Эдуард Тополь - Мой прекрасный и проклятый «Пятый параграф»

• Название: Мой прекрасный и проклятый «Пятый параграф»
• Автор: Эдуард Тополь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-072167-2, 978-5-271-33802-1

«Еще три часа назад под Греноблем мы фотографировались на фоне сказочных пейзажей, украшенных змейками горнолыжных подъемников над проплешинами лесистых горных склонов. Романтические виды альпийских гор, знакомые по десяткам фильмов, выскакивали из-за каждого поворота, солнце плясало на островерхих черепичных крышах модерновых шале, сверкало в цветных витражах придорожных таверн и ресторанчиков и играло с нами в прятки, ныряя под ажурные мосты над горными пропастями. Все было уютно, обжито, цивилизовано, асфальтировано, размечено дорожными знаками и предупредительно выстелено мостами, туннелями, сетчатыми ограждениями от камнепадов и крутыми улавливающими тупиками. Но за Шамбери, как раз когда кончилась автострада, а дорога, сузившись до однорядной «козьей тропы», запетляла в разреженном от высоты воздухе, – именно тут все и началось!..»

---

Вы же умный человек, Борис Абрамович, вы уже поняли, почему я рассказал о своем друге. ТАКИМ ДОЛЖЕН БЫТЬ КАЖДЫЙ ЕВРЕЙ. Деньги, которые дает нам Бог при феодализме ли, социализме или капитализме, даны не нам. А – через нас – тем людям, среди которых мы живем. Только тогда наши прибыли будут приумножаться – по воле Его. И только тогда мы – евреи.

Сегодня народ, среди которого мы живем, в настоящей беде. В стране дефолт, нищета, хаос, отчаяние, голод, безработица, мародерство чиновников и бандитов. Наши возлюбленные русские женщины – на панели. Так скиньтесь же, черт возьми, по миллиарду или даже по два, не жидитесь и помогите этой нации на ее кровавом переходе от коммунизма к цивилизации. И скиньтесь не только деньгами – скиньтесь мозгами, талантами, сноровкой, природной и Божьей сметливостью, употребите всю свою силу, волю, власть и богатство на спасение России из пропасти и излечение ее от лагерно-совковой морали и этики. Люди, которых вы спасете, оградят нас и вас от погромов, а матери ваши, ваши еврейские матери, скажут вам тихое «мазул тоф!».

А иначе какой-нибудь очередной Климов напишет роман «Еврейская власть» – об истреблении евреями русского народа. Вы этого хотите, Борисы Олигарховичи?

«АиФ», № 46, 1999 г.:

ГОД СПУСТЯ, ИЛИ ПИСЬМО РОСТРОПОВИЧА[1]

– Слава, это Тополь! Мы попали в грозу и не успеваем…

– А где ты?

– Во Французских Альпах. Тут такой ливень – дороги не видно!

– И когда ты приедешь?

– Ну, нам еще двести километров, под дождем.

– А я ушел из гостей. И там не пил, чтоб с тобой… – В голосе Ростроповича было по-детски искреннее огорчение.

– Я понимаю, Слава. Извини. Зато я первый поздравлю тебя с днем рождения – мы будем утром.

– Утром я не смогу и рюмки, у меня в десять репетиция.

– Будем пить чай. В девять, о’кей?

– Нет, приходи в восемь, хоть потреплемся. Какая жалость!..

– Я сам в отчаянии. Но что делать? Разверзлись, понимаешь, хляби небесные. Спокойной ночи, с наступающим тебя днем рождения! – И я выключил мобильный телефон и покосился на Стефановича.

– Да, подвел ты друга! – сказал Стефанович. Он вел машину, подавшись всем корпусом вперед, потому что метавшиеся по лобовому стеклу «дворники» не успевали справляться с потоками воды, и мощные фары его «БМВ» не пробивали этот ливень дальше метра.

– Но кто мог это предположить?..

Действительно, даже метеорологи не ждали этот циклон, налетевший на Европу откуда-то из Гренландии. Еще три часа назад под Греноблем мы фотографировались на фоне сказочных пейзажей, украшенных змейками горнолыжных подъемников над проплешинами лесистых горных склонов. Романтические виды альпийских гор, знакомые по десяткам фильмов, выскакивали из-за каждого поворота, солнце плясало на островерхих черепичных крышах модерновых шале, сверкало в цветных витражах придорожных таверн и ресторанчиков и играло с нами в прятки, ныряя под ажурные мосты над горными пропастями. Все было уютно, обжито, цивилизовано, асфальтировано, размечено дорожными знаками и предупредительно выстелено мостами, туннелями, сетчатыми ограждениями от камнепадов и крутыми улавливающими тупиками. Но за Шамбери, как раз когда кончилась автострада, а дорога, сузившись до однорядной «козьей тропы», запетляла в разреженном от высоты воздухе, – именно тут все и началось! Будто разом сменили декорацию или кто-то капризно плеснул на сусально-киношный пейзаж фиолетовой краской грозовых туч. Выскочив из 17-километрового туннеля между французским Модане и итальянской Бардонеччией, мы оказались словно не в Италии, а под натовской бомбежкой в Югославии. Разом почерневшее небо сначала сухо треснуло угрожающими громами, а затем густой шрапнелью на нас обрушился не дождь, не ливень, а нечто совершенно дикое и архаически нецивилизованное. Какие тут, к черту, спичечно-игрушечные усилия человеческой инженерии! Мы оказались наедине с Ее Всемогуществом Природой, разгневанной до остервенения и битья всего и вся – именно вокруг нашей машины. Узкую змейку дороги стало видно только изредка, при пикирующих на нее стрелах молний, которые лупили в асфальт буквально перед радиатором и сопровождались таким оглушительным громом, что мы невольно закрывали глаза. Громовержец целил в нас – это было совершенно ясно, однозначно, неоспоримо, и в такие минуты особенно остро ощущаешь свое родство с доисторическими предками, которые сиротно жались в пещерах при таких же грозах. Как высоко мы вознеслись над ними, и как недалеко мы от них ушли! Оглушенные и ослепшие в своей скорлупке по имени «БМВ», мы плелись в этой хлесткой дождевой темени со скоростью 20 километров в час, ощупью держась за ниточку дороги и ожидая, что следующая молния угодит в нас уже без промаха. Лишь изредка, на прямых и освещенных фонарями участках шоссе, Саша осторожно повышал скорость.

– Это ужасно, – сказал я. – Слава там без Галины Павловны. И представляешь – из-за нас просидит весь вечер в одиночестве. Накануне своего дня рождения! По моей вине!

Саша не ответил. Дорога, виляя, подло выскакивала то слева, то справа столбиками боковых ограждений буквально в метре от переднего бампера. Я то и дело рефлекторно жал правой ногой на воображаемый тормоз. Дорожный щит, выскочив справа, сообщил, что до Турина пятьдесят километров, а до Милана сто девяносто. Но с потерей высоты дорога наконец расширилась, мы опять оказались на шоссе.

– К часу ночи будем в Милане…

– Дай Бог в два, – уточнил Саша. – А как ты подружился с Ростроповичем?

Я усмехнулся:

– Это не любовная история, Саша.

– Ничего. Сегодня у нас Ночь откровений.

– Ты прав. Ладно. Ты помнишь мое письмо Березовскому и другим евреям-олигархам в «Аргументах и фактах»? Оно было напечатано 15 сентября прошлого года, за день до самого главного еврейского праздника – Судного дня. По закону наших предков, принятому ими у горы Синай, в эти Дни Трепета каждый еврей обязан накормить голодного и одеть нищего. Обязан, понимаешь? И я написал своим братьям по крови, что миллиарды долларов, которые они обрели в России, не упали на них за какие-то особые их таланты – никто из них ни Билл Гейтс и даже не Тед Тернер. Они сделали эти деньги в России – не мое дело на чем, но в святой для евреев день они могут и должны помочь этой нищей стране – ведь всего месяц назад, 17 августа, вся Россия ухнула в катастрофу национального кризиса, дефолта, и, по русской традиции, винить в этом будут евреев. Ты же знаешь, в России всегда и во всех бедах винят кого-то – татар, американцев, евреев. Только не себя. Так и тут – падение в экономический кризис чревато, писал я, вспышкой антисемитизма. Помогите нищим, накормите голодных, это ваш долг перед своим народом – вот, по сути, и все, что я сказал. Разве не могли они сделать, как Ян Курень в Польше десять лет назад, – взять у армии полевые кухни и кормить на улицах голодных людей? Разве так уж трудно одеть детей в детских домах и приютах? Но, Господи, что тут началось! Ты не можешь себе представить, сколько собак – и каких! – на меня спустили! И не столько в России, сколько в русскоязычной прессе Израиля и Америки! Меня назвали провокатором погромов, наемником фашистов, наследником Гитлера, духовным отцом Макашова. В течение месяцев мое имя не сходило со страниц газет. «Позор Тополю!», «Политический дикарь», «От погромщиков не откупиться», «Боже, спаси Россию от Тополя!», «Тополя нужно повесить, а его книги сжечь!»… Сестра позвонила из Израиля и сказала, что боится за мою жизнь. Тетя из Бруклина сообщила, что плачет пятый день, потому что по местному русскому радио и телевидению меня день и ночь проклинают ведущие публицисты. От Брайтона до Тель-Авива газеты печатали развороты с коллективными письмами читателей, которые объясняли мне, какой я мерзавец и сколько добра евреи сделали России. В Москве делегаты Еврейского конгресса дружно клеймили меня позором. Знаменитый певец и мой соплеменник по «горячей линии» «Комсомольской правды» объяснил миллионам читателей, что я «дешевый провокатор»…

Конечно, я понимал, что это издержки корпоративного страха моего народа и нашего еврейского экстремизма, ведь я и сам экстремист. Именно такие экстремисты-от-страха даже распяли когда-то одного еврея. Но что из этого вышло? Чем это обернулось для евреев? И вообще винить меня в новой вспышке антисемитизма – все равно что шить провокацию плохой погоды матросу, кричавшему с мачты о приближении грозы и шторма.

Но так или иначе, это было похлеще грозы, которую мы проехали. Я перестал выписывать русские газеты, не слушал русское радио. Но когда на тебя обрушивается такой поток грязи – да еще сразу с трех континентов! – трудно сохранять рабочую форму. Даже если считаешь, что это полезно для творчества, что я на своей шкуре испытываю то, что пришлось испытать Пастернаку, когда вся советская пресса печатала коллективные письма читателей: «Мы Пастернака не читали, но считаем, что ему не место в Советском Союзе!..» Я не сравниваю себя с гением, да и поводы были разные, но ощущения от плевков и битья камнями – близкие. В будущем, думал я, это ощущение пригодится для романа о каком-нибудь изгое общества…