Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы

• Название: Дочери Лалады. (Книга 2). В ожидании зимы
• Автор: Алана Инош
• Жанр: Короткие любовные романы

Осенние тропы судьбы ведут в край дочерей Лалады, где живёт чёрная кошка – лесная сказка, которая преданно любит и терпеливо ждёт рождённую для неё невесту.

Встреча женщины-кошки и её избранницы горчит прошлым: зажившая рана под лопаткой у девушки – вечное напоминание о синеглазой воровке, вступившей на путь оборотня. А призрак зимы ждёт своего часа, только откуда придёт предсказанная вещим мечом беда – с запада или с востока? Когда сломается лёд ожидания и что поднимется из-под его толщи?

---

«Обязательно доживёшь… И ещё долго будешь жить после неё – благодаря силе Лалады».

– Млада, я люблю тебя… Очень, очень, очень…

Теперь Дарёна произносила эти слова уверенно: в сердце у неё жил неугасимый огонёк, она ждала встречи с Младой, как праздника, и скучала, даже когда они не виделись всего день. В ней горела постоянная потребность обнимать большую и тёплую чёрную кошку, слушать её долгое любовное мурчание зимним вечером, засыпать в пушистом кольце её свернувшегося калачиком тела, как на роскошном мягком ложе.

«Была бы ты со мной ещё и в людском облике так же ласкова, – с тенью сожаления посетовала Млада, потираясь ухом о ладонь девушки. – А то, когда я кошка, так тебя просто не унять, а когда перекидываюсь обратно, тебя словно подменяют… Я не пойму, Дарёнка: ты что, боишься меня, что ли?»

Младу-кошку Дарёна полюбила до стона, до писка, до нежного надрыва сердца, а вот перед Младой-человеком действительно ещё чуть-чуть робела. Но робость эта была с оттенком восхищения, хотя произнесение тех же слов любви давалось ей сложнее, когда между её пальцами струились чёрные кудри Млады, а не кошачий мех.

– Нет, не боюсь, что ты, – порывисто заверила она, беря в свои ладони морду и поглаживая большими пальцами шелковистую шерсть на щеках Млады.

«Тогда что с тобой, мррр? – с искорками яхонтового смеха в глазах спросила та. – Что же после свадьбы будет, а, Дарёнка? Ты на супружеском ложе мне тоже в кошку перекидываться велишь?»

– Не знаю, – смущённо засмеялась Дарёна, чувствуя прилив жара к щекам. – Когда ты кошка, мне почему-то проще… А когда человек, ты такая… такая…

«Какая?» – смешливо мурлыкнула Млада.

Дарёна замялась, не зная, как описать свои чувства. Если с Цветанкой они были на равных, могли друг над другом подшучивать, поддразнивать одна другую, позволять себе вольности и быть простыми и раскованными в обхождении, то равной чернокудрой женщине-кошке Дарёна себя не чувствовала. И дело было не только в разнице в возрасте, просто Млада зачаровывала Дарёну смесью кошачьей мягкости и обтекаемости, звериной силы, древней белогорской мудрости, спокойствия и теплоты. И – да, лесной сказкой. Детский трепет перед ускользающим чудом, прятавшимся среди ветвей, всегда был жив в сердце Дарёны, а когда она закрывала глаза, шелестящая берёзовая тайна окутывала её вновь, принося с собой волнующее ощущение чьего-то присутствия – оберегающего, всезнающего, любящего.

– Я не знаю, – вздохнула Дарёна. – Нет таких слов, чтобы об этом рассказать… Просто почувствуй сама.

Кошка, ласково жмурясь, потёрлась мордой о её грудь, а потом приложила ухо к сердцу.

«Я чувствую, горлинка…»

После лечения Дарёну не беспокоили до утра, и она незаметно уснула под боком у кошки, оставшейся на ночь.

Любопытная Рада, приоткрыв дверь в комнату, увидела в постели двоих, освещённых полоской лунного света: сладко спящую Дарёну и прижавшуюся к ней сзади обнажённую Младу. Луна бесстыже выхватывала из сумрака изящные очертания тела женщины-кошки, полного великолепной, горделивой, уверенной и упругой силы; их позы и изгибы фигур сложились наподобие двух вложенных друг в друга букв «зело» (S) – большего и меньшего размера. Рада зажала ладошкой рот, но короткий смешок-хрюк всё же успел у неё вырваться. Млада открыла глаза и подняла голову. Увидев Раду, она приложила палец к губам, как бы говоря: «Тс-с!» – а Дарёна даже не проснулась. Вытаращив глаза, Рада прикрыла дверь и на цыпочках удалилась.

…Наконец секретный заказ был выполнен – в обещанный мастером Твердяной срок. По припорошенной снегом каменной лестнице в морозном блеске лунного света из ворот кузни выносили заколоченные деревянные ящики и грузили на охраняемые княжескими дружинницами повозки. Сильная половина семейства – Твердяна, Горана с дочерьми-ученицами Светозарой и Шумилкой, а также княжна Огнеслава – вернулась в дом в зимней предрассветной тьме, дыша морозным туманом, прокопчённые, блестящие от пота и измотанные до синих теней под глазами.

– Ну наконец-то! – всплеснула руками матушка Крылинка.

Зорица молча прильнула к груди Огнеславы. Супруги обменялись устало-нежным поцелуем, а маленькая Рада весело прыгала рядом. Огнеслава с ласковым блеском в глазах подхватила её на руки и расцеловала.

– Соскучилась, котёнок? Знаю, знаю… И я – по тебе.

– Пойдём снежную бабу лепить! – обняв родительницу за шею, воскликнула девочка-кошка. – Снега во дворе дюже много!

– Непременно пойдём, только отдохнуть надо сначала, – пообещала Огнеслава. – Устали мы, работали не покладая рук.

– Бабушка Крылинка, есть что покушать? – едва переступив порог дома, спросила Шумилка.

– Да есть, готово, всё уж десять раз остыло! – ответила та. И осведомилась у супруги: – На стол, что ль, подавать?

Твердяна, поглаживая отросший вокруг чёрной косы ёжик, решительно сказала:

– Сперва мы в баньку, мать. – И добавила строго: – Негоже за стол неумойками садиться.

Это замечание, видимо, предназначалось для торопливой Шумилки. Та, как бы извиняясь, пояснила:

– Уж больно есть хочется.

– Не малое дитё, потерпишь, – хмыкнула Твердяна. – За еду надо чинно, порядком да ладом садиться, а не набивать брюхо как попало и когда попало.

Да уж, порядок в этом доме соблюдался неукоснительно, а слово главы семейства было законом – Дарёна в этом сразу убедилась. После бани головы у всех оружейниц, за время напряжённой работы заросшие длинной щетиной, снова заблестели. Насытившись, усталые работницы завалились на боковую и проспали поистине богатырским сном целые сутки.

Миновал день, миновала ночь, а за ними ещё день с ночью – Рагна пришла от соседей бледная, с округлившимися глазами.

– Ты чего такая всполошённая? – спросила матушка Крылинка, чистившая рыбу для пирога.

– Ох, матушка, я тут такое услыхала! – возбуждённо зачастила та. – Люди бают, что все эти три седмицы супруги-то наши – слышь! – оружие ковали!

– Эка невидаль! – спокойно молвила Крылинка, выпуская из рыбьего брюха блестящие склизкие потроха и отводя их в сторону широким ножом. – В кузне оружие часто куют, что ж в том такого?

– Да, но не столько же! – Рагна показала руками, сколько оружия было изготовлено – целая гора. – И к чему срочность такая, что аж без роздыху, без сна и еды наши супруги в кузне горбатились? И тайна вся эта зачем? Вот и поговаривают добрые люди, что… к войне это всё.

Слово «война» Рагна выделила голосом – боязливым, дрожащим шёпотом, а в её взгляде плескался ужас – отблеск копий, клинков мечей и сверкающих на солнце щитов. Матушка Крылинка на мгновение задумалась, помрачнела, и нож в её руке замер. Повисла тишина, а потом Крылинка, продолжив чистку рыбы, всё так же спокойно сказала:

– А ты меньше слушай болтовню досужую. Твердяна сказала – для горного дела старались, приспособы разные делали.

А вечером, когда все сидели за ужином, в гости пришла староста Кузнечного, Снежка, прозванная Большеногой за огромные ступни. Кошкой она была белой с чёрными и рыжими пятнами, а в человеческом обличье – в зрелых летах, с прямыми соломенно-русыми волосами до середины шеи, ровно подстриженными в кружок, и тёмными бровями. Носила она овчинную безрукавку с широким кожаным поясом и светло-серые сапоги.

– Хлеб-соль вам, – сказала она с поклоном.

Твердяна встала из-за стола, поприветствовав гостью, а Крылинка тут же принялась её сердечно потчевать. Снежка сперва отказывалась, но потом, чтоб не обижать хозяев, отведала всего, что ей было предложено, и выпила чарку хмельного мёда.

– Так уж у нас заведено, – сказала Твердяна. – Сначала накормить-напоить гостя, а потом о деле пытать-расспрашивать.

– Это мне ведомо, – усмехнулась староста, утирая губы. – Благодарствую на угощении, голодным из вашего хлебосольного дома никто не уходил – уж что есть, то есть. Я, вообще-то, с вопросом к тебе, мастер Твердяна… Люди смущаются, волнуются, ко мне за разъяснениями пришли, а я даже и не знаю, что им ответить: сама в недоумении. Правда ли, что этот заказ большой в кузне твоей был… э-э… по оружейной части? Может, мы воевать с кем-то собираемся?

Твердяна нахмурилась так, что все за столом притихли, а Дарёна бросила на Младу взгляд, словно ища опровержения этого страшного слова – «воевать». Глаза Млады обдали её яхонтовым холодом, но рука под столом сжала её пальцы тепло и ласково.