Олег Северюхин - Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 3. Барбаросса

• Название: Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 3. Барбаросса
• Автор: Олег Северюхин
• Жанр: Детективная фантастика
• ISBN: 978-5-4474-1464-1

Приключения русско-советского разведчика полковника Дона Казанова, работавшего порученцем последнего русского царя, особоуполномоченным председателя ВЧК Феликса Дзержинского и◦доверенным сотрудником начальника Гестапо Генриха Мюллера. Вместе с◦верным другом знахарем и◦немножко колдуном дедом Сашкой Дон Казанов раскрывает тайны Третьего Рейха и◦находит место, где скрывается сбежавший от◦возмездия Гитлер.

---

Солдат схватил ведро и вылил на меня. Ледяная вода освежила горящее тело. Второе ведро я уже лил сам, покряхтывая от удовольствия. Третье ведро вылил на вылезшего на улицу деда Сашку.

– Чего-то мы с тобой переборщили, – сказал дед, – пошли мыться, за один раз напарились.

Глава 8

Дома уже был накрыт приличный стол.

– Господа офицеры, в баню, – сказал я командиру взвода охраны и своему сопровождающему. Хотя, что они понимают в бане, потом будут говорить, что мылись в ужасных условиях. Дикари, однако.

Приготовленные для меня бязевые рубашка и кальсоны были немного велики, и их пришлось подворачивать. Бельё чистое, отбитое вальком и прокатанное рубелем. Когда мы вошли в горницу, мои офицеры даже вздрогнули. Посмотрим, какими они вернутся.

– Ну что, дед Сашка, – сказал я, разливая водку по гранёным рюмкам на маленькой ножке, – после бани прохоря продай, а рюмку выпей.

– Суворов это говаривал, – сказал дед, поднимая рюмку, – ну, со здоровьицем, – и выпил, приложив тыльную сторону ладони к носу в качестве закуски.

– Ты рукой-то не занюхивай, а закусывай, смотри, чего тут наготовлено, – сказал я, показывая на нарезанную ветчину из Голландии, финское салями, прибалтийские шпроты, итальянские оливки, местное сало и яичницу из яиц с ярко-оранжевым желтком на огромной сковороде.

– Ты смотри, целая география на столе, а поесть-то и нечего, разве что сало вот, да яичница. Это вот за этим вы к нам пришли, с голоду у себя пухнуть начали? – с ухмылкой спросил меня дед Сашка.

Ох, и ехидный же этот дед, он ещё даст нам прикурить. Такие люди, как он, правду-матку в глаза режут, и им все с рук сходит, потому что к юродивым в России всегда было уважительное отношение как к гласу Господнему. А дед Сашка совсем не был юродивым. Что-то мне подсказывало, что под седой причёской были такие знания, которые нам и не снились.

– Ты, дед, смотри при других такое не говори, а не то наживёшь на свою задницу приключений, – предупредил я его.

– Да нешто я не знаю, что только с тобой можно по-человечески говорить, – сказал дед Сашка.

– Почему это только со мной можно по-человечески говорить? – спросил я.

– Да потому, что ты человек русский и совсем не тот, за кого себя выдаёшь, – сказал дед, хитро посматривая на меня. – Ты, мил человек, наливай ищо, а то на трезвую голову от нашего разговора умом повернёшься. Как твои люди поедят, попьют, ты их отправь куда-нибудь из горницы, мы с тобой дело будем делать, за которым ты приехал.

Не понимаю, какими силами он обладает, но он, похоже, знает всё о нас и о наших целях. Хотя, многие опытные люди, выдающие себя за ясновидящих, в первичном разговоре разбрасывают повсюду приманку, как на рыбалке, смотрят, на какое утверждение клюнет человек. Тут тонкая психология. Собрав объеденные вопросы-приманки, этот человек уже составляет психологический портрет собеседника и начинает рассказывать ему историю его жизни, двигаясь осторожно и отмечая по внешним признакам, где он попал, а где промахнулся. Промах свой объясняет тем, что это тёмная сторона жизни. По мере открытия тех или иных фактов в жизни пришедшего, тот сам начинает подсказывать ясновидящему по тому или иному факту, уверившись в способностях человека и выказав готовность внимать каждому слову чудодея. А тот уже определился с тем, что от него хотят услышать. И оба расходятся довольными. Один доволен тем, что услышал, другой – доволен тем, что он сказал и что сделал.

– А сколько тебе лет? – спросил я деда Сашку.

– Да многовато, я ещё помню, как к нам Наполеон приходил, – ответил дед.

– И документы какие-то есть? – задал я третий вопрос.

– Да какие документы, мил человек, – удивился дед Сашка. – Три раза горели и всё вот в этом доме. В двенадцатом годе мне уже двенадцать лет было. Французы пришли и нас из дома выгнали. Тятенька мой человек гордый был. Часовых он тоже в дом затащил, ставни и двери кольями подпёр, углы сеном обложил и поджёг. Потом мы снова отстроились, да ещё два раза пришлось двери кольями подпирать. Видишь, дом-то молодой ещё, даже мох в пазах не поседел.

– Души загубленные по ночам не являются? – спросил я.

– Да и не только по ночам, – вздохнул дед Сашка, – иногда и днём в гости заходят. Всех я их простил, а они нет-нет, да и заглянут.

– Как это простил? – не понял я. – А не ты ли должен просить прощения за загубленные души?

– А я-то с чего должен просить прощения? – обиделся дед Сашка. – Их Наполеон послал мамку мою ссильничать и батьку плетью выпороть. Вот и получили. Потом кайзер своих солдат послал внучков моих шомполами выпороть. А потом Ленин послал комиссаров своих нас до нитки ограбить да братьёв моих двоюродных у огорода пострелять. А что с погорельцев возьмёшь? Комиссар-то всё ругается, что я себе дорогу в будущее закрыл. А вот и не закрыл. Я в будущем есть, а комиссаров нет!

Я смотрел на деда Сашку и вспоминал свой разговор с Шнееманом о загадках русской души. Нет никаких загадок русской души. Не плюйте в душу русскому человеку, не топчитесь по ней сапогами, не обманывайте её, не кичитесь перед ней, и вы будете иметь такого друга, который жизни своей не пожалеет ради дружбы. А ведь мы из тех, кто приехал в гости незваными, чувствуем себя здесь как хозяева, а хозяев считаем унтерменшами. Не зря дед Сашка в бане помывку затеял и новое бельё надел. Неужели и нам сегодня гореть в этой избе?

– Ты не боись, мил человек, – вывел меня из раздумий голос деда Сашки, – гореть не будем, мне ещё рано помирать, а тебе тем более. Давай-ка, разливай по рюмкам, гостеньки дорогие из бани идут.

Глава 9

Дверь в горницу открылась, и в неё ввалились лейтенант из охраны и унтерштурмфюрер из Минского гестапо. Их под руки поддерживал правнук деда Сашки. Похоже, что это он над ними поработал. Лейтенанты были одеты в такие же рубахи и кальсоны, как у нас. Пригласил их к столу. Предложил выпить. Выпили, а глаза у людей просто слипаются, и сил нет никаких. Бывает так после бани с непривычки. Выживут. Вяло потыкав вилками в закуски, офицеры попросили разрешения идти отдыхать.

Я вызвал фельдфебеля, приказал удвоить посты и организовать помывку личного состава в бане, а правнука обеспечить помывку.

– Сделаем, ваше благородие, – сказал тот и ушёл.

Ну, просто Кудеяр с большой дороги. У этого рука не дрогнет, когда он будет чиркать спичкой у стога сена.

Мы остались в горнице вдвоём с дедом Сашкой.

– Мати-то у тебя украинка была? – внезапно спросил дед.

Я вздрогнул и утвердительно кивнул головой.

– Так уж она хотела дочку родить, да не сподобил её на это Господь, ты родился, – уверенно продолжал дед, – а она всё называла тебя как девочку – Доню – чуть умом не тронулась, да отец у тебя человек мудрый и образованный записал тебя как Дон. Вот с тех пор у тебя характер и мужской, и женский. Красоту чуешь, стихи пишешь, песни поёшь, любого сирого пожалеешь, а как до брани дело доходит, то тут пощады не жди. А если задумаешь что, то только человек сильно разумный может тебя в чем-то малом переубедить. Ну, давай, спрашивай, что у тебя впереди будет.

Я был ошарашен. Мне вскрылась семейная тайна, о которой мне никто не говорил. Мать иногда гладила меня по голове и убаюкивала песней:

Мати доню колисала,
Колихаючи, співала:
– Спи, дитинко, треба спати.
Коло тебе рідна мати.

Вот оно как всё было, а я всё думал и искал первоисточники, откуда у меня такое странное имя, по названию реки Дон что ли.

– Меня, дед Сашка, – сказал я, – своя собственная судьба мало тревожит. Как будет, так оно и будет. Что будет лет эдак через пять, то я могу предполагать, а вот что будет лет через сто пятьдесят – двести, вот это было бы интересно узнать. Как люди тогда жить будут, в радости или в горе и не является ли наше развитие движением к закату жизни вообще, вот это мне интереснее, чем что-либо.

– Ты смотри-ка, мил человек, чего удумал, – сказал старик, – так это я тебе по-умному и обсказать-то не смогу, это самому смотреть надо. Ты давай, наливай стопочки, а я капельки свои с божнички достану.

– С мухоморной настойкой? – поддел я его.

– С какой мухоморной настойкой? – рассердился дед. – Настойка весенней сон-травы, напиток волшебный, а ты мухоморы…

– Извини, дед, это люди так говорят, – начал оправдываться я.

– Люди, люди, – ворчал дед, – много они понимают эти люди, – он доставал из-за украшенной богатым окладом иконы какие-то запылённые пузырьки, просматривал их на свет, открывал, нюхал, ставил обратно, – а вот оно, – и он торжествующе поднял в руке пузырёк из коричневого стекла, – подвигай сюда рюмки. Говоришь на сто пятьдесят лет, давай на сто пятьдесят лет, – и дед Сашка аккуратно накапал по пятнадцать капель в рюмку, шевеля про себя губами. Накапав, сказал, – поехали, Дон Николаич, – и выпил одним махом.