Виктор Гламазин - Любимые враги

• Название: Любимые враги
• Автор: Виктор Гламазин
• Жанр: Космическая фантастика

У каждой цивилизации свой образ Врага. Что будет, если Враг Рода Человеческого выступит против аналогичной фигуры, но относящейся к совершенно не похожей на человеческую цивилизации? А самое любопытное в этой истории то, что в этом противостоянии участвует простой русский прапор-космофлотец, совершенно не похожий на супергероя.

Демоверсия (сокращенный вариант) для Самиздата

---

— Я не такой!

— Да. Ты, дружище, не относишься к числу мелких неудачников. Ты, Сеня, играешь по-крупному, не размениваясь на ерунду. Впрочем, свою порцию насмешек над собой ты получил. Над тобой люди смеялись с самых твоих первых шагов по поверхности родной Земли. Годам к десяти ты уже и сам поверил, что появился на свет исключительно ради того, чтобы веселить публику. Может, потому у тебя так много друзей. Ты заметил, что у тебя больше друзей, чем у кого-либо другого на станции?

— Я чужих друзей не считаю… Так что же такого я, по-твоему, натворил?

— К числу последних твоих подвигов относится гибель «Апельсиновки»…

— Что-о-о!!? — я задохнулся от возмущения.

— Не опубликуй ты свою статью, не встревожились бы защитники из «Имперского общества охраны артефактов». И не прислали бы руководству Космофлота гневную депешу. А руководство Космофлота не взбеленилось бы от такого наглого вторжения в его компетенцию. И не потребовало бы от вашего Василь Палыча срочного вскрытия Саркофага. Если бы события шли без твоего вмешательства, то Саркофаг бы еще пару лет бы изучали, наткнулись бы на кобонковские летописи в слое первой культуры, где детально объясняется вся предыстория создания Шролла. Саркофаг все равно был бы открыт. Но тогда бы не пострадали бы люди, поскольку они бы уже представляли себе, что такое Шролл образца семнадцатого вызова.

— Не верю!

— Твое неверие не вернет тебе скушанных Шроллом сослуживцев. Кстати, сей людоед не только поглотил их тела, но и завладел их памятью. Так что, тебя он довольно хорошо знает. И мчится к тебе на свидание на всех парах.

Мое сердце беспокойно застучало. «Я сплю! — попытался успокоить я себя. — Сон есть сон. В нем и не такое может случиться. Я сплю! Я сплю! Я сплю! Я сплю!»

— Если ты — сверхъестественная сила, то должен знать, сколько времени мне осталось жить? Минута? Час? — спросил я, ибо даже в том мире, который я считал сном, очень хотелось остаться в живых.

— Жизнь, Сеня вовсе не сумма прожитого времени. Жизнь и время — это вообще противоборствующие друг с другом процессы. Жизнь пытается остановить время, а время пытается изменить жизнь. Бывают минуты, равные тысячелетиям, а бывают дни, пролетающие, словно мгновения… Так что, дорогой мой, ты задаешь неправильные вопросы.

— А о чем тогда спрашивать?

— Тогда спроси меня, как я попал в реальность вообще и вовнутрь тебя в частности.

— Как? — нехотя спросил я, отмечая, что впервые видит такой сон, где ему все так доходчиво и рационально объясняют.

— Помнишь, за полгода перед отправкой на Корзину тебе доверили потрудиться над одним из узлов очистительной установки станции надпространственного канала глобальной связи «Дунай»?

— Еще бы не помнить, я так башкой ударился о кожух распределителя, что неделю провалялся в санчасти.

— А помнишь ли ты обстоятельства своего падения с вентиляционной решетки?

— Нет. И телезапись там, как ни странно, не велась. Все удивлялись: грохнулся с такой высоты, а отделался — лишь легким сотрясением мозга.

— И правильно удивлялись. Ибо ты, друг мой, шлепнулся вовсе не на чугунный кожух. А — в процессор-тессеракт платы главного модуля станции.

— Это невозможно было сделать, — уверенно произнес я. — Гиперкуб прикрыт наглухо. Его и ядерным ударом не возьмешь.

— Конечно — двенадцать степеней защиты! Задачка для истинного взломщика.

— Вот-вот, — уверенности в мне резко убавилось.

— Пять степеней были в тот раз отключены как раз из-за проводимой тобой обработке помещения, чтобы не поубивать тебя и твоих нанороботов. 3 уровня защиты были сняты тамошним рабочим интеллектом при твоем падении, дабы не испепелилось твое бренное тело. Мне, кстати, пришлось как следует поработать с памятью этого интеллекта, дабы стереть в ней запись происшествия. Благодаря тому тебя не шибко допрашивали на комиссии по безопасности труда.

— Двенадцать минус восемь… Остается четыре, — растерялся я.

— Первую, вторую и третью защиту из этих четырех снял попавший в блок, генерирующий защитные поля, сорвавшийся с твоего скафандра ранец с баллонами…

— То-то местные инженеры недоумевали…

— А последний, четвертый, уровень защиты — плазменный экран ты просто пролетел. Он проектировался для гашения излучения, идущего изнутри, а не всяких летящих в тессеракт извне нанотехников.

— Я плюхнулся в гиперкуб?!! Э-э-э, нетушки! Тогда бы от меня и мокрого места не осталось бы.

— Тебе повезло, Сеня. С той стороны ждал тебя я, давно охотящийся хоть на какое-то материальное тело, попавшее в стык виртуальности вакуума и реальности материи. В противном случае — от тебя и в самом деле даже мокрого места бы не осталось. А я не только вернул тебе белковую оболочку, правда, введя в нее часть себя, но и обставил все дело так, словно ты всего лишь брякнулся вниз, сорвавшись с решетки. Можешь сказать мне, что-нибудь вроде: «Спасибо!» или «Благодарю!», а то и «Буду помнить о сем благодеянии до гробовой доски!»

— Значит, ты… того… ты поселился во мне? — мне стало резко не по себе.

То есть и до этого я чувствовал себя не в своей тарелке, поскольку моя психика с трудом могла осилить происходящее; однако теперь, когда передо мной из разрозненных элементов начала собираться вся картина происшедшего с ним, происходящее осилить стало уже совсем невозможно.

— Вроде того, — ответил Князь Мира Сего.

«А если это не сон?! — со страхом спросил себя я. — Если все на самом деле так дерьмово?»

— Для чего? — спросил я.

— Объединивши разведывательную версию своей личности с твоей психикой, я получил возможность пользоваться наличествующей в твоем мире безбрежной энергией, будучи способен извлечь ее океан даже из песчинки…

— Э-эм-м…

— Не вру.

— Однако…

— Однако, с другой стороны, лучше бы мне попался ботинок или фантик от конфеты. Лучше бы вместо тебя мне подвернулся обычный пластиковый стакан.

— Это почему же?

— Слившись на мгновение с живым и разумным существом я не смог его покинуть и стал зависим от своей, пардон, твоей бренной оболочки. В своем-то мире я не зависим ни от кого и ни от чего. А в этом — от того, в каком состоянии находится твое тело и разум. Такой симбиоз мне не нравится. И я ищу возможность свободного передвижения по твоему миру.

— Зачем тебе наш мир сдался?

— А зачем он был нужен булгаковскому Воланду?

— Кому-кому?

— Сеня, стыдись! Ты же русский! Как же можно не знать «Мастера и Маргариту» — жемчужину старинной литературы?

— Можно.

— Это тебя не красит.

— Я зато современную литературу читаю.

— Врешь.

— Не вру! Мне недавно Златка порекомендовала…

— Ах да, ты почитываешь убожество вроде кохенургеровской «Шоколадной задницы», в коем есть все, кроме ума и таланта.

— А чем твоя древняя вещица лучше такого убожества?

— В этой «древней вещице» описано и прошлое, и будущее человечества, опутавшего самое себя мистикой бюрократии да оккультизмом официальной идеологии.

— Я все-таки так и не понял, чего тебе в нашем мире надо? — спросил я у Повелителя Тьмы.

— Чего тут не понять? Я хочу его завоевать, — несколько смущенно признался Сатана.

— Старо.

— Знаю, Сеня. Мне и самому стыдно за такую блаж. Мне ненавистна пошленькая суть такой цели, не ведущей ни к чему, кроме мании величия и вечных мук. Но таким уж меня создала человеческая фантазия. Они вложила в меня безудержное стремление к увеличению могущества. И я не могу удержаться от реализации этой встроенной в мой виртуальный генетический код программы. И ищу-ищу-ищу пути усиления своей мощи. А в своем мире я не имею особенной физической силы. Моя власть с точки зрения классической механики — смехотворна. Я хочу владеть веществом Вселенной, всеми ее энергетическими ресурсами. Я хочу владеть всеми разумными существами реального Мироздания. Хотя и понимаю, что это довольно противное и нервное дело. Но такова уж навязанная мне создателями блажь. Я, кстати, борюсь с такой idee fixe всеми фибрами своей измученной личности, образ которой люди придумали настолько отвратительным и нелогичным, что мне каждый день приходится по капле выдавливать из себя ту гадость, коей меня начинили суеверные бабки, сказители, профессора-демонологи, монахи, схоласты, поэты, литераторы, режиссеры и сценаристы.

— Почему же тогда… М-м…

— Почему никто даже и не догадывается о столь колоссальной важности процессах, происшедших в вакууме? Об этом хочешь спросить?

— Так точно.

— Чем более велика тайна, тем труднее ее увидеть. Разгадать — нетрудно. Заметить — тяжело. Человечество живет в мощном информационном потоке. И с трудом воспринимает даже те явления, суть которых лежит на поверхности и, по большому счету, не стоит и выеденного яйца. Человек со всеми его кибермодификациями и генетическими наворотами — раб природных и общественных обстоятельств. И в этом ничем не отличается от лабораторной морской свинки. А, знаешь, Сеня, в чем его беда?