Евгенией Сомов - Обыкновенная история в необыкновенной стране

• Название: Обыкновенная история в необыкновенной стране
• Автор: Евгенией Сомов
• Издательство: Журнал «Нева»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001

---

Однажды бригадир попросил Сашу посмотреть сломавшуюся на сепараторе машину — механику так и не удалось ничего с ней сделать. После сепарирования большой процент сливок оставался в молоке, и эти потери начинали угрожать бригаде невыполнением плана по маслу. Саша рано утром направился на пункт, разобрал всю машину и стал испытывать фильтры, как вдруг он услышал щелканье косточек счетов в соседней комнате, там кто-то работал. Он продолжал возиться с машиной, однако дверь от сквозняка стала все больше приоткрываться, и он увидел спину стройной женщины в халате с белой повязкой на голове. Сомнений не было, это была Нина. Как самую грамотную на ферме бригадир просил ее составлять отчеты по молоку. У Саши на секунду остановилось дыхание, он уже две недели не видел ее. «Уйти незаметно», — начал командовать он сам себе. Но ведь срочная работа должна быть выполнена. Нина уже заметила его, она встала, поздоровалась и с широко раскрытыми глазами стала приближаться к нему. Наконец, она положила руки на его плечи и прижалась лицом к его груди:

— Милый, я так страдаю… — чуть слышно произнесла она.

Он обнял ее и стал целовать. Острое чувство нежности, которое он так долго старался заглушить в себе, вернулось. Ему вдруг стало ясно, что нет ничего на свете ближе и дороже этой девочки, которая, вся содрогаясь, плачет на его плече.

И вдруг он услышал:

— Милый, беги, беги скорее отсюда. Кто-то пустил слухи, что ты никакой не раненый, а дезертир!

Эти слова сразу вернули его в реальность, лихорадочно запрыгали мысли: «Неужели Настя что-то разболтала про мое ранение?».

В эту минуту кто-то громко кашлянул за спиной:

— Приветик, молодые! Как там дела с машиной?

Это был бригадир. Нина отпрянула.

— Еще час и начнет работать! — отрапортовал Саша.

Нина взяла бумаги и быстро вышла из помещения. Бригадир посмотрел ей вслед, потом бросил хитрый взгляд на Сашу:

— Как мужчина я тебя понимаю… — и потом уже серьезно добавил: — Заканчивай, заканчивай, все ждут.

Направился к двери и как бы про себя пробурчал слова популярной в то время песенки:

Первым делом, первым делом самолеты,
Ну, а девушки, а девушки потом!

«Еще ничего не знает, — мелькнуло у Саши. — А то бы так не веселился».

Вечером Саша не выдержал:

— Зачем сплетни ты там пускаешь среди доярок, что я дезертир?!

— Боже меня упаси, — взмолилась Настя, — чтобы я такое говорила! Они сами сочиняют от зависти. Они меня уже давно доводят, что я с инвалидом живу. Я и сказала, что на тебе никаких ранений нету, все зашито, так что ищи, не найдешь. А про дезертира и речи не было!

Всю ночь мрачные мысли одолевали его: «Все это покатится дальше и рано или поздно дойдет до Константиновки. Конечно же, стукачи есть и на ферме. Если просто внезапно исчезнуть, то это как бы подтвердит слухи, пойдет облава по всей области. Нужно найти предлог, чтобы самому поехать в Константиновку. Но какой? Скажу, что ранение дает о себе знать, боли в животе, хочу врачам показаться. А потом из Константиновки уже сообщу, что направили на три дня в Акмолинск на обследование. По крайней мере, недели две выиграю…».

Утром Саша остался лежать в домике и Насте сказал, что начались боли. Но было видно, что она не верит, не верит, что Саша вообще был ранен. Теперь она его просто спасала, разнося по ферме, что рана у него заболела. Саша пошел к бригадиру и сообщил ему о своей беде: «Осколок там. Если через неделю не перестанет, нужно врачам показаться…».

— С чего бы это вдруг? — с нехорошим прищуром спросил бригадир. — Ну что ж, пойдет машина в город, на ней и поезжай.

Только теперь Саша заметил, что отношение бригадира к нему странно изменилось.

Он вернулся в домик и лег. «Теперь и до бригадира дошло». А ведь это он его без документов-то принял и участкового отвел. «Бежать сегодня же, бежать пешком или все же подождать до завтра машину? Один день — рискну!»

В дверь кто-то тихо постучал. На пороге стояла малознакомая ему молодая доярка и, не смотря на него, передала ему какую-то бумажку и сразу ушла. Бумага оказалась запиской от Нины:

«Милый, я люблю тебя и буду всегда-всегда любить, что бы с тобой ни случилось. Вот наш с мамой адрес. Где бы ты ни был, я буду всегда ждать вестей от тебя, а потом и тебя самого, чтобы быть навсегда вместе. Твоя, и навсегда твоя, Нина».

Саша сел и задумался: «Она тоже уверена, что я сейчас должен бежать».

Он выучил адрес наизусть и разорвал записку.

Теперь и у Насти сон стал тревожным, появилось чувство надвигающийся беды, но она ни о чем не спрашивала.

Начинало светать, когда Саше послышалось, что какая-то автомашина проехала по участку фермы. Было воскресенье, и никто к ним в бригаду по этим дням приезжать не должен. Он тихо поднялся, чтобы не разбудить Настю, подошел к окну, отодвинул занавеску — у домика бригадира стояла легковая автомашина. «Может быть, заблудилась, и что-то спросить хотят», — успокаивал он сам себя, но тут же стал быстро одеваться. Походная сумка для побега уже была собрана с вечера.

Тут и Настя открыла глаза: «Что? Что?!» — увидела она уже одетого Сашу.

— Спи. Машина какая-то приехала, я хочу почту передать, — успокаивал он.

Еще раз выглянул в окно и отпрянул — к домику шли двое военных и один в штатском! Сомнений не было — за ним!

— Прощай, Настя! — прошептал он и бросился в кладовую, где было маленькое оконце, выходящее на обратную сторону дома.

В наружную дверь уже тихо стучали. Настя вскочила с постели, открыла дверь. В комнату быстро вошли двое, один в штатском остался снаружи:

— Где он?!

— Его здесь нет, — постаралась как можно спокойнее ответить Настя.

Саша уже выполз из окна и стал тихо удаляться к кустарникам около оврага.

Вдруг Настя слышит, что кто-то снаружи кричит: «Стой! Стреляю!», и через секунду раздался выстрел, а за ним еще один. Настя всем своим мощным телом отбросила военного, перекрывшего дверь, и буквально прыгнула со спины на шею штатского, повалив его на землю.

Двое военных тут же бросились преследовать убегающего Сашу, но он уже достиг линии кустов и теперь бежал по кромке крутого лога с каменистыми обрывами, на дне которого протекал ручей. Поднимающийся с долины туман укрывал его, но он то и дело спотыкался о камни и этот шум подсказывал преследователям направление его бега. Чутьем десантника он понимал, что он должен перепрыгнуть на другой берег, и тогда преследователям придется карабкаться по обрывистым стенкам оврага, а он выиграет время. Он бежал, и глазами все время искал место, где он смог бы перепрыгнуть на другой берег. Уже дважды приостанавливался и прикидывал возможности, но не решался, да еще и сумка мешала, которую жалко было бросить.

«Вот здесь». Остановился он, примеряясь для прыжка. Закинул сумку за спину. «Теперь разбег», — командовал он сам себе. «Пошел!» Саша легко перелетел на другую сторону и уже встал на каменистой кромке, но из-под одной его ноги камень стал сползать в обрыв. Он зашатался, мешок перетягивал назад. Он согнулся и распластался по земле, но было уже поздно: за что бы он ни хватался, все ползло вместе с ним вниз. Ударяясь о камни, Саша кубарем покатился на дно оврага.

Когда он пришел в себя, его преследователей еще не было слышно. Он попытался встать, но резкая невыносимая боль в левой ноге снова уложила его. Он попытался еще раз, но почувствовал, что нога его не слушается.

«Неужели это все?». Он лежал ничком на речной гальке и ждал.

Ждать пришлось недолго.

* * *

Прошло несколько месяцев, и в нашем лагере почти все забыли об этом побеге. Большинство было уверено, что всем удалось скрыться.

Однако вскоре пошли слухи, что каких-то двоих привезли и содержат в изоляторе, в отдельной зоне. У лагерной охраны была традиция привозить напоказ пойманных беглецов, чтобы показать всем, что побег невозможен.

Я узнал, что беглецов водят порознь каждую неделю в нашу баню. Один из заключенных, работавший там, был мне хорошо знаком, и мы быстро столковались. Беглецами оказались Виктор и Саша. С Виктором мы были мало знакомы, однако когда произошла наша встреча, он сразу узнал меня и обрадовался. Был он совсем худым и бледным, взгляд потух, и как-то он весь съежился. Говорил он тихо и неохотно и только при нашей второй встрече немного оживился и стал рассказывать обо всех подробностях. На следствии его не били, после шести месяцев пребывания в госпитале он не мог даже сидеть на стуле у следователя — падал. Рана не заживала и гноилась.

Я принес ему гостинец, собранный ребятами: белые сухари и конфеты — в изоляторе его держали на четырехстах граммах хлеба. Затем он передал мне всяческие поручения к товарищам и адрес своей мамы, чтобы я ей написал обо всем.