Дороти Сэйерс - Медовый месяц в улье

• Название: Медовый месяц в улье
• Автор: Дороти Сэйерс
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-084791-4

Роман “Медовый месяц в улье” и новелла “Толбойз” завершают серию “Не только Скотленд-Ярд: частный сыск и частная жизнь”.

Согласившись выйти замуж за лорда Питера, Гарриет получает от него в подарок к свадьбе Толбойз – дом в деревне в тех местах, где она выросла. Именно туда молодожены сбегают от назойливых газетчиков, чтобы провести медовый месяц в тишине и покое. С осторожностью делают они свои первые шаги в супружеской жизни: не ошиблись ли? Не ждет ли за поворотом разочарование? Смогут ли дать друг другу счастье? Но сюрприз настигает их с неожиданной стороны: вовсе не разочарование ждет за поворотом, а новое совместное расследование. Романтическое путешествие начинается с трупа и продолжается столь привычной супругам детективной работой. Годы спустя, когда разросшееся семейство Уимзи приезжает на лето в Толбойз, в деревне вновь совершается преступление – бескровное, но примечательное тем, что в главные подозреваемые попадает юный Бредон, старший сын Питера и Гарриет.

---

– Клянусь честью! – воскликнул Питер. – Нечасто услышишь столь краткую и уместную заздравную речь.

– Ты должен ответить на нее, Питер.

– Я не такой оратор, как Бантер, но постараюсь… Кстати, мне кажется, или та керосинка действительно жутко воняет?

– По крайней мере, – сказала Гарриет, – дым из нее идет ужасный.

Бантер, сидевший спиной к ней, в тревоге встал.

– Боюсь, милорд, – заметил он после нескольких минут безмолвной борьбы, – что с горелкой случилась какая-то авария.

– Давайте посмотрим, – предложил Питер.

Последующая борьба не была ни безмолвной, ни успешной.

– Выключите эту проклятую штуку и унесите, – сказал Питер в конце концов. Он вернулся к столу. Его костюм ничуть не выиграл от следов жирной сажи, хлопья которой сейчас оседали повсюду в комнате. – В нынешних обстоятельствах, Бантер, в ответ на ваши добрые пожелания я могу только сказать, что моя жена и я искренне вас благодарим и надеемся, что все они исполнятся. От себя я хотел бы добавить, что тот не обделен друзьями, у кого есть хорошая жена и хороший слуга, и пропади я пропадом, если дам кому-то из вас повод уйти от меня к другому. Бантер, ваше здоровье – и пусть небеса пошлют ее светлости и вам стойкости терпеть меня столько, сколько мне суждено прожить. Предупреждаю, что сейчас я как никогда полон решимости прожить долго.

– На что, – ответил мистер Бантер, – за исключением стойкости, которая нам не понадобится, я скажу, если это уместно: аминь.

Тут все пожали друг другу руки, и воцарилась пауза, прерванная Бантером, который с застенчивой поспешностью заметил, что ему, пожалуй, пора заняться камином в спальне.

– А мы тем временем, – сказал Питер, – можем выкурить последнюю сигарету у “Беатрисы” в гостиной. Кстати, я правильно понимаю, что “Беатриса” способна согреть нам немного воды для умывания?

– Несомненно, милорд, – ответил мистер Бантер, – при условии, что мы найдем для нее новый фитиль. К моему сожалению, имеющийся фитиль следует признать неудовлетворительным.

– Ой! – сказал Питер, несколько растерянно.

И в самом деле, когда они дошли до гостиной, голубой огонек “Беатрисы” был на последнем издыхании.

– Может быть, попробовать камин в спальне? – предложила Гарриет.

– Хорошо, миледи.

– По крайней мере, – заметил Питер, зажигая сигареты, – спички по коробку чиркают нормально. Не все законы природы отменились назло нам. Завернемся в пальто и будем греться, как это принято у застигнутых темнотой путешественников в заснеженных землях. “Пускай в Гренландию навек” и так далее[57]. Увы, наша ночь едва ли продлится полгода. Уже за полночь.

Бантер ушел наверх с чайником в руке.

– Если ты уберешь из глаза это приспособление, – сказала через несколько минут леди Уимзи, – я смогу протереть тебе переносицу. Ты по-прежнему не жалеешь, что мы не поехали в Париж или Ментону?

– Нет, определенно нет. Во всем этом есть какая-то веская реальность. Убедительность.

– Даже меня все это почти убедило, Питер. Такая череда домашних приключений может случиться только с семьей. Никакого искусственного медоточивого глянца, который мешает людям узнать друг друга по-настоящему. Ты прекрасно проявил себя в трудную минуту. Это обнадеживает.

– Спасибо, но на самом деле мне совершенно не на что жаловаться. У меня есть ты, и это главное, а также кое-какая еда, и огонь, и крыша над головой. Чего еще желать?.. Кроме того, я ни за что не хотел бы остаться без речи Бантера и разговора с миссис Раддл – и даже пастернаковое вино мисс Твиттертон придает жизни неповторимый аромат. Конечно, я бы предпочел побольше соприкасаться с горячей водой и поменьше – с керосином. Не то чтобы в запахе керосина было что-то женоподобное, но я принципиально против мужских духов.

– Это приятный, чистый запах, – сказала его жена в утешение, – гораздо своеобразнее всяких порошков мироварника[58]. И я думаю, что Бантеру удастся тебя от него избавить.

– Надеюсь, – отозвался Питер.

Он вспомнил, что однажды было сказано о ce blond cadet de famille ducale anglaise[59], причем сказано устами леди, которая имела все возможности составить свое суждение: il tenait son lit en Grand Monarque et s’y démenait en Grand Turc[60]. Судьба, похоже, решила оставить ему единственный повод для тщеславия. И пусть. Он готов вести этот бой голым. Внезапно он рассмеялся:

– Enfin, du courage! Embrasse-moi, chérie. Je trouverai quand même le moyen de te faire plaisir. Hein? Tu veux? Dis donc!

– Je veux bien[61].

– Дорогая!

– Ой, Питер!

– Прости, тебе не больно?

– Нет. Да. Поцелуй меня еще.

В какой-то момент в течение следующих пяти минут Питер прошептал: “Не блеклые, но райские Канары”, и состояние Гарриет в этот момент было таково, что перед ее мысленным взором промелькнули блеклые райские птицы и облезлые тигры – и только дней через десять она определила источник цитаты[62].

Бантер спустился вниз. В одной руке у него был небольшой кувшин, от которого шел пар, а в другой футляр с бритвами и несессер. Через руку он перебросил купальное полотенце, пижаму и шелковый халат.

– Тяга в спальне вполне приличная. Мне удалось нагреть немного воды для миледи.

Его хозяин тревожно произнес:

– А мне что скажешь, ангел мой? А мне?[63] Бантер ничего не сказал, но его взгляд в сторону кухни был весьма красноречив. Питер задумчиво взглянул на свои ногти и содрогнулся.

– Леди, – изрек он, – отправляйтесь в постель и предоставьте меня моей судьбе.

Дрова в очаге весело потрескивали, а вода, сколько ее там было, кипела. Латунные подсвечники по обе стороны зеркала достойно несли свое огненное бремя. Большая кровать с выцветшим ало-голубым лоскутным одеялом и ситцевым пологом, потускневшим от возраста и стирок, на фоне бледных оштукатуренных стен смотрелась достойно, как королевская особа в изгнании. Гарриет, согревшаяся, напудренная и наконец-то избавленная от запаха сажи, замерла, держа в руке щетку для волос, и задумалась, а что же сейчас происходит с Питером. Она скользнула в холодную темноту гардеробной, открыла дальнюю дверь и прислушалась. Откуда-то снизу донесся зловещий лязг железа, за которым последовал громкий вскрик и взрыв сдавленного смеха.

– Бедный мой! – сказала Гарриет…

Она потушила свечи в спальне. Простыни, истончившиеся от возраста, были из хорошего льна, в комнате пахло лавандой. Река Иордан. Ветка отломилась и упала в очаг, взметнув сноп искр, и на потолке заплясали длинные тени.

Щелкнул дверной замок, и ее муж робко проскользнул внутрь. Весь его вид выражал столь плохо скрываемое торжество, что Гарриет не смогла сдержать смешок, хотя у нее трепетало сердце и что-то творилось с дыханием. Он упал перед ней на колени.

– Возлюбленная, – сказал он голосом, в котором боролись страсть и смех, – прими своего жениха. Вполне чистый и безо всякого керосина, но ужасно промокший и замерзший. Выскребли как щенка под колонкой в судомойне!

– Дорогой Питер!

(…en Grand Monarque…)

– Подозреваю, – продолжил он быстро, едва разборчиво, – серьезно подозреваю, что Бантер так развлекался. Так что я отправил его очистить бойлер от тараканов. Но какое это имеет значение?

И что вообще имеет значение? Мы здесь. Смейся, любимая, смейся. Здесь конец пути и начало блаженства.

Мистер Мервин Бантер, прогнав тараканов, наполнил бойлер, разложил под ним дрова так, что осталось только поджечь, завернулся в два пальто и плед и уютно устроился на двух креслах. Но заснул он не сразу. Нельзя сказать, что он тревожился, но одна беспокойная, хоть и благая, мысль его не оставляла. Он (преодолев столько препятствий!) довел своего фаворита до финишной ленточки и теперь должен был пустить его в свободный бег, но никакое уважение к приличиям не могло помешать его сочувственному воображению следовать за драгоценным питомцем до самого конца пути. С легким вздохом он пододвинул свечу, достал авторучку и блокнот и начал письмо матери. Он подумал, что исполнение этой сыновней обязанности сможет его успокоить.

Дорогая матушка,

я пишу из “неизвестного пункта назначения”…

– Как ты меня назвала?

– Ой, Питер, что за бред! Я не подумала.

– Как ты меня назвала?

– Мой лорд!

– Два слова, от которых я меньше всего в жизни ожидал, что они могут вызвать у меня воодушевление. Правду говорят, ценишь только то, что сам заработал. Слушай, дама моего сердца, до конца этой ночи я хочу побыть еще и королем и императором.

В обязанности историка не входит углубляться в предмет, который критик назвал “любопытными откровениями брачного ложа”. Достаточно того, что исполненный чувства долга Мервин Бантер через некоторое время отложил свои письменные принадлежности, задул свечу и расположился на отдых и что из всех, кто спал в ту ночь под древней крышей, у него была самая твердая и холодная постель – и самый спокойный и безмятежный сон.