Исай Калашников - Жестокий век

• Название: Жестокий век
• Автор: Исай Калашников
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-091896-6

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.

Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

---

– Не уподобляйся, хан, торговцу побрякушками, – насмешливо проговорил Есугей. – Всему свое время.

Есугей, как видно, не очень-то верил ему. Его нукеров всунул в строй своего войска так, что они не могли сделать ни единого незамеченного шага, всегда были под строгим надзором сотен глаз. Но Тогорилу пришлась по нраву предусмотрительная осторожность Есугея.

Они приближались к татарским нутугам с бесшумностью кошки, скрадывающей мышь. Далеко вперед уходили дозоры, ощупывая дорогу, задерживая всех случайных путников. А потом передвигаться стали только ночью, днем отдыхали, выставив крепкое охранение.

В рассветный час вышли на один из татарских куреней. Сотни кибиток стояли вплотную друг к другу, образуя замкнутый круг, за повозками теснились юрты и шатры. В курене залаяли собаки, тревожно зарокотал барабан, засуетились люди.

Есугей издал боевой клич:

– Урагша!16

– Урагша-а! – подхватили воины и ринулись на курень.

Навстречу им полетели редкие, разрозненные стрелы.

С устрашающим криком и визгом лавина всадников подкатилась к куреню, но перед плотным рядом повозок лошади вставали на дыбы и шарахались назад. Татары к тому времени успели собрать воинов, стрелы полетели гуще и все чаще достигали цели. Тогорил скатился с лошади, бросился к повозкам. Его нукеры тоже спешились, растащили телеги. В образовавшуюся дыру хлынули тайчиуты, опрокидывая на своем пути юрты.

Вскочив в седло, Тогорил огляделся. Воины Есугея рубились в проходах между телегами и юртами, клином рассекая курень на две части. Вершина этого клина уже вплотную приблизилась к центру куреня – голубому шатру. Там то появлялся, то исчезал остроконечный шлем Есугея. Внезапно сбоку по клину ударили свежие силы. Сотни полторы татар, вооруженных копьями с крючьями, набросились на воинов Есугея, стаскивали их с лошадей, рубили на земле мечами. Их вел здоровенный багатур с засученными рукавами. На черном лице блестели злобно оскаленные зубы. Татарам удалось отшибить вершину клина, они стали сжимать в кольцо Есугея и немногих воинов, оставшихся с ним.

Избегая стычек, Тогорил повел своих нукеров в сторону, зашел татарам в затылок. Теперь воины-«крючники» сами оказались окруженными со всех сторон. И это решило исход сражения. Один по одному они пали под ударами мечей тайчиутов и кэрэитов. Последним из живых остался черный багатур. Он прижался спиной к повозке, вращая налитыми кровью глазами, яростно отбивался от наседавших со всех сторон всадников.

– Возьмите его живым! – услышал Тогорил крик Есугея.

Свистнул аркан. Петля захлестнулась на шее багатура, он захрипел и упал. На него сразу же навалилось несколько воинов, крепко скрутили веревками. Есугей свесился с седла.

– Ну что, Тэмуджин-Угэ, не ожидал встречи со мной? – Весело засмеялся, сказал Тогорилу: – Мой старый знакомый. А ты молодец, хан! Хочешь быть моим андой?17

– Быть андой такого отважного человека честь для каждого. – Сказав эту церемонную фразу, Тогорил вдруг улыбнулся Есугею приветливо и открыто: он был совсем не против, чтобы этот смелый человек в самом деле стал его братом.

Сражение подходило к концу. Еще слышались удары мечей и предсмертные крики, но это было уже и не сражение – воины Есугея истребляли всех мужчин, способных держать оружие. Среди опрокинутых юрт, разбитых кибиток валялись трупы, ползали раненые, лошадь с распоротым брюхом в предсмертных судорогах дергала головой, скребла копытом окровавленную землю.

Назавтра захватили еще один небольшой курень и спешно повернули домой. Надо было уходить, пока татары не подтянули свои силы. Перед собой гнали тысячи голов скота, сотни телег натужно скрипели под грузом военной добычи. Все, что не смогли взять с собой, сволокли в кучу и подожгли. И позади них долго ввинчивался в небо столб смрадного дыма.

Есугей, оглядываясь на дым, сказал Тогорилу:

– Это еще не все. – Помолчал, о чем-то думая. – Если мы с тобой, мой анда, мой клятвенный брат, будем всегда вместе, как две оглобли одной повозки, наши враги содрогнутся от страха.

– Я буду верен нашей клятве, – неторопливо ответил Тогорил. – Ты предложил стать братом бессильному изгнаннику. Это я ценю выше всего. Верну ли я ханство или останусь одиноким бродягой – я твой анда навсегда.

– Ты будешь ханом. Если найманы ушли, мы обрушимся на Эрхэ-Хара, как удар молнии на одинокую юрту. А придет время, мы тряхнем и найманов.

Когда огрузневшее от добычи войско подошло к улусу тайчиутов, Есугей пригласил Тогорила ехать в свой родной нутуг налегке. Они взяли с собой десять воинов и пленного багатура Тэмуджина-Угэ. Татарин, спеленатый волосяными веревками, не брал в рот ни еды, ни питья, смотрел на всех с гордой презрительностью.

– Какой багатур, а? – восхищался им Есугей.

Тогорилу было не совсем понятно, почему Есугей тащит за собой пленного, почему так спешит в родной курень, снисходительно подумал: «Мой анда хочет поскорее получить почести победителя».

Есугей, однако, не торопился известить нойонов и старейшин о своей победе. Он направился прямо к своей юрте. Но тут им овладела непонятная нерешительность. Не спуская глаз с входного полога, медленно слез с седла, долго копался у коновязи, привязывая лошадь. Из юрты вышла молодая женщина, сдержанно улыбаясь, подошла к нему. Он положил тяжелые руки на ее плечи, встревоженно заглянул в лицо.

– Сын, – сказала женщина.

– Сын? У меня сын? – Он быстро прошел в юрту.

Со всех сторон подходили люди, с любопытством смотрели на Тэмуджина-Угэ, на него, Тогорила, тихо спрашивали о чем-то воинов.

Есугей вышел из юрты. На руках он неумело, боязливо держал берестяную колыбель с ребенком. Мальчик сучил ногами и звонко плакал.

– Вот какой горластый! – Лицо Есугея лучилось от радости. – Мой сын! А это, анда Тогорил, моя жена Оэлун.

Тогорил вспомнил свою жену и стиснул зубы. Давно ли он был такой же счастливый, как Есугей…

– Отдыхайте, а вечером я всех приглашаю на пир, – сказал Есугей своим воинам. Подошел к Тэмуджину-Угэ. – Ты наш враг, и ты умрешь. Сегодня. Но ты отважный человек, и я назову твоим именем сына.

Глава 10

Один из воинов Есугея по имени Хучу, едва получив разрешение на отдых, поскакал к своей юрте. Он тоже ждал ребенка. Ему не следовало идти в поход, оставлять жену без присмотра. Но как не пойдешь, это нойон хочет – идет, не хочет – остается дома, а ему, бедняку-харачу, выбирать не приходится. Когда уходил в поход, в юрте осталось в запасе совсем немного хурута18, но он надеялся, что жена не долго будет без работы, а если она работает – доит коров Есугея, – ей каждый день дают на пропитание молоко. Жена у него крепкая, здоровая, лениться не любит, так что тревожиться ему, пожалуй, незачем.

У его юрты перед треногой сидела старая тетушка Мулхэ, подбрасывала в огонь сухие коровьи лепехи.

– А-а, явился, – сказала она без удивления и радости.

– Вот приехал… – чувствуя себя почему-то виноватым, сказал Хучу. – Как тут?

– Благодаря небу все хорошо. Твоя жена сильно болела, но сейчас ничего, поправляется.

– Кто у меня родился?

– Э-э, ты же не знаешь… Сын.

Хучу зашел в тесную, прокопченную юрту. Жена сидела на козьей шкуре, кормила грудью ребенка. Увидела его, тихо вскрикнула, часто заморгала.

– Ну, ничего, ничего! – Он наклонился, заглядывая в личико сына, сосущего грудь. – Ничего. Я, видишь, живой и здоровый.

– Зато я чуть не умерла. Спасибо добрым людям, не дали умереть ни мне, ни нашему сыну.

– Теперь все будет хорошо.

Тетушка Мулхэ принесла деревянное корытце со свежим творогом. Хучу почувствовал, как он голоден. Если бы творогу было раза в два больше, и то бы съел до последней крошечки, но, посмотрев на худое, с заострившимися скулами лицо жены, он есть не стал. Погладил себя по брюху:

– Я ел. Жирную-жирную баранину. Я каждый день ел баранину.

Хучу вздохнул. В походе, особенно когда возвращались назад, еды было вволю: ежедневно Есугей выделял из добычи барана на десять воинов.

– Не мог привезти мяса для своей Булган, – проворчала Мулхэ.

– О, мы захватили много скота! Есугей-багатур даст мне два барана. А может быть, и три.

– Четыре он тебе не даст?

– Четыре, наверное, не даст. – Хучу будто не понял ехидства старушки. –  Одного барана я сразу зарежу, и мы будем пировать в честь рождения сына.

– Если он такой добрый, твой нойон, то иди и возьми барана сейчас! – рассердилась Мулхэ. – Сидишь и плетешь языком небылицы.

– А что, я пойду. Он пригласил меня на пир.

– Вот-вот! Будешь наливать свое брюхо кумысом и архи, а тут… – Возмущенная старушка вышла из юрты.

Жена смотрела на него с надеждой.

– Он тебе правда даст? Мне так хочется отпраздновать рождение нашего мальчика. – Она склонилась над сыном, почмокала губами.

– Он даст. Я иду.

От голода у Хучу сосало в желудке, и он совсем не был уверен, что Есугей станет слушать его, а выслушав, благосклонно отнесется к просьбе. Но он пошел, выпрямив спину и твердо ставя ноги. Пусть жена видит – он настоящий воин.