Олег Северюхин - Как изгибали сталь

• Название: Как изгибали сталь
• Автор: Олег Северюхин
• Жанр: Историческая проза
• ISBN: 978-5-4474-1450-4

Автор рассказывает о жизни провинциального советского общества в начале пятидесятых и шестидесятых годов двадцатого века, учебе в школе, пограничном училище, военной академии, пограничной службе на Дальнем Востоке, в Забайкалье, Средней Азии и Закавказье, военно-дипломатической работе в составе пограничных войск КГБ. Автор был активным участником передислокации первой пограничной части из бывшей советской кавказской республики в Дагестан на каспийскую морскую границу.

---

Сосед, типичный подкаблучник, по пьяному делу устроил разборку в своей семье и прекратил приправлять нашу еду мальчиком на горшке. На трезвую голову жена устроила ему небольшое ледовое побоище, и недели две любимые супруги ходили украшенные фонарями. Однако это укрепило соседа не только в своем мужском достоинстве, но и в дружеских отношениях с моим отцом.

Несмотря на достижение мира на мужской половине (а это шесть человек с нами, с детьми), женщины продолжали вести холодную войну до нашего отъезда из коммуналки в 1964 году.

Перед отъездом соседка не удержалась и сказала, что по мне и моему брату тюрьма плачет. Лучше бы она этого не говорила. Вместо меня и моего брата оба её сына были осуждены и провели по нескольку лет в местах не столь отдаленных. Плохие пожелания всегда возвращаются к тому, кто их говорит и, как правило, достаются близким людям. Нарушила она заповедь Иисуса Христа – люби врагов своих.

В 1953 году мы уже были подвижными детьми, повторявшими все, что говорят взрослые. Результатом повторения сердитого голоса из черной бумажной тарелки репродуктора, который сопровождал нас всю последующую жизнь, было предынфарктное состояние наших родителей, когда мы кричали на улице: «Берия шпион».

Этого я сам не помню. Об этом мне рассказала мать. Сказала, что я говорил об этом в присутствии соседей на общей кухне.

Соседи сразу бросили обедать, убрали со стола и молча удалились. Из-за меня они и детей своих впрок отлупили, чтобы не болтали того, что на улице услышат.

У моего отца тоже пропал аппетит. А уж как они сами услышали сообщение Совинформбюро, то немного успокоились, хотя все равно страшновато было. Про бригадмила (что-то вроде участкового уполномоченного) ничего плохого сказать было нельзя, хотя он пользовался своим служебным положением и хамил в очереди за дефицитом, а уж про Берию и думать страшно было.

Мои отец и мать не были судимы и не сидели в лагерях, но чувство самосохранения у них было на высоте.

– Не высовывайся – это мне долбили денно и нощно. – Высунешься – голову сразу открутят. Все люди завидуют друг другу. Если у тебя есть, а у соседа нет, то сосед обязательно сделает так, чтобы и у тебя этого не было или твое перешло к нему.

Попытки маленького человека возразить, сказать, что все люди хорошие, натыкались на суждение типа, что, если не знаешь реального положения вещей, то и не пытайся судить о других людях, а думай о том, как самому целым остаться.

Жизнь показала, что они во многом были правы.

Летом 1955 года все соседи были свидетелями того, как по двору бежал мальчишка в коротких штанишках с лямками, а за ним несся петух, догоняя прыжками и клюя в голые ноги. Увидевшая меня мама отогнала петуха, а сидевшие у дома мужики с костяшками домино и поллитровкой на столике, громко засмеялись.

– Что, парень, видишь, как клюются живые петухи, – сказал сосед дядя Коля, вечно ходивший в майке, один конец которой всегда вылезал из штанов, – хуже, если клеваться будет жареный петух, – с этими словами он пошел к петуху и нагнулся, чтобы схватить его. Петух изловчился, подпрыгнул и клюнул его в лоб. Дядя Коля схватился за лоб, закричал:

– Убью, твою мать, – и помчался за петухом.

Петуха он не догнал, но подошел ко мне и сказал:

– Увидишь этого паразита, бей без слов палкой по башке, а хозяину петуха я сам голову отверну, – и пошел к столу, где у него по костяшкам была «рыба».

Сеть культурных заведений в послевоенные годы не была сильно развита. В городской части поселка был Дом культуры, где проводились церемонии торжественных вечеров и танцы. В полугородской части поселка был деревянный кинотеатр «Заря», где перед киносеансами играл духовой оркестр, и устраивались танцы для кинозрителей, ожидающих очередного сеанса. В сельской части поселка был «каменный» Дом культуры «Энергетик», тоже являвшийся одним их центров культуры. Для пояснения скажу, что все здания по-народному делились на деревянные, каменные и полукаменные, то есть первый этаж кирпичный, а второй этаж – деревянный сруб.

Основными центрами культуры, где собирались представители рабочего класса и трудовой интеллигенции, это, конечно, учреждения питания, то есть столовые, где можно было хорошо поесть с бесплатным хлебом на столах и практически обязательной ядреной горчицей, посидеть с компанией, выпить кружку пива, рюмку-другую водки или стакан вина (а не брать бутылку и давить ее до конца).

У кого была возможность, строили сарайчики, где в городских условиях пытались содержать живность в виде коз и свиней. Владельцы сараев с дверями, выходящими в сторону противоположную от жилых домов, чтобы не мозолить глаза женам и другим жильцам, изнывающим от недостатка общения или спиртного, негласно были самыми уважаемыми людьми, как бы владельцами закрытых клубов поселковых джентльменов. После работы члены клуба, взяв бутылку и закуску, шли в сараюшку, где в течение часа-двух предавались воспоминаниями о прошедшей войне или о том, как прошел трудовой день.

В «клубе» моего отца часто были и молодые инженеры, которые сейчас являются, как их называют, «красными директорами». Инженеры охотно шли на контакт с рабочей интеллигенцией не ради панибратства, а для того, чтобы посоветоваться по производственным вопросам и заручиться поддержкой кадровых рабочих в осуществлении инженерных проектов. Это понимали рабочие и отношения между молодыми инженерами и высококвалифицированными рабочими были уважительными. Молодежь, учившаяся во время войны, всегда с интересом слушала фронтовиков.

Пацаны всегда трутся около взрослых и, даже не прислушиваясь, не понимая сути разговора, они воспроизводят или запоминают отрывки текста, говорившегося взрослыми:

– Солдатам в Германии было хорошо. Выходишь на улицу, «фроляйн, комм, заубер циммер» (девушка, пошли, чистить комнату). И не надо солдату полы мыть. С чего бы это я полы мыл после четырех лет передовой. Отдал полбулки хлеба, и работа сделана, и человеку пропитание есть.

– Чистенько все в Германии. Дома стоят аккуратно. Около каждого дома цветы. Дорожки чистенькие. В домах горячая вода из титанов и газовых колонок. Туалеты отдельные. Канализация. Дома и не закрывались. Заходи в любой дом, как раньше и у нас в деревнях было до гражданской войны. Когда мы пришли, везде велосипеды стояли. Берешь и едешь. Приехал – бросил. Потом немцы перестали оставлять свои велосипеды.

– Трофеев было много. Кто что хотел, тот и вез себе домой. Один солдат полный чемодан швейных иголок привез. Мы над ним смеялись, а он сразу после границы королем себя почувствовал. Что мы за часы выменивали, он за несколько иголок приобретал. Другой домой привез полный набор столярного инструмента из золингеновской стали. Умеют немцы инструменты делать. Дома стоят пустые. Заходи и бери, чего хочешь. Солдаты везли в чемоданах и вещевых мешках, а у кого возможностей было больше, то и везли больше. Говорили, что нескольких генералов посадили за то, что имущество вагонами вывозили. Не поделились, видимо, с кем надо было делиться, а, может быть, кто-то позавидовал, ну и стуканул куда надо.

– Один полковник-танкист из Белоруссии, только вышли в Германию, на танке раскатал всю немецкую деревню. У него немцы всю семью вырезали из-за того, что он командир танкового полка. Хотели под трибунал отдать, но не отдали, понимали, какое у человека горе.

– Что наши в Германии творили – один ужас. Хоть и судили за это, всех разве пересудишь. Это всех немцев надо судить за то, что у нас в России сделали.

– Один раз бомба попала в кондитерский магазин. Везде плитки шоколада разбросаны. Шоколад мы до войны никогда не ели, больше слышали о нем. А тут под ногами валяется. Положил я в вещмешок плиток двадцать и дня три питался только шоколадом. Понемногу и в охотку шоколад вкусен и полезен. Так я на всю жизнь шоколада наелся, потом раздавал всем, кому шоколад нравился.

– Из Германии многие на машинах домой ехали. На границе пограничники зверствовали. Все вещи перетряхивали, изымали оружие. Машины отбирали. На границе свалки машин были. С собой взять нельзя, ну и гори она синим пламенем. Спичку в бак и не наша и не ваша машина. Другой – разгоняется и машину в столб. Офицеры еще как-то перегоняли машины, а солдату никак.

– Много станков из Германии вывезли, у нас на заводе тоже есть. С одной стороны, хорошо, что станок есть и работать долго будет. Но он уже устарел, а немцы у себя вместо старого станка новый будут устанавливать. Старое оно новым никогда не будет.

– После войны год работал в авторемонтном батальоне вольнонаемным работником по своей специальности. Немцы ведь не все фашисты. Трудового человека они уважают. Родственникам помогал. А они все пишут, приезжай да приезжай, помощь, мол, нужна. Приехал. Ну и что я помог? Так хоть мои посылки продавали, а зарабатывал я в Германии прилично, а тут ни моих заработков и никаких других в деревне. Осенью соломой дом покроют, а к средине зимы уже и крыша голая – скотину кормить надо. Уехал в город на стройку, снова стал по специальности работать. В Германии я на свинцепаяльщика выучился. Холодильные установки восстанавливали.