Юрий Смолич - Избранное в 2 томах. Том первый

• Название: Избранное в 2 томах. Том первый
• Автор: Юрий Смолич
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1960

В первый том «Избранного» советского украинского писателя Юрия Смолича (1900–1976) вошла автобиографическая трилогия, состоящая из романов «Детство», «Наши тайны», «Восемнадцатилетние».

Трилогия в большой степени автобиографична. Это история поколения ровесников века, чье детство пришлось на время русско-японской войны и революции 1905 года, юность совпала с началом Первой мировой войны, а годы возмужания — на период борьбы за Советскую власть на Украине. Гимназисты-старшеклассники и выпускники — герои книги — стали активными, яростными участниками боевых действий.

---

Дзбан упер винтовку в живот и выстрелил. Пуля просвистела у Солдатенко над самым ухом. Солдатенко схватился за голову и закричал.

Тогда грохнуло еще несколько выстрелов — разом. Дзбан бросил винтовку и кинулся бежать. За ним побежал и Головчук. Григорий Лях сел на землю и накрыл голову кожухом. Но Серошевский и Миси подхватили его под руки и поскорее потащили прочь. Несколько самооборонцев побежали вместе с ними.

Однако, отбежав шагов на сто — там была яма, — они сразу укрылись за бровкой. И оттуда подняли стрельбу. Одна пуля угодила Солдатенко в ногу, и он упал. Тогда все остальные тоже повалились на землю — во впадинки, за бугры. Выстрелы затрещали и с той и с другой стороны.

Лошади дернулись и побежали куда-то в поле, волоча за собой плуги.

Боевая проверка

Ночь была морозная, и черная земля гулко звенела.

Фонарь наверху расплывался желтой кляксой в радужном кольце изморози.

Парчевский быстро шагал взад-вперед в пятне мутного света под фонарем — десять шагов туда, десять назад. Элегантная, светлого офицерского сукна летняя шинель плотно охватывала его торс. Поблескивали узкие сапоги — острыми носками Парчевский откидывал мелкие комочки замерзшей земли. Он нервничал.

Черные силуэты домиков предместья вырисовывались во тьме.

— Вацлав! — долетел тихий оклик с другой стороны улицы, из мрака.

Парчевский вздрогнул — блеснул на фуражке золотой трезубец, — и, резко повернувшись, он пересек улицу.

— Пиркес? — коротко спросил он, и в ночной тишине это имя прозвучало отчетливо и звонко.

— Тише, пожалуйста, — прошептал голос невидимого Пиркеса. — Ну, как ты не понимаешь… Под фонарем!

Фигура Пиркеса отделилась от стены спящего домика. Воротник шинели у него был высоко поднят, фуражка надвинута на самый нос.

— Прошу прощения, — проворчал Парчевский, уже не так громко. — Я к вашим конспирациям не приспособлен!.. Холодно! — пожал он Пиркесу руку. — Я тут замерз. — Он потер уши перчаткой. — Пошли?

Пиркес потащил его за рукав поближе к домикам, в тень высоких заборов, и они быстро зашагали. Парчевский все поеживался и недовольно хмыкал.

У здания синагоги они остановились. Пиркес посмотрел направо и налево, затем толкнул калитку и пропустил Парчевского вперед.

— Черт! — сразу же выругался Парчевский, споткнувшись о какой-то камень.

Пиркес нащупал его спину в темноте и подтолкнул в сторону. Они протиснулись между стеной и забором и завернули за угол. Пиркес нашел щеколду, с тихим скрипом отворилась дверь, — повеяло теплом, и сквозь щель второй двери просочился свет. Пиркес отворил и ее.

Они очутились в комнатке, освещенной огарком шабасовой свечки. Это была, очевидно, каморка синагогального сторожа. Стол, две табуретки, старая облезлая кушетка в лохмотьях дорогого желтого штофа. На табуретке сидел Козубенко. На кушетке Зилов и Стах. Они встали, как только открылась дверь.

— Зилов? — остановился на пороге Парчевский. — Кочегар Козубенко? И… кажется, Кульчицкий? Бронислава брат?

— Видишь ли, Вацлав… — Зилов, улыбнувшись, шагнул вперед. Но Парчевский его перебил.

— Я буду говорить только с самим комитетом!

— Мы и есть комитет, товарищ Парчевский, — сказал Козубенко тихо. На слове «товарищ» он сделал ударение.

— Вы? — Парчевский усмехнулся.

— Мы. Комитет союза коммунистической молодежи.

— Прекрасно! — засмеялся Парчевский. — Но мне не нужен союз молодежи! Я не собираюсь забавляться со Стасиком Кульчицким или…

— Были такие, что позабавились, — покраснел и заерзал на месте Стах, — да что-то их поубавилось…

— Стоп! — остановил его Зилов. — Брось, в самом деле, Вацек!

— Ведь я говорил! — сердито крикнул Пиркес. — Я говорил!

— Не знаю, что ты там говорил! — прервал его Парчевский. — А бросьте, пожалуйста, вы! Это наконец нелепо! Я буду говорить с комитетом… взрослых большевиков. Вы прекрасно знаете, что отдельные члены комитета мне известны. Я знаю, что Шумейко, Тихонов…

— Ну, здравствуй, Парчевский! — раздался вдруг голос.

Все оглянулись, и Парчевский умолк. В глубине каморки скрипнула дверца, и в ее узком проеме показалась высокая крепкая фигура Шумейко. Он беззвучно посмеивался.

— Здоров, поручик Парчевский! — сделав два шага, протянул руку Шумейко. — Здоров, коли так! — Затем он оглянулся на дверку и крикнул: — Тихонов, выходи и ты. Поговорим с сынком старика Парчевского. Я его, мазурика, еще вот этаким на ноге качал. В молодые годы, — улыбнулся он снова Парчевскому, — я к твоему батьке частенько захаживал: рыбу мы с ним в Деражню ездили ловить. Он на удочку любитель, а я карасиков сачком…

Парчевский смутился и, чтобы скрыть это, нахмурился. Потом тоже засмеялся и, вынув руки из карманов, стал нервно стаскивать перчатки.

— Ничего! — взял Шумейко его руку в перчатке. — Ведь собачья эта шкура у тебя чужая, не своя.

В узенькую дверку, прикрыв ее потом за собой, протиснулся и Тихонов. Он подошел к Парчевскому и хлопнул его по плечу.

— Парень — герой! Мы бы с ним еще австриякам дали чёсу, да, выходит, время тогда не приспело. — Он подмигнул Парчевскому, а потом Стаху и Зилову.

Шумейко отодвинул табуретку и присел к столу. С минуту длилось молчание.

— Вот ты, старого машиниста Парчевского сын, — заговорил наконец Шумейко, — никак не хочешь… Кстати, тебя Вацлавом звать, кажется?

— Вацлав… — Парчевский вдруг растерялся и не знал, куда девать руки. Перед Шумейко он действительно почувствовал себя совсем мальчишкой. Неужели это правда, что он комендант гарнизона? Четыре георгия, четыре года войны? Кочегар Шумейко, — да, тогда он был молодым кочегаром — и верно, качал его на колене и приговаривал: «гоп-гоп-гоп-ца-ца, села баба на кота, доехали до попа, попа нету дома»… Парчевский слегка покраснел, криво улыбнулся и поднес руки к ушам, их еще щемило с мороза.

— Вот ты, Вацлав, — говорил Шумейко, старательно снимая пальцами нагар с шабасовой свечки, — всегда поднимаешь на смех нашу конспирацию. Это ты, герой, зря! Сидим мы с тобой, скажем, здесь рядком и беседуем ладком, а дверь вдруг хлоп — и вскакивает какой-нибудь гайдамак: пожалуйте, старшина войск директории, за братание с разбойниками-большевиками под военный суд и расстрел! А не может этого быть. Потому как от самого кинематографа «Мираж» цепочкой под заборами да за домами наша конспирация спокойствие нашей с тобой тайной беседы оберегает. Вот как, поручик Парчевский.

— Я не против конспирации, — как бы извиняясь, улыбнулся Парчевский, — но мне надо говорить именно с вами, и потому…

— Или такая вот еще история, — не дослушал его Шумейко. — Комендант военного гарнизона, старшина Парчевский, в большом почете и доверии у всяких там верховных командиров пана Симона Петлюры и тому подобное. И уверен в себе и в своей будущей судьбе старшина Парчевский прямо во как! А большевистская конспирация, может быть, другого на этот счет мнения. Потому что ей двери открыты и туда, куда пану старшине и коменданту города даже носа не сунуть. На, брат, почитай!

Шумейко вынул из внутреннего кармана пальто бумажку и протянул ее через стол Парчевскому.

Парчевский наклонился к свечке. Это была обыкновенная служебная бумажка, в левом углу стоял фиолетовый штамп: «Украинская держава… М. В. Д…. Винницкий уездный староста… 10 августа 1918 года… № 3042… Винница, Подольской». Под грифом «совершенно секретно» — «Пану подольскому губернскому старосте» сообщалось: «Комендантская сотня во главе с ее командиром, поручиком Парчевским, не только не принимала мер к прекращению забастовки, но, наоборот, даже способствовала забастовщикам. Есть все основания полагать, что побег председателя стачкома из-под ареста был организован при участии не кого иного, как поручика Парчевского…» И дальше в таком же роде…

Парчевский передернул плечами и неопределенно повел бровью.

— Правильно, — проследил за ним взглядом Шумейко, — это еще при гетмане. Вроде, значит, твоей службе батьке Петлюре на пользу?.. Тогда, будь так добр, прочитай уж и это… — Шумейко достал другую бумажку и положил рядом с первой на стол.

Это был желтый линованный бланк телеграммы. Жирными синими — под копирку — буквами там значилось: «Каменец Киев МВД УНР 12 144/604 12/2 13 50 — 3075 4118 2763 2133 5265…» — и так далее, четыре ряда больших, четырехзначных чисел.

Парчевский вопросительно взглянул на Шумейко.

— Шифр! — подтверждая, кивнул тот головой. — Местной контрразведки шифр, батьки атамана Симона Петлюры. Позавчера, двадцатого, в час пятьдесят минут, с аппарата Юза… Читай, брат, читай. — Он перевернул желтый бланк на другую сторону.

Там мягким тушевальным карандашом дана была расшифровка: «Весьма ненадежна охранная сотня командир Парчевский офицер военного времени зарегистрированный № 2079».