Геннадий Якушин - Волк

• Название: Волк
• Автор: Геннадий Якушин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02683-7

Остросюжетная повесть Г. В. Якушина начинается с драматических событий: в годы Великой Отечественной войны контрразведчик арестовывает дезертира; сбежав, тот становится главарем банды и в месть чекисту вовлекает в свою шайку его десятилетнего сына, дав ему кличку «Волк». Повествование развивается вплоть до наших дней, показывая трудное освобождение главного героя от грехов прошлого, его взлеты и падения, поиски смысла жизни, а также настоящей, непродажной, любви. Главный герой носит имя автора повести, в которой задействованы и многие известные люди, что дает повод предполагать реальную основу всех событий.

---

— Как заправляет? — переспрашиваю я. — Руководит, что ли? Никто, сами. А еще мы тренируемся в стрельбе, — говорю я и осекаюсь. Слава богу, солдат не обращает на это внимания. У него своя направленность разговора.

— А у нас скука, особенно зимой, — печалится Никита и замолкает. Я же на самом деле засыпаю и просыпаюсь только от окрика Никиты.

— Ген, мы уже Плавск проскочили! Темнеет. Пора и о ночлеге подумать.

— А чего думать, — отвечаю я, оглядываясь окрест, — вон впереди какая-то деревенька. В ней и заночуем.

Мы стучим в окно первой попавшейся избы и слышим в ответ:

— Входите, не заперто.

В доме трое детей приблизительно от 5 до 12 лет и средних лет женщина. Они ужинают. На столе, кроме миски с картошкой в мундире и блюдечка с солью, ничего нет. Женщина говорит:

— Не побрезгуйте, садитесь, откушайте с нами.

Детишки тут же убирают руки со стола, но продолжают глазенками есть картошку. Мы переглядываемся с солдатом и возвращаемся к машине. Забираем из нее все съестные припасы и, вернувшись, выкладываем их на стол.

— Эй, ребята, — обращаюсь я к детям, — набрасывайтесь! — И сам первый беру кусок колбасы. Дети не заставляют себя уговаривать.

Никита делает бутерброд из черного хлеба с салом и подает его женщине:

— Ну, это вам, хозяюшка.

После ужина мы ложимся спать, но сон не идет. Повертевшись с боку на бок, солдат приподнимается:

— Ген, я слышал от наших макаронников,[2] будто твой батя золото в Америку переправлял, а японский военный корабль напал на них. Так твой отец подорвал его. А ты что-нибудь об этом знаешь?

— Отец кое-что говорил, — отвечаю я.

— Ну, расскажи, интересно же, — просит Никита.

Я вижу, как поворачиваются в мою сторону мордочки ребят и голова хозяйки, и начинаю повествование.

Перед отправкой на задание с отцом встречается генерал.

— Ты башкой отвечаешь за сохранность золота, — сухо говорит он, не отрывая глаз от бумаг на столе. — Это хлеб наших детей, жен и стариков. Они, оголодавшие в войну, вновь будут недоедать. А мы отдаем их кусок этим паразитам за свиную тушенку!

— Так точно! — чеканит мой батя.

— Так точно, так точно — как мальчишка, — передразнивает его генерал и выходит из-за стола. — Как воевать, так их не было, а как территорию делить да музеи грабить, пасть раззявили. Союзники хреновы! Но их Жуков здорово шуганул. Почти до моря эти янки от него драпали. — Глаза у него загораются. — Скажи, перетопил бы он этих говнюков, не вмешайся Сталин?

— Так точно, перетопил бы! — озорно отвечает отец.

— Молодец! Понимаешь, — с удовлетворением отмечает генерал. — Ладно, иди!..

На военно-морской базе Чукотки Сергей Александрович Данилов, официальный представитель Москвы, под охраной и наблюдением моего родителя принимает ящики со слитками золота, а затем грузит их на небольшое судно.

Вид у моего отца и его солдат далеко не бравый. Все какие-то подавленные. Давят нависающие над землей и морем рыхлые тучи, напитанные темной влагой и вызывающие промозглость.

Им кажется, что погрузка никогда не кончится. Снег лепит бате в лицо, порошит в глаза, ветер рвет шинель, палуба ему кажется черной. Отца бьет дрожь, так сильно, что он с трудом понимает, что спрашивает у него боцман по поводу погрузки. Так и не получив от него ни одного толкового ответа, тот говорит:

— Идите вниз. Вы, я вижу, больны. Здесь на палубе хватит и четверых ваших солдат.

Отец спускается в каюту, но в ней тоже холодно, и он снова поднимается наверх. К нему подходит человек, похожий на моржа, с мокрыми от снега и свисающими до подбородка усами, и кричит:

— В двадцать четыре часа отходим! Чтобы все люди были на местах. Прошу со мной не спорить и тем более не указывать.

Тут только до бати доходит, что это капитан судна, а он зачем-то задает ему вопрос о времени на сборы.

Корабль медленно, часто стопоря машины, отваливает от причала. Люди передвигаются по нему, словно слепые. Даже прожекторы не прорывают непроницаемую мглу. Предметы теряют свой облик. Матросы на верхней палубе кажутся загадочными тенями. На душе неспокойно. Это состояние усиливается еще и тем, что солдаты беспрерывно перекликаются. Они его раздражают, и отец приказывает солдатам отдыхать, а сам остается на палубе.

Медленно, липкой струей тянется время. Беспокойство перерастает у отца в предчувствие опасности. Волны становятся все круче и в конце концов одна из них его окатывает. Он спускается вниз. Солдаты спят.

Отец идет в каюту. В ней уже храпит Сергей Александрович. Переодевшись в сухое белье, отец тоже ложится, но заснуть не может из-за ломоты в костях и кашля. Батю снова начинает трясти озноб, появляется сильная боль под лопатками и становится трудно дышать. В какой-то момент он вспоминает, что не выставил часовых. И тут же забывается. Ему чудится, что на его тело льют холодную воду, а она с шипением тут же улетучивается. Потом он слышит крики, топот, стрельбу, хочет подняться и не может.

Приходит в себя отец от теплого прикосновения к лицу луча солнца, проникшего через иллюминатор. Данилова в каюте нет.

«А погода-то изменилась, — облегченно думает он, — и ветер стих». Кое-как одевшись, батя пытается встать, но от сильного головокружения тут же падает обратно на койку. Однако сознания не теряет.

Гудение двигателей корабля, шипение холодной воды у стальных бортов не дают ему покоя. Он хочет выйти на воздух, делает новую попытку и на четвереньках выбирается наверх. От увиденного волосы у него на голове поднимаются дыбом.

Данилов и его солдаты стоят на баке, привязанные к поручням. В сопровождении двух матросов со скучающим видом мимо них прохаживается капитан. Вот он останавливается возле одного из солдат и молча вглядывается ему в лицо. В глазах паренька появляется страх. Капитан делает знак матросам, и те начинают методично его избивать.

Вдруг кто-то дергает батю за ноги, и он скатывается по трапу. Над ним стоит боцман. Он широк в кости и весит, наверное, килограммов сто. У него крутой высокий лоб и горящие глаза под густыми бровями.

— Что, чекист, местность обозреваете? — зло ухмыляется он. — Хреновый вид! Повязали сонными ваших гвардейцев. Если бы вас привели в чувство, были бы среди них. Из двух шлангов вас поливали с такой силой, что чуть ли не катали вас по палубе. И все без толку. В сознание вы не пришли. А я двое суток за бортом на штормовом трапе провисел. Уж не знаю, как они меня не заметили!

— Ничего не понимаю, — удивляется отец.

— А чего тут понимать! — взрывается боцман. — Судно захвачено, а кем и зачем, это уже не так важно!

— Давай, боцман, на «ты». Как тебя звать-величать? — улыбаясь через силу, говорит батя.

— Игорь, — протягивает боцман ему руку.

— Василий, — отвечает отец крепким рукопожатием. — Ребят выручать надо.

— Надо-то надо, но как? Бандитов не меньше восемнадцати, и все вооружены, — задумывается Игорь.

— Стой! Слышишь? — шепчет батя. Гремя автоматом о трап, к ним спускается матрос. Боцман ударом кулака сшибает его с ног, а отец хватает автомат. Они затыкают ему рот кляпом, связывают, заталкивают в каюту, а затем поднимаются на палубу.

В рубке капитан что-то объясняет рулевому, тыча пальцем в горизонт. Батя поднимает автомат и делает одиночный выстрел. Капитан вздрагивает и медленно оседает. Вторым выстрелом он успокаивает засуетившегося было рулевого.

Далее они направляются к кубрику, где, по уверению боцмана, должна отдыхать основная часть команды. Дверь туда закрыта, но по доносящимся сквозь переборку голосам можно судить, что людей в нем собралось прилично.

Отец становится на изготовку, а боцман резко открывает дверь. Ствол автомата начинает ходить слева направо и наоборот. Ни один из бандитов не успевает взяться за оружие. Затем они закрывают и завинчивают люк машинного отделения.

С радиорубкой у них проблем не возникает. Как только они появляются в проеме двери, радист сразу поднимает руки. Связанным боцман препровождает его в каюту к первому пленнику.

Данилов и солдаты на баке встречают батю с боцманом виноватыми взглядами. Они их освобождают, и отец командует:

— Становись! — Бойцы привычно занимают свои места в строю. — Сергей Александрович, — обращается батя к Данилову, — вы не солдат, выйдите из строя. А вас, боцман, я прошу встать перед строем. Смирно! За проявленную находчивость и смелость в бою объявляю вам благодарность.

— Служу Советскому Союзу! — четко отвечает боцман.

Отец вглядывается в лица солдат и не видит ни растерянности, ни страха. Они лишь несколько взволнованы пережитым, но уже привычно подтянуты.

— Солдаты! — обращается он к строю. — Сейчас вы с боцманом пройдете в кубрик, и каждый возьмет свое оружие. Надеюсь, что в дальнейшем ни при каких обстоятельствах вы не выпустите его из рук.