Теодор Гладков - Герои Гражданской войны

• Название: Герои Гражданской войны
• Автор: Теодор Гладков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

Настоящий сборник является продолжением сборника «Полководцы гражданской войны», изданного в серии «Жизнь замечательных людей» в 1960 году № 11 (301) и содержавшего биографические очерки о М. В. Фрунзе, С. С. Каменеве, А. И. Егорове, В. К. Блюхере, Я. Ф. Фабрициусе, С. С. Вострецове, Г. И. Котовском, Е. И. Ковтюхе, В. И. Киквидзе, Н. А. Щорсе, В. М. Азине, О. И. Городовикове, Р. Ф. Сиверсе.

Новая книга, как и первая, не претендует на изложение всех событий гражданской войны и объединяет шестнадцать биографических очерков о других выдающихся советских военачальниках: М. Н. Тухачевском, И. П. Уборевиче, И. Э. Якире, В. И. Шорине, Р. П. Эйдемане, В. М. Примакове, В. И. Чапаеве, П. А. Павлове, И. Ф. Федько, Ф. Ф. Раскольникове, Н. В. Куйбышеве, С. П. Медведовском, И. У. Павлове, М. К. Левандовском, К. Б. Калиновском, Д. П. Жлобе.

---

Они искали ударную силу, которую можно было бы без особой подготовки бросить против неокрепшей Страны Советов, чтобы создать внутри России опору для последующего расширения контрреволюции, захвата важнейших стратегических, сырьевых, продовольственных областей страны.

Такая сила нашлась. Это был корпус бывших пленных чехословаков, растянувший свои эшелоны от Пензы до Владивостока. Миллионы истратили «союзники», чтобы распропагандировать, вооружить, снабдить всем необходимым корпус, который Советское правительство согласилось перебросить во Владивосток для дальнейшего следования во Францию.

Правительство предполагало, что внешняя контрреволюция постарается использовать чехов для борьбы с советской властью. Поэтому чехословакам было предложено сдать местным Советам оружие; двигаться по Транссибирской магистрали отдельными эшелонами, не скапливаясь большими массами.

Командование корпуса нарушило эти условия. Корпус разбух от влившихся в него русских офицеров-белогвардейцев. Они вместе с контрреволюционным офицерским составом корпуса рассчитывали повести за собой и солдат, которые не хотели воевать против русских, против Страны Советов.

Мятеж чехословаков начался 25 мая в Мариинске, Новониколаевске и ряде других городов Сибири, Урала, Поволжья.

Сразу же обстановка на востоке страны стала угрожающей.

В это время Михаил Николаевич Тухачевский был назначен комиссаром Московского района Западной завесы. Западный фронт растянул свою жидкую цепочку отрядов вдоль западной границы немецкой оккупации.

Центральный Комитет, Советское правительство ускорили строительство регулярной Красной Армии, начатое еще раньше. Не добровольческое начало, не выборность командного состава, а призыв трудящихся, назначение политических комиссаров, привлечение тысяч военных специалистов на службу советскому народу. Создание полевого штаба, Революционного военного совета республики, должности главковерха, реввоенсоветы фронтов, армий, сведение отрядов в полки, формирование бригад, дивизий — все эти титанические усилия партии и правительства должны были родить действительно новую армию, армию победоносной революции. Руководители Коммунистической партии, Ленин лично отбирали наиболее способных, военно грамотных людей и выдвигали их на командные должности, направляли в наиболее угрожаемые участки.

В середине июня Михаил Николаевич тоже был откомандирован на Восточный фронт, в распоряжение главкома фронта Муравьева, который находился со своим штабом в Казани. В мандате Тухачевского было сказано, что он направляется для исполнения «работ исключительной важности», а также командования высшими войсковыми соединениями.

27 июня. Солнце давит на голову, плечи, застилает глаза раскаленной дымкой. Запасные пути у станции Инза забиты теплушками. У них обжитой вид. Сушится белье. Полуголые, разморенные духотой люди бездумно валяются там, где короткая тень вагона отвоевала от солнца маленький кусок насыпи. Рядом с вагонами походные кухни. На открытых платформах трехдюймовки. Изредка сиплым стоном пожалуется локомотив, и тут же ему ответит ленивая ругань потревоженных людей.

Тухачевский оглядывает перрон. К вагону торопливо подходит небольшая группа военных. Потные лица, расстегнутые гимнастерки, мятые фуражки в руках. Начальник штаба 1-й армии Шимупич недоверчиво оглядывает молодого, даже слишком молодого человека, стоящего. на подножке пульмана. Первое, что бросается в глаза, — одет со строгостью гвардейца, хотя обмундирование и потрепалось. Только пуговицы сияют. Смотрит с прищуром. А, наверное, ему трудно прикрыть такие огромные синие глаза.

Начальник штаба машинально застегивает гимнастерку и бросает яростный взгляд на начальника оперотдела Шабича и казначея Разумова.

Только комиссар штаба Мазо чувствует себя свободно и оценивающе рассматривает Тухачевского.

Короткое знакомство. Четыре человека — это почти весь состав штаба 1-й армии. Почти — потому что пятый и последний его сотрудник, начальник снабжения Штейнгауз, не мог прибыть на перрон. Что и говорить — не густо. Правда, Тухачевский успел побывать в Пензе, подобрать и среди старых военных специалистов и среди партийных работников города дельных людей.

Армию нужно питать, одевать, вооружать, учить. И учиться самим командирам, самому командарму. Недолго проработал Михаил Николаевич в Москве, но успел присмотреться к тому, как организуют людей, огромные массы на борьбу руководители большевиков. Строго продуманный план, внимание на главное. И никакие непредвиденные случаи не могут поставить их в тупик. Ведь они творцы нового. И если это новое — нужно, полезно делу революции, значит оно должно быть воплощено в жизнь.

Тухачевскому нужно создать новую, революционную армию. С чего начать? Михаил Николаевич решил, что в первую очередь необходимо сформировать четко работающий штаб. Тухачевского не смутило отсутствие штатного расписания, которое где-то утверждалось в верхах. Михаил Николаевич комплектовал управления и отделы штаба, исходя потребностей армии. Если нужно, то в штабе должны работать не десять-двадцать человек, а десятки людей, знающих свое дело. Вся работа штаба подчинена командарму. Но это не должно стеснять инициативу начальников отделов и управлений.

Такая сверхтяжелая работа, конечно, была не по плечу одному, пусть, даже и выдающемуся человеку; Тухачевский себя таковым не считал, да и делать все сам не собирался.

Свердлов, Дзержинский, Подвойский, у которых учился молодой коммунист, — разве они все делали сами? Нет. Они втягивали в работу по руководству Советским государством, армией тысячи рабочих, крестьян, интеллигенцию.

Партия направляла на укрепление и сплочение рядов Красной Армии коммунистов-рабочих. И Тухачевский сразу понял, какую могучую силу представляют эти политические комиссары. На них опирался командарм. И у них он учился, не скрывая этого.

Предельно честный, на редкость прямой в своих поступках, отзывах, отношениях, Михаил Николаевич был необыкновенно требователен, и прежде всего к себе самому. Эта требовательность к себе подчеркивалась даже всем внешним обликом командарма. Никто не видел его небритым, растрепанным. А ведь пренебрежение бритвой и гребнем кое-кем из командиров возводилось чуть ли не в революционный культ, и тщательно зачесанный пробор командарма, его всегда сияющие сапоги, чистая гимнастерка казались некоторым заросшим, одетым по невообразимой «моде» — «лихого отца-атамана» — командирам чем-то дореволюционным, попахивающим «гидрой».

Неизменно вежливый, внимательный, готовый объяснить, терпеливо втолковать человеку, не понимающему что-то, что казалось важным, Тухачевский не терпел панибратства, равно как и начальственного окрика. И с командирами и с бойцами он говорил, не повышая голоса, всегда на «вы». Он не переносил этого снисходительно-покровительственного или грубо-одергивающего «ты».

Налаживалась работа штаба. Вчерашние поручики и капитаны становились командирами полков, начальниками артиллерийских и оперативных управлений. Тухачевский не боялся выдвигать людей, в том числе и старых офицеров. И не потому, что сам когда-то был офицером, а потому, что этому его научили более опытные, политически более знающие комиссары, товарищи-коммунисты.

Но если с комплектованием штабов дело шло более или менее сносно, то сведение отрядов в полки, дивизии доставляло массу хлопот. В. В. Куйбышев, вскоре ставший комиссаром 1-й армии, вспоминал: «1-я армия пережила неизбежный младенческий период развития всех красных армий, период, богатый отдельными проявлениями отваги, удали, а подчас и героизма, но, с другой стороны, богатый случаями беспримерной паники, стоверстных отступлений в одни сутки и т. д. Этот период в итоге давал отрицательную величину и неизбежно должен был кончиться поражением. Падение Симбирска было последним этапом этого первого периода».

Куйбышев называл Михаила Николаевича «представителем нового периода в истории армии».

Но до этого было еще далеко.

Тухачевский уже успел убедиться, как трудно выгнать отряды из теплушек. 1-я армия как бы прилипла к железнодорожной колее, эшелоны обеспечивали ей быстрый бросок вперед и столь же поспешную ретираду.

А между тем противник маневрировал в открытой местности, имел свободу маневра. И его очень устраивали «эшелонные настроения» некоторых незадачливых «красных генералов».

Пока создавались дивизии, укомплектовывались полки и батальоны, белочехи и другие враги советской власти времени не теряли. Самара и Челябинск стали двумя центрами, осиными гнездами контрреволюции. В Самаре объявилось меньшевистско-эсеровское правительство — «учредилка».

Силы контрреволюции были разбросаны на большом пространстве. Им противостояли четыре армии, составлявшие Восточный фронт. Особая — в районе Саратова, 1-я — по линии Кузнецк — Сенгилей — Бугульма, 2-я — на Каме и 3-я — около Екатеринбурга.