кого Савел скажет? Что тот Савел мне за указчик?

— А ты как думала? — еще тише зашептала Ганна. — Он уж тебе и жениха приглядел.

— И кого же? Не Михала ли?

— А это уж не нам с тобой знать, — ответила смиренно Гануля. — Не девичье это дело — женихами перебирать! Старшим-то знать лучше…

Отпоров последние стежки, Леся в сердцах бросила на стол отпоротую кружевную оборку и ножницы; щелкнув последний раз, они глухо брякнули о скобленое дерево.

Этот стук привлек Лесино внимание, и она новыми глазами посмотрела на почерневшую сталь, отливавшую синевой на лезвии.

О Боже, от расстройства она совсем забыла… Ведь это же те самые! Скорее, скорее прочь их из хаты — от беды подальше!

Леся хотела было их чем-нибудь обернуть и уже искала подходящую тряпицы, да передумала: все равно ведь уже руками бралась!

Ганна испуганно ее окликнула, когда та резко вскочила и вихрем вынеслась прочь из хаты, однако услышать ее было уже некому. Леся уже позабыла и про кружева, и про Данилу, и про свой позор — лишь бы только избавиться от этих окаянных ножниц, будь они неладны!

Катерины дома она не застала; на ее нетерпеливый стук вразвалочку вышел угрюмый супруг хитрой молодки.

Леся не любила седоватого, неприветливого Микиту; еще совсем маленькую он, бывало, гнал ее прочь от своего тына. Да и никто, помнится, никогда не питал к нему особой приязни, и сам он был всем как будто чужой.

Микита не был очень высоким, но с первого взгляда производил впечатление человека мощного и крупного. Коренастый, приземистый, непомерно широкоплечий, с широченной, как печь, грудной клеткой, да при коротких кривых ногах он казался почти квадратным. Длинные руки, висящие до самых колен, заканчивались огромными волосатыми кулачищами, с самых ранних лет нагонявшими на нее ужас. Поговаривали, что первая жена Микиты умерла как раз от мужниных побоев.

И это каким же черствым сердцем надо было обладать, чтобы своими руками отдать за такого горемычную Касю! Но Микита жил с достатком, нужда его не посещала — вот и позарились, видно, на его безбедное житье!

— Чего тебе? — буркнул с порога угрюмый хозяин.

— Кася дома? — робко спросила девушка.

— Нема. А тебе на что?

— Да вот… Ножницы она у меня забыла.

— Давай сюда. — Микита забрал у нее ножницы. — Ну, чего стала? Проходи давай!

— Да нет, что вы! — смутилась Леся. — Я на минутку.

— Заходи, чего уж…

Хата у них с Касей была большая, чистая, но казалась такой же темной и неприветной, как и сам хозяин.

— Садись! — Микита небрежно толкнул ее на лавку, и сам присел рядом, положив на ее плечо широкую, как лопата, чугунную длань.

— Ну?

— Что такое? — вздрогнула Леся.

— А ты уж будто не знаешь?

— Нет. А что я должна знать?

Микита поглядел на нее исподлобья, недобро ощерился, и ей даже показалось, что в полумраке в его темных глазах блеснул на миг дьявольский алый огонь. Позже она поняла, что это, видимо, был всего лишь отблеск заката, но в эту минуту ее сковала жуть.

— Катуська-то моя тоже помалкивает, — оскалился Микита. — Ох и хитры же вы, бабы! Ну да ничего, дознаюсь, дознаюсь…

— Вызнавать-то и нечего, — ответила она, глядя в сторону.