Анна Оранская - Сладкая жизнь

• Название: Сладкая жизнь
• Автор: Анна Оранская
• Издательство: ООО “Фирма “Издательство ACT”
• Жанр: Детектив
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-01891-2

Она живет двойной жизнью. В первой она — верная жена и счастливая мать. Во второй — любовница крупного бандита. В первой жизни — семейный уют. Во второй — блеск и роскошь, перестрелки и разборки. Рано или поздно ей придется выбирать. Выбирать без права на ошибку. За сладкую жизнь платят дорого…

---

Он даже не стал объяснять, что отпадает стационар — могут найти и попытаться еще раз, а не получится, так мусоров наведут, связи у них есть. Но с другой стороны, и хоронить Корейца из-за того, что в больницу его нельзя, тоже не хотелось. И по пути от Яна в Переделкино и мелькнула мысль отправить Генку обратно в Штаты — он сюда по американским документам прилетел, виза еще не кончилась, так что в любой момент вперед, а там уж точно поднимут.

Когда приехал, Генка не спал уже. Бледный, зеленый даже, глаза куда-то провалились — хотя вчера еще видок был такой, словно здоров полностью.

— Ты че так смотришь — хоронить меня собрался? — Кореец выдавил подобие улыбки, как всегда не слишком приятной. — Ты Наташку особо не слушай — ну х…ево сейчас, так пройдет. Через неделю оклемаюсь, ну через две — тогда и начнем.

— Да кончай, Генах, — начал он протестующе, пытаясь показать, что, напротив, все в полном порядке, что лично им чисто забота о здоровье кореша руководит. — Ну потерял сознание, чего удивляться, тебя ж тесаком чуть не насквозь пропороли. А хоронить — где тебя хоронить-то теперь? Или бабки гони — или как бомжа, в общей могиле…

Кореец ухмыльнулся, оценив шутку. Когда Вадюхе пробили место на Ваганьково, Генка тоже вдруг озаботился вопросом, где лежать, — то ли думал, что и его вслед за Ланским, то ли чувствовал чего, не поймешь. Короче, озаботился и место себе купил, от Вадюхи минут пять — семь идти. Сколько стоило, не сказал, а когда в середине января девяносто пятого заявил вдруг, что, наверное, к концу месяца уедет в Штаты на неопределенный срок, Андрей ему и напомнил про Ваганьково. Сострил что-то типа — место, мол, купил, а собрался в Штатах помирать. А Кореец ему в тон — оно мне в двадцатку встало, но если хочешь, продам.

Он, Андрей, несуеверный был — и мысль внезапная ему понравилась. Еще когда Генка ему показал место, летом где-то, — специально предложил к Ланскому съездить, а там повел прогуляться и продемонстрировал застолбленный участок, — подумал, что молодец Кореец. Сам, конечно, помирать не собирался — но все же задумался, что надо бы тоже со временем порешать вопрос, а то закопают ведь хер знает где. Не то чтобы это волновало — все равно ведь будет где, — но Вадюха здесь лежал, и ему захотелось, когда придет время, обосноваться неподалеку.

Естественно, Генка денег с него не взял — только за переоформление заплатить пришлось трешку, но это мелочи. Так что участок теперь принадлежал Семенову Андрею Юрьевичу — который не планировал им воспользоваться в ближайшее время, но которому сам факт обладания доставлял удовольствие. Правда, когда Голубя туда привез с пацанами — смотрите, мол, здесь меня закопаете, — тот перекрестился. Голубь — он в церковь ходит, молится, а ему, Андрею, все эти суеверия до одного места. Одно время тоже в церковь ездил — с Хохлом еще, тот любил это дело, — но потом подумал, что раз Вадюха к религии равнодушен, даже крест не носит, то и ему так надо.

Так что, в общем, посмеялись тогда с Генкой, третьего. А потом он, Андрей, начал Корейца напрягать слегка. Мол, полежи пока, порешаем сами, тем более что Немец рядом, про тебя вчера спрашивал в кабаке, подтянем его и без тебя с Трубой разберемся, а потом и с теми, кого он прикрывает. Ну скажем Немцу, что ты здесь, — какие проблемы, свой же, тебя вообще уважает как никого. Но Кореец покачал головой финально.

— Пустой базар, Андрюха…

Вот этого Андрей не мог понять — ведь хватило бы Немца, чтоб все решить, тем более что тот как был беспредельщик, так и остался, ему пострелять по кайфу, и не бесплатно, за кусок Славкиного дела. А он бы руководил им, чтобы не впустую стрельба была. Был, конечно, вариант, что кто-то еще может за Славку встать, но могли бы тому человеку стрелку забить, объяснить, что Славкины люди Корейца завалить пытались, так что Славка и не прав.

С Генкиным авторитетом можно было и солнцевских подтянуть, и кунцевских, и измайловских, не говоря уже о Балашихе с Люберцами. И в Подольске у него завязки были с местной братвой, сидел он с кем-то из них, когда приняли его года за три до Вадюхиной смерти и он почти год парился — и сел бы, если бы Ланский не сделал так, что дело вдруг исчезло. Он, Андрей, ничего не знал, конечно, — все были в курсе, что Корейцу помогают, и адвокат проплачен, и все путем, в худшем варианте минимальный срок светит, год-два. Но вот что можно сделать так, чтобы дело исчезло, — такого никто не ожидал. А Вадюха — он многое мог. И Кореец вышел — еще более злобный, чем был, и с куда более серьезными завязками. Часть из которых, может, и ушла за время его жизни в Штатах — но что-то ведь осталось.

Так что не мог он Корейца понять — и секретности, вынуждавшей от всех скрывать его приезд и тем более ранение, и нежелания поручить все ему, Андрею. Он так себя ощущал после кладбища, не сомневался, что порвет всех, кто на пути встанет, — и потому Корейцево упрямство бесило. И сдерживаться не было сил, и уже хотел высказать все, наконец показать Генке, кто здесь главный, собственно. Но тут Наташка вошла, постучавшись, — Корейцу укол пора было делать и снотворное принять — и весь запал сбила к черту.

Так они и закончили третьего января разговор — а сегодня было уже седьмое, и Генке получше стало, как перед Новым годом. Каждый день с ним говорить пытался — толку х…й. Подожди, не гони, все решим сами. Вот и решаем — седьмое января, уж скоро месяц будет, как Корейца ранили, а все решаем.

Зае…ало бездействие — тем более что тот настрой, который был у него на кладбище и в кабаке потом, он не ушел никуда. Как не ушли и мысли о том, что он всем должен показать, кто он есть, Андрей Юрьевич Семенов, — что не просто фраерок, который все наследство Вадюхино потерял по неумению, но авторитет, крутой и опасный — и жестокий когда надо.

Он вскочил, словно подброшенный, словно удобная мягкая кровать превратилась на мгновение в дикого необъезженного мустанга, и сбежал вниз. Перекинулся парой слов с Голубем, сидевшим на своей коронной позиции, у входной двери, навестил пацанов, сидящих в пристройке, зашел даже на кухню, где Мелкий готовил жратву. Вчера еще договорились, что Рождество надо отметить, — и он не возражал, тем более что пацаны многие в церковь ходят. Это им, конечно, не мешает, если надо, отшмалять, кого он скажет, — но, в общем, дело личное. Хотят верить — пусть верят. Хохол вон тоже верил — а оказался сукой последней, долбаной крысой.

Все тихо и мирно было в доме, как на курорте. Ну ничего, сказал себе, возвращаясь в гостиную и вопросительно глядя на застывшую у Генкиной двери Наташку, приложившую палец к губам. Ничего. Кончился отдых. Хочет Кореец или не хочет, а пора начинать — вот он сам и начнет. Ни с кем не советуясь, никому ничего не говоря.

И еще сказал себе, что если завтра получится то, что задумал, — то, что не имело отношения к проблеме с Трубой, но чего почему-то, по совершенно непонятной причине очень хотелось, — то получится и все остальное. Обязательно получится…

Господи, как же она смеялась тогда в ресторане, когда поняла, что он шутит! Не сразу, правда, какое-то время после его слов сидела застыв, не в силах пошевельнуться. Он первый рассмеялся — уже после того, как опустошил с мрачным видом бокал и тяжело опустил его на стол. И расхохотался — заразительно, легко, смеясь вовсе не над ней, не обидно. И она начала смеяться — останавливаясь и начиная снова. Тысячу лет так не хохотала — но и смешно ей так не было очень давно.

А потом они выпили еще. И он подал ей пример, приступив к рыбе, непринужденно действуя ножом и вилкой, не обращая внимания на обилие всяких вилочек и ножичков. Закуска была фантастическая — она всегда обожала рыбу, но готовить не любила и не умела, ограничиваясь примитивной жаркой какой-нибудь трески в лучшем случае, — а принесенный после нее суп вообще не был похож ни на что из того, что она когда-либо пробовала. Она так увлеклась, что, только съев последнюю ложку, заметила, что он все еще вяло ковыряет закуску.

— Андрей, вы же говорили, что несколько месяцев постились, питались одной капустой, мечтали о нормальной еде? — поинтересовалась озабоченно, подумав вдруг, что с ним что-то не так, заодно пытаясь скрыть неудобство, вызванное собственным обжорством. — Наверное, вам после такой голодовки много есть нельзя — а я тут…

Официант, подкравшийся незаметно, робко потянул к себе ее пустую тарелку, поинтересовавшись насчет горячего и получив его молчаливое, кивком показанное одобрение.

— Нет-нет, не надо — вы не едите, а я…

— Алла, перестаньте. — Он наклонился через стол с заговорщическим видом. — Вообще-то, если между нами, ни в кого я не верю и постов никаких тоже не соблюдаю. Просто мне так хотелось, чтобы вы поехали со мной, — пришлось вот бить на жалость…

Она не обиделась на обман — ей даже в голову это не пришло. Напротив, она была ему благодарна за то, что он убедил ее поехать с ним. И не в ресторане было дело, не в выходе в люди. А в том, что она не смеялась так бог знает сколько лет, и так легко, как с ним, ей тоже ни с кем не было, вообще никогда. Может даже, она себя так чувствовала потому, что видела, что ему с ней просто приятно — ему ведь ничего не было от нее надо.