Юрий Герт - Эллины и иудеи

• Название: Эллины и иудеи
• Автор: Юрий Герт
• Издательство: АООТ «Ярославский полиграфкомбинат»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996

---

Я по автомату набрал Караганду, Михаила Бродского, моего друга. Он был дома. Он тоже ничего не знал, не слышал... Впрочем, слышал: в журнале печатают какую-то вещь, номера в киосках — нарасхват...

— Так вот, — сказал я ему после всего, что сорвалось у меня с языка в ответ на эти слова, — добудь все три номера, прочти и позвони мне. Или я окончательно спятил, или наступили времена, похожие на октябрь 64-го. Только гораздо хуже...

— Если ты так считаешь... — В трубке слышалось его недоверчивое, растерянное, обиженное сопенье. — Я прочту... Но думаю, ты перебарщиваешь... — Он был невысок ростом, толстяк, любитель поесть, лохматая седая борода и улыбка от уха до уха делали его похожим на добродушного бога Саваофа с рисунков Эффеля. Его отца как троцкиста когда-то выслали в Каркараликск, его самого "за сокрытие" этого факта после войны лишили офицерского звания (он был летчиком). Остальную жизнь, сделавшись горняком, он прожил в Караганде - столице КарЛАГа... Там, в Караганде, в пору нашей молодости мы познакомились и стали друзьями — Володя, Михаил и я. Караганда навсегда осталась для нас не словом, не местом проживания — паролем. Кстати, Роберт был среди нас — четвертым...

5

Спустя час после нашего разговора позвонил — дозвонился! — Жовтис:

— Не реагируйте так бурно, — с неожиданно мягкой для него, даже сердечной интонацией произнес он. — Будем реалистами. Просто в нашем обществе существуют силы разного порядка, они выплеснулись в "Памяти", в письме Нины Андреевой, теперь — в романе Успенского, и наше дело — не впадая в панику, дать им отпор. Все равно - "зима не даром злится, прошла ее пора..."

— Отпор? Где и как? — Мне уже стыдно было за свою истерику.

— Я думаю, первым делом вы должны обратиться в газету с письмом, о котором я говорил. А дальше — подумаем...

6

На другой день утром я позвонил главному редактору "Казахстанской правды'' и попросил о встрече.

Мы с ним разговаривали единственный раз — лет 10-12 назад, оказавшись рядом на одном обеде... Я не был уверен, что он помнит меня, мою фамилию. Но по широко-распевной, радушной интонации выходило — помнит.

— А по какому вопросу?..

— Личному, хотя — не совсем... Но об этом — когда увидимся.

Я знаю, выучен: позвони куда-нибудь наверх да изложи причину — тут же отфуболят: "А вы напишите туда-то и передайте такому-то... Я буду держать на контроле..." Нет, надо так: расскажу при встрече...

В назначенный час я сидел в приемной, перед редакторским кабинетом, секретарша косила на меня недовольным глазом: "Я же сказала - там совещание..." Ее прямые деревянные плечи, высясь над свирепо трещавшей машинкой, дышали презрением и отвагой: "Только через мой труп!"

За окнами желтела, шуршала первыми палыми листьями осень. Паркетный пол жирно лоснился на спелом сентябрьском солнце. Ни звука не излетало сквозь двойную кабинетную дверь — партийная республиканская газета, незапланированное совещание, государственные вопросы... И тут — я, со своим письмом в полторы строки...

Но вот отворилась массивная, с вершок толщиной дверь, гуськом потянулись озабоченные сотрудники. Последним вышел "сам": высокий, крепко сложенный, с открытым, простым лицом, широкими, уверенными жестами... Я успел порядком подзабыть его, а он, поискав меня глазами, тут же заметил, улыбнулся, извинился ("пришлось... неожиданно..."), распахнул дверь, пропустил вперед... Все сразу сделалось не столь жестким, официальным, как я представлял.

...Тогда, лет десять-двенадцать назад, бывший алмаатинец, журналист, человек порядочный и смелый, однако — чего не случается в жизни! — сделавший некоторую карьеру и перебравшийся в Москву, отмечал выход своей книжки в алма-атинском издательстве и по этой причине сочинил "дружеский обед", на котором я как сотрудник журнала, где он иногда печатался, оказался среди приглашенных. Тут мы с Игнатовым и познакомились. Он возглавлял республиканскую молодежную газету, и в тот самый день (или накануне) в ней была опубликована огромная и погромная статья, бьющая наповал известного в Казахстане академика Букетова. Впоследствии говорили, что Букетов согласился баллотироваться в президенты Академии, чем вызвал гнев Кунаева, который проектировал на этот пост своего бездарного пьянчужку-братца. Разумеется, в конце концов братец и воцарился в Академии, Букетов же был возвращен туда, откуда и вышел: в Караганду. Дабы скомпрометировать Букетова и была напечатана упомянутая статья: подписал ее некий "кандидат исторических наук", обретающийся в Москве, но все знали, что это всего лишь псевдоним помощника Кунаева — Владислава Владимирова. Собственно, что за статьей стоит сам Кунаев — это было известно, как понял я позже, всем, кроме меня. И вот, возмущенный гнусной статьей, я защищал Букетова и вопрошал главного редактора: "Как могли вы это напечатать?.." Он же смотрел на меня даже не с сожалением, а с умилением, как на окончательного, на всю оставшуюся жизнь идиота, и только кивал, не считая возможным все объяснить... Потом, на обеде, мы сидели рядом, пили, выдавали прочувствованные тосты и восхищались уральским казачеством — в то время меня интересовал Уральск, история казачества, его порывы к воле, поиски Страны Беловодии... Федор Федорович же то ли прожил долгое время в Уральске, то ли там и родился и чувствовал себя вполне казаком — не помню, но помню, что разговор, да еще и после выпитого под хорошую закусь, шел — душа в душу.

И вот через столько лет я оказался в его кабинете, передо мной сидел человек, знающий всю изнанку эпохи застоя... Ему тоже, должно быть, хотелось — провозглашенных перемен, чистого воздуха, справедливости...

— Федор Федорович, — сказал я, — у меня необычная просьба, да ведь и перестройка — дело необычное... Я бы просил вас напечатать это коротенькое письмецо. — И положил на стол перед ним листок: "Считаю необходимым посредством вашей газеты довести до сведения читателей журнала, что еще в декабре 1987 года я заявил о выходе из его редколлегии. Однако мое имя по непонятным причинам до сих пор продолжает фигурировать в журнале.

Тем не менее я не стал бы обращаться с этим письмом в вашу газету, если бы не появление в последних номерах журнала романа В.Успенского "Тайный советник вождя": к публикации этого произведения, во всех отношениях для меня неприемлемого , я ни в коей мере не причастен".

Игнатов пробежал текст, но, видно, не понял, о чем идет речь, снова пробежал, вернее — прощупал каждое слово, понял еще меньше и вскинул на меня обескураженные глаза:

— Может быть, вы поясните?..

— Нет, — сказал я, — ничего пояснять я не стану, мое мнение может оказаться субъективным. И не в нем суть. Суть в том, что я давно не член редколлегии, но мое имя продолжает значиться в журнале, я обязан рассеять недоумения на сей счет. Думаю, что имею на это право...

— Конечно, конечно... А что, роман в самом деле плохой?.. Я его не читал.

— Прочтите, я никак не хочу вас настраивать.

— Обязательно прочту. — Он вызвал секретаршу и велел сегодня же раздобыть для него номера журнала с "Тайным советником".

7

Прошло несколько дней.

— Ты был прав, — сказал мне Володя Берденникоа, простивший мою бешеную эскападу. — Я прочитал "Тайного советника" - и знаешь, какое у меня ощущение? Будто мы сидим по своим домам, квартирам, занимаемся своими делами — а в город уже ворвались танки, грохочут по улицам, и на каждом - свастика...

— Может быть, мы преувеличиваем? — вдруг усомнился я.

— И если ты думаешь, — как будто не слыша моих слов, продолжал он, — что я собираюсь на все это спокойненько смотреть... Ну, нет, дорогой мой, я вырос рядом с КарЛАГом, знаю, что такое колюча» проволока, и не хочу, чтоб вернулись те самые времена!..

Не ярость, которая требует мгновенного выплеска, а твердая, выношенная под сердцем непримиримость звенела в его голосе.

— Я напишу о "Тайном советнике" все, что думаю, и отнесу в "Казахстанскую правду" — пусть попробуют не напечатать!..

Володя сел за статью.

Звонил Жовтис, звонили Морис Симашко, Николай Ровенский, Галина Васильевна Черноголовина, звонили друзья и знакомые — тоже негодовали, сокрушалась, у всех было одинаковое чувство — коричневая тень легла на землю..." Что они делают с журналом?! — свирепо кричал Бродский, и телефонная трубка накалялась у меня в руке. — Я все выскажу Толмачеву! Я обращусь в "Литгазету"! В "Мемориал"!..

8

Между тем я работал над заказом издательства "Казахстан". Политическое, сугубо партийное заведение: "Советский народ на вахте мира", "Дорогой побед" и т.д. И чтобы по собственному почину вдруг адресоваться ко мне с предложением написать книгу о перестройке, о сталинщине, репрессиях — и при этом не ставить никаких предварительных условий?.. Возможно ли такое?.. Выходит, возможно! А вскоре я познакомился поближе с работниками издательства и обнаружил: ба, да мы же единомышленники! Радикалы в издательстве?.. Когда я рассказывал об этом, мне никто не верил.