Евгенией Сомов - Обыкновенная история в необыкновенной стране

• Название: Обыкновенная история в необыкновенной стране
• Автор: Евгенией Сомов
• Издательство: Журнал «Нева»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

---

И действительно, оно началось. Садовский стал стучать в дверь со словами, что если Дед не подчинится «законным требованиям охраны», то будет посажен в центральную режимную зону. В ответ ему я отчетливо услышал слова:

— Отойди, сатана!

Как это было ни странно, но старшина Садовский действительно отошел, отошел, чтобы дать новые указания солдатам. В это время я тоже стал вразумлять Деда через приоткрытое верхнее окно, говоря, что сопротивление бессмысленно и что так или иначе он и собака будут выведены охраной из бани, но в ответ я услышал громкие слова молитвы. Дух его был неукротим.

Что еще можно было предпринять? Увидев, что у бани появился Муразанов, а с ним и еще два других надзирателя, я побежал к начальнику лагерного участка Герусу. В конторе его не оказалось, и я рискнул вторгнуться в его семейные покои. Вместе со мной он сразу же поспешил к бане. По дороге я рассказал ему всю историю с Муразановым, которого он ненавидел. Теперь Герусу стало ясно, кто будоражит весь участок.

К нашему приходу обстановка еще больше накалилась. Солдаты уже нашли где-то большой ствол дерева и тащили его к бане, видимо, для того, чтобы выбить дверь. Садовский стоял под окошечком бани и вел переговоры с Дедом.

Наконец подошел к окну Герус:

— Заключенный Картамышев, сейчас же покиньте баню, лишь в этом случае я вам обещаю, что с собакой ничего не случится!

Возникла пауза, и все стали прислушиваться. Вдруг окно еще больше растворилось, и из него выскочила собака. Он поверил Герусу!

Упав с высоты, Каштанка взвизгнула, отряхнулась, осмотрелась и, узнав в толпе меня, с опаской стала приближаться. Казалось, что конфликт улажен, и кое-кто из зрителей даже захлопал в ладоши.

В этот момент от толпы отделилась фигура Муразанова. Он быстро направился к собаке. Мне вдруг стало все понятно.

— Нет, нет! — закричал я.

Но было уже поздно: прозвучал выстрел.

В руках у Муразанова я увидел тот самый, мной возвращенный ему пистолет. Пуля попала собаке прямо в голову, и она, подергавшись на земле, застыла.

Наступила пауза, и на этот раз все взоры, полные возмущения, обратились на Муразанова.

Первым пришел в себя Садовский. Заикаясь, весь красный, он закричал:

— Каа-а-к посмел?!

Жалко озираясь вокруг и почувствовав, что все против него, Муразанов стал протискиваться сквозь толпу, тихо бурча одно и то же:

— Не положено, не положено…

Получалось так, что старший лейтенант Герус в присутствии всех, обманул заключенного Картамышева, дав ему свое слово.

Дед наверняка видел из оконца всю эту сцену. Садовский подошел еще раз к бане и сделал еще одно предупреждение. Дед четко ответил, что если баню начнут штурмовать, то он сожжет ее и себя с ней. Мои мольбы к начальству были уже бесполезны, отступить перед лицом собравшихся заключенных они уже не могли. Штурм начался. Солдаты произвели бревном два предупредительных удара по дверям бани и стали ждать реакции.

Вдруг толпа ахнула — из-под углов крыши бани в небо потянулись струйки дыма. Баня горела!

Наступила тишина, и все услышали, как изнутри донеслось пение. Дед пел псалмы.

Теперь уже бревно заработало с полной силой, дом горел. Наконец дверь рухнула, и из проема повалил дым. Солдаты ринулись вовнутрь, но тут же отпрянули — на пороге в дыму стоял Дед. Правая рука его была поднята в благословляющем жесте. Он пел и медленно шел на солдат. Сзади на нем горел ватник.

Это было так неожиданно, что на какие-то секунды и солдаты, и все начальство оцепенели. Затем все бросились к нему гасить ватник. Взяли с двух сторон под руки и повели через расступающуюся толпу. Многие женщины плакали.

Он был невозмутим, шел, силясь жестом благословить их. И я услышал его слова:

— Жено, не плачьте обо мне, а плачьте о грехах своих!

Дед был сразу заперт в карцер до выяснения дела, а вечером в кабинете начальника разыгралась бурная сцена. Муразанов предъявил свой проект решения по делу Картамышева, в котором предлагалось на год запереть его в центральную режимную зону в Тасс-Заимке за «поджог бани, неподчинение требованиям надзирателя и за религиозную пропаганду». Герус заявил, что никакой пропаганды в поступках Деда не находит и что поджог бани есть простое хулиганство, поэтому и раздувать дело не следует, а просто отправить его в режимную зону на месяц. К мнению начальника присоединился и «добрый» Садовский.

Муразанов стал возражать и, когда заметил, что его больше не слушают, заявил, что будет жаловаться выше. Герус взорвался:

— Тогда я начну расследование, кто из надзирателей ночью пытался изнасиловать заключенную женщину! У меня есть такие данные. — И в упор уставился на Муразанова. Тот заметно побледнел. Наступила пауза. Садовский попытался сгладить конфликт, указав, что такие вопросы нельзя решать при заключенных. Заключенными были мы, специалисты и руководители производства. Совещание прекратилось.

Дед на следующий день оказался в зоне, в той самой, где я провел первый самый тяжелый мой год. Принеся ему передачу, я был удивлен, увидав через проволочное заграждение его сияющее лицо. Вспомнились его слова:

«Будьте радостны и добры: вы, страдающие за слово Божье! Ибо сказано: „Кого люблю, тех обличаю и наказываю!“»

Для него это было просто еще одно испытание в вере. И, видимо, Господь действительно оказался к нему милостив, так как он ни одного дня не ходил на тяжелые работы. Новому коменданту зоны потребовались хромовые сапоги. А кто же еще, кроме Картамышева, может ему их сшить?!

Через месяц, вернувшись ко мне на пункт, он с рвением принялся за работу. О Каштанке он уже никогда и не упоминал. Если что и огорчало его, так это пропажа Евангелия. Оказалось, что Муразанов, убегая ночью от нас, разрывал на ходу эту, уже ветхую, книгу и разбрасывал. Листки разлетелись по ветру, далеко по всей степи, и теперь Дед ходил и собирал их.

— Бес, так он и есть бес! — подытожил он.

Эта история оказалась бы не полной, если бы я не рассказал, что случилось с Бесом-Муразановым. Бог действительно покарал его. Он оказался не только подлецом, но и вором.

Как выяснилось, повадился он воровать пшеницу с полевого склада. Заведующий складом был заключенным и имел любимую женщину, которая приходила к нему по ночам на склад. На этом-то и построил свой шантаж Муразанов, застигая их вдвоем на складе. Каждый раз он требовал по три мешка пшеницы за его молчание. За этим зерном по ночам приезжал на подводе его дружок, тоже татарин, надзиратель с соседнего участка. Зерно уходило на базар в Караганду. Так и тянулось целый год, пока заведующий не выдержал и не открылся во всем Герусу. Тот, конечно, воспользовался моментом.

Муразанов и его дружок были ночью схвачены с поличным засадой, устроенной на них самим начальником НКВД отделения. Его судили, дали восемь лет лагерей и отправили в северные лагеря, чтобы в них не могли опознать бывшего надзирателя. Ведь недаром в народе говорят: «Бог шельму метит».

Восстание ангелов Часть третья На крутых поворотах

«Нас судьбы безвестные ждут»

Из гимна русских социалистов-революционеров.

Этап

Мокрый снег повалил неожиданно и, ложась на высокую сухую траву, издавал тихий шорох. Я проснулся. Тяжелое чувство надвигающейся беды уже несколько дней не оставляло меня. Может быть, это осенняя тоска.

Когда в дверь моего фельдшерского пункта кто-то громко постучал, у меня сразу же мелькнула мысль: «Вот она!». На пороге стоял надзиратель, тот добрый и покладистый малый, который частенько заглядывал ко мне, чтобы получить свой стаканчик медицинского разбавленного спирта. Хлебнет и тут же исчезнет.

Но теперь он пришел не за этим: глаза его были печальны и серьезны, да и говорил он скороговоркой:

— Вас вызывает к себе начальник участка. — И потом, опустив глаза, добавил: — Не знаю зачем.

«О нет, знает, не к добру это!»

Вот уже почти год, как я на новом участке «Джон», среди нескольких сотен розовых, аппетитно хрюкающих свиней новой фермы. Производительную высокопородную часть стада завезли сюда откуда-то издалека, и свиньи давали богатый приплод, так что начальство только руки потирало. Но не учло оно, что порода эта к сибирским холодам не приспособлена. Как грянули холода, новые, еще не просохшие здания свинарников заиндевели и начали болеть поросята, а затем и взрослые животные. Чем дальше, тем хуже. Наконец, в марте разразилась свиная чума, унесшая одну треть поголовья. Тогда-то и нашли меня на участке Боздангул и стали уговаривать принять эту несчастную ферму.

Возможно, эпизоотия уже и сама шла к концу или привезенная мною вакцина помогла, но только падеж животных прекратился, и ферма стала снова набирать темпы.