Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы

• Название: Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы
• Автор: Алана Инош
• Жанр: Короткие любовные романы

Осенние тропы судьбы ведут в край дочерей Лалады, где живёт чёрная кошка – лесная сказка, которая преданно любит и терпеливо ждёт рождённую для неё невесту.

Встреча женщины-кошки и её избранницы горчит прошлым: зажившая рана под лопаткой у девушки – вечное напоминание о синеглазой воровке, вступившей на путь оборотня. А призрак зимы ждёт своего часа, только откуда придёт предсказанная вещим мечом беда – с запада или с востока? Когда сломается лёд ожидания и что поднимется из-под его толщи?

---

Цветанка стояла, словно стукнутая по голове крупным яблоком, а из пыльного марева ей в душу смотрели вишнёво-карие глаза. Рот наполнился хмельной сладостью вишни в меду, а ноги сами понесли воровку на девичий голос, чистый, но немного робкий. Он чуть дрожал, будто его обладательница впервые пела при таком скоплении народа.

Ею оказалась девушка в богато вышитой длинной рубашке, поверх которой на её плечи был накинут тёмный плащ, также роскошно изукрашенный вышивкой по наголовью и нижнему краю. О том, пригожа ли незнакомка лицом, Цветанка издали не могла судить, но для уличной певицы она явно была одета слишком хорошо. Домра в её руках выпевала ажурный узор мелодии, а солнце поблёскивало медью на толстой тёмно-русой косе. Одни люди шли мимо по своим делам, другие замедляли шаг, заслушавшись, но монетки в шапку падали нечасто. Все дивились непривычно нарядному облику певицы, и наконец кто-то спросил:

«Девица, а девица! С чьего это плеча на тебе одёжа?»

«Одёжа – моя, добрый человек, – мягко отвечала певица. – Я не украла её, она принадлежит мне. А то, что я пою здесь – так это нужда меня заставила, так уж вышло».

Это сочетание скромного голоса и непокорного блестящего взгляда было необычно. Певица не опускала смиренно глаза долу, как полагалось делать благовоспитанным девицам при разговоре с незнакомыми людьми, а глядела на всех прямо, держа голову гордо поднятой. Какая же нужда заставила её, девушку из знатной семьи, заняться таким неподходящим для неё ремеслом, уподобляясь скоморохам? Её осанка, речь и этот смелый взгляд настораживали и удивляли прохожих, заставляя их поверить, что перед ними отнюдь не простолюдинка, надевшая одежду с барского плеча, и тем более странным казалось это зрелище… Впрочем, кто их, богатых, знает! Мало ли, какие забавы приходят им на ум.

Цветанка слушала, неприметно стоя поодаль и сдерживая желание подойти и высыпать в шапку всё, что звякало в срезанном кошельке, но впервые в жизни синеглазая щипачка робела перед девицей. Ей казалось, что необычная певица просто испепелит её взглядом, а не поблагодарит за плату. Нищие певцы всегда радовались каждой брошенной денежке, а эта воспринимала звон кидаемых монет едва ли не как оскорбление. При этом она вежливо кивала всякому расщедрившемуся слушателю, но делала это с видом такого попранного достоинства, что людям становилось неловко. Цветанка наблюдала с любопытством, но без тени злорадства, хотя певица, казалось, и принадлежала к столь презираемому воровкой богатому сословию. Может, её семья разорилась, и ей пришлось пойти по миру с протянутой рукой? Если при виде всякого другого униженного богача Цветанка хмыкнула бы с тайным удовлетворением, то беде этой девушки радоваться не хотелось. Может быть, потому что голос молодой незнакомки порой трогательно вздрагивал, а может, и от проблесков беззащитности, сквозивших в её колючем взгляде.

Решившись, Цветанка собралась было подойти к певице и всё-таки высыпать ей в шапку все монеты из вышитого кошелька, как вдруг появился Ярилко в сопровождении Кутыря, Шумила и Лиса. Привычно жуя соломенный стебелёк, воровской атаман кинул недобрый взгляд на девушку, и Цветанке тут же стало ясно, что сейчас произойдёт. И она не ошиблась: Ярилко подкатил к новенькой и нагло потребовал отдать ему половину её заработка. Поборы среди рыночных торговцев и местных скоморохов были ещё одной статьёй его доходов, и весьма немалой. Насчёт половины Ярилко, конечно, загнул – обычная величина дани не превышала десятой части выручки, но откуда новенькой знать местные воровские обычаи? Впрочем, девушка оказалась не робкого десятка – хоть и побледнела, а взгляда не отвела и сдаваться не собиралась.

«С какой это радости я половину своих кровных вам отдавать буду? Я даже знать вас не знаю, ребятушки. Чем докажете, что это место – ваше?»

Цветанке понравилась смелость незнакомки, но Ярилко такие дерзкие речи пришлись не по нутру – он даже соломинку выплюнул, а это обычно значило, что дело принимает скверный оборот.

«Ты, хабалка, что, не чуешь, когда с тобой добром разговаривают? Гони деньги, или твою бренчалку оземь расколочу!»

Не дожидаясь, когда в ход пойдёт рукоприкладство, Цветанка шагнула из толпы.

«Тю, Ярилко! Не щипли чужую курочку, – сказала она первое, что пришло в голову. – Эта певунья подо мной ходит, сегодня первый день. Оставь её в покое».

В такие открытые стычки Цветанка с Ярилко до этого дня старалась не вступать, так как знала, что сила будет на его стороне, но сейчас что-то в ней пружинисто и горячо выпрямилось, словно твёрдый стержень протянулся вдоль спины, расправляя ей плечи и придавая петушиный задор походке. Нет, эта кареглазая певунья не должна была терпеть ни от кого побои и унижения. Сердце, смягчённое соловьиными ночами, вспыхнуло желанием защитить незнакомку. Девушка не была так головокружительно красива, как Нежана или Ива, но своеобразной прелестью всё же обладала. Одни глазищи чего стоили! Бездонно-янтарные, с жаркой, цепляющей искоркой, сейчас совершенно округлившиеся от страха.

А вот гляделки Ярилко выпучились, едва ли не вылезая из орбит, точно его зад прижгли раскалённым клеймом.

«Заяц! Ты рехнулся, нахалёнок? Сначала портки раздобудь, в каких не стыдно на люди выйти, а потом указывай! Рынок – мой! Забирай свою щипаную курицу и уноси ноги, пока тебе рёбрышки не пересчитали!»

Да, штаны Цветанки изрядно поизносились, а новые сшить всё руки не доходили, зато кулак её был хоть и маленький, но бить умел больно. «Будь что будет», – щёлкнуло у неё в голове. Кулак вошёл в расслабленную мягкость живота Ярилко. Тот не ожидал такого нападения и, ловя ртом воздух, скрючился в три погибели, а Цветанка схватила девушку за руку.

«Даём дёру!»

Дёру они дали самого что ни на есть настоящего. Певица по дороге чуть не выронила свою домру и узелок с пожитками, а плащ развевался за её плечами, как стяг победы. Пусть они уносили ноги, но, тем не менее, они победили: ожерелье нагрелось в ладони воровки. Конечно, певица не умела так быстро бегать, и Цветанке то и дело приходилось сбавлять скорость, чтоб та слёту не зарылась носом в деревянную мостовую. Оберег из красного янтаря делал их невидимыми для глаз Ярилко с собратьями-ворами: незримая тёплая петля защиты захлестнула Цветанку с девушкой, отчего последняя, кажется, даже начала бежать быстрее. Защита просто тащила её, и ноги певицы временами, не выдерживая бешеного ритма бега, летели в отрыве от земли. Впрочем, долго такой бег продолжаться не мог: точно так же, как не попавшая в цель стрела падает на излёте, девушка рухнула на колени.

«Всё… Не могу больше…»

Цветанка оглянулась: они оставили рынок далеко позади, за ними никто не гнался. Тёплым и душным пологом небо застелили непроглядно-серые, скучные облака, готовые вот-вот излиться дождём. Усилившийся ветер трепал полы плаща певицы, а та, тяжко дыша, одной рукой прижимала к себе домру, как самое драгоценное своё сокровище. Вторая измученно лежала на дорожном узелке. Сейчас, вблизи, Цветанка заметила, что добротная и красивая одежда девушки была изрядно помята и кое-где запачкана, а вышитые бисером сапожки посерели от пыли. Видно, в последнее время ей пришлось немало ходить и спать не раздеваясь…

В небе между тем заворчало. Чтобы не промокнуть, следовало спешить, и Цветанка повела новую знакомую к себе. Первые капли дождя шлёпали по земле, редкие, тяжёлые и тёплые, и воровка пыталась на ходу их ловить пересохшими губами. Трещинка на сердце предупреждающе заныла, щемящая нега соловьиных ночей дышала ей в спину из больших тёмных глаз певицы. Снова ни к селу ни к городу вспоминались яблоки и вишня в меду, а также тонкие пальчики Нежаны, водившие писалом… У этой девушки были такие же руки – маленькие и нежные, с прозрачной кожей, к которой плохо приставал загар.

Дома никого, кроме бабушки, не оказалось. Уголёк пушистым сгустком тьмы неслышно соскочил с печки и с урчанием прильнул тёплым боком к ноге, напрашиваясь на ласку.

«Цветанка, это ты?» – послышался бабулин голос.

Воровка прямо-таки спиной ощутила удивлённый взгляд гостьи, а сердце умоляло: хватит обмана. Погружая пальцы в мягкий мех кота, Цветанка чувствовала холодное дыхание пропасти, на краю которой она себя видела. Выпрямляясь, она толкнула в бездну Зайца, который снова заслонял собой её настоящую, и позволила волосам рассыпаться по плечам. Сердце согрелось и стало лёгким, запело, окрылённо стуча в груди: «Правильно! Это – правильно…» Это оказалось свежо и неожиданно – стоять без маски перед незнакомой девушкой, купаясь в лучах её непредвзятого, не осуждающего и совсем не враждебного взгляда. Никакой спеси, чванства и высокомерия не было в нём, только дружелюбное любопытство. Губы гостьи смешливо дрогнули, и Цветанка увидела самую ясную и светлую из всех девичьих улыбок, какие ей только доводилось лицезреть. Трещинку на сердце сперва кольнуло болью, а потом она успокоилась, словно накрытая ласковым поцелуем: боль ушла, выпитая улыбающимися губами певицы. Такой свет Цветанка видела лишь там, за вечерней пеленой золотисто-янтарного пространства, где жила невидимая, неусыпная любовь матушки. Таким теплом согревало ей ладонь только ожерелье-оберег – единственный утешитель и помощник.