Григорий Явлинский - Периферийный авторитаризм. Как и куда пришла Россия

• Название: Периферийный авторитаризм. Как и куда пришла Россия
• Автор: Григорий Явлинский
• Жанр: Политика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-85600-824-0

Книга посвящена анализу особенностей российской политической системы, причин и путей ее формирования. В представленной читателям работе автор подробно исследует российский периферийный авторитаризм, предлагает прогноз развития системы и варианты выхода из политического кризиса. Книга продолжает ряд ранее опубликованных работ автора, посвященных периферийному капитализму.

Книга предназначена для широкого круга читателей, интересующихся судьбой России.

---

И, наконец, в-третьих, это малоприятный факт, состоящий в том, что последние два десятилетия, а возможно и больше, во всем мире прошли под знаком утраты прежних ориентиров и малой продуктивности (на сегодняшний день) поиска новых. Слишком многое изменилось в мировой политике после того, как закончилась холодная война и у правительств ведущих стран Запада появилась большая свобода действий по сравнению со временем разгара военнополитического противостояния между НАТО и советским блоком. Прежние цели и правила поведения утратили актуальность, а определение новых затянулось и породило острые разногласия внутри прежде консолидированных элит. Да и изменения в структуре и характере экономики в этих странах, вкупе с распространением в них принципиально новых информационных технологий, привели, как показал в том числе и финансово-экономический кризис 2007—2009 гг., к существенным изменениям в функционировании их политических систем.

Эти изменения коснулись не только стран, условно именуемых Западом, но и их отношения с остальным миром, со странами мировой капиталистической периферии. Для того чтобы представить себе, как это может сказаться на России и ее положении в мире, необходимо прийти к более четкому пониманию, что представляет из себя политический класс в России и как он соотносится со сформировавшимся в стране властным режимом. Все это и составляет задачи этой книги.

Но прежде чем приступить к ее основному содержанию, несколько замечаний общего характера. Прежде всего, очевидно, что не все в общественном организме можно свести к экономической основе. Даже марксизм, который больше, чем какая-либо другая школа, был склонен (по крайней мере, в теории) к экономическому детерминизму, допускал известную вариативность «политической надстройки» по отношению к ее «экономическому базису», хотя и сужал до чрезвычайности ее смысл и функциональность, сводя последнюю к обслуживанию и сохранению господствующих отношений собственности.

Современные же представления о политическом устройстве общества усматривают, как правило, лишь косвенную либо самую общую зависимость принципов и практики политического управления обществом от преобладающих в нем экономических отношений и институтов.

Так, например, принято считать, что хозяйственная конкуренция органически связана с наличием в обществе политической конкуренции, а экономические права и свободы находятся в тесной корреляции с гражданскими и политическими, причем последние являются гарантией и условиями осуществления первых. Считается также, что такие политические атрибуты политической системы, как всеобщие выборы и разделение властей, гарантируют свободное развитие рынков и рыночных механизмов и противодействуют чрезмерной концентрации собственности и возникновению хозяйственных монополий. Наконец, прямо или по умолчанию принимается, что результатом конкуренции всегда и везде является повышение эффективности – и в экономике, и в управлении обществом.

На достаточно высоком уровне абстракции все эти взаимосвязи, несомненно, присутствуют, и можно найти большое количество работ, которые «с научной достоверностью» устанавливают их при помощи математически оформленного анализа заботливо подобранного и надлежащим образом интерпретированного статистического материала.

Однако все же такая зависимость носит скорее мировоззренческий и во многом теоретический характер. Говорить о том, что классическая рыночная экономика с преобладанием частной собственности и либеральная политическая система, предполагающая свободную и никем не управляемую конкуренцию идей, граждан и их ассоциаций, представляют собой две стороны одного общественного организма, означало бы грешить против истины и сильно огрублять сложную и не всегда рациональную конфигурацию реальных общественных отношений.

Взаимное воздействие, которое экономические отношения и политическая система несомненно оказывают друг на друга, на самом деле не является столь простым.

Прежде всего, в нем нет иногда приписываемой ему жесткости и категоричности. Отмечаемые здесь закономерности являются не однозначными, а вероятностными, и просматриваются лишь на больших совокупностях объектов, отобранных с помощью сознательно выбранных критериев. Несмотря на попытки привлечь для их доказательства продвинутый математический аппарат, они, по сути, остаются гипотезами, которые могут оказаться неверными при привлечении для анализа исходного материала, иным образом отобранного и препарированного, либо при попытке распространить их на более широкий временной горизонт.

Многое зависит здесь от интерпретации смысла и характера деятельности тех или иных институтов, которая сильно зависит от интересов и стереотипов сознания исследователей. Это вдвойне верно, когда речь идет о таких субъективных по своей природе понятиях, как свобода и несвобода, демократия, легитимность и т.п.

Кроме того, влияние политических и экономических институтов является взаимным и не обязательно однонаправленным. Так, экономика может объективно толкать развитие политических институтов в одну определенную сторону, а сами эти институты в силу тех или иных причин могут эволюционировать в противоположном направлении, заталкивая экономику в рамки совсем иных отношений. Если бы это было не так, мы бы не могли, как сегодня, наблюдать довольно большое разнообразие разного рода смешанных политических моделей, в которых одновременно действуют разные и даже несовместимые по направленности своего действия принципы и механизмы.

Так или иначе, в реальности мы всегда имеем дело со сложной системой отношений, которую невозможно точно и адекватно описать двумя-тремя расхожими штампами и характеристиками, – жизнь ведь, действительно, «богаче любой схемы», как бы банально это ни звучало. Что же касается направления движения, тем более долгосрочных трендов, то их, действительно, невозможно уловить и определить на коротком временном участке, – это направление можно определить только с достаточно большого исторического расстояния.

Возвращаясь к теме российского капитализма в его «постсоветском» издании, можно заметить, что даже сейчас, когда после начала его формирования прошло более чем двадцать лет, судьба его политической «надстройки» все еще не совсем ясна с точки зрения перспектив дальнейшей эволюции и возможности обеспечивать экономическое и социальное развитие страны. Да, многое прояснилось, особенно в сравнении с тем, что мы имели перед собой пятнадцать или даже десять лет назад. Некоторые направления и возможности, имевшиеся тогда, остались нереализованными. Многие из них вообще исчезли с исторического горизонта безвозвратно или, по крайней мере, очень надолго. Другие, наоборот, превратились в наиболее вероятный или даже неизбежный вариант дальнейшего хода нашей политической истории, который будет перекраивать «под себя» картину возможных шагов и сценариев развития событий в каждый данный момент времени.

И все же полной ясности и детерминированности пока нет.

Конечно, многие возразят мне, что все последние десять лет политические институты в нашей стране изменялись во вполне определенном направлении – в направлении сворачивания реальной политической конкуренции, ликвидации системы сдержек и противовесов (в той мере и формах, в которых они имелись в стране в начале текущего столетия), деградации партийно-парламентской активности и правоприменительной практики с точки зрения норм парламентской демократии и правового государства. Что учет мнения и интересов различных групп и слоев общества при принятии законодательных актов последовательно уменьшался, а степень субъективизма и произвольной трактовки норм права, равно как и селективности их применения, наоборот, увеличивался. Что роль центральной власти в принятии решений в регионах усилилась, а степень «огосударствления» в ряде сфер хозяйственной деятельности, включая деятельность средств массовой информации, с очевидностью возросла. Что сфера конкуренции заметно сузилась не только в политике и общественной жизни, но и во многих отраслях экономики, в первую очередь в добывающем и экспортном секторах.

Действительно, изменения в этом направлении происходили с разной степенью интенсивности в течение всего последнего десятилетия, и об этом я неоднократно буду говорить ниже. Однако, на мой взгляд, было бы неверно представлять рубеж столетий как своего рода «переломный момент», когда вышеназванная тенденция пришла на смену противоположной, якобы господствовавшей в предыдущее десятилетие.

Да, 1990-е годы действительно отличались большей противоречивостью и фрагментированностью властной элиты, отсутствием единой, спаянной жесткой внутренней дисциплиной доминантной группы. Да, возглавлявший в тот период исполнительную власть Б. Ельцин в большей степени полагался – был вынужден полагаться – на политическое маневрирование между различными группами интересов, что создавало иллюзию реального политического плюрализма не только в публичной сфере, но и в процессе определения курса действующей власти в самых различных областях.