Виктор Потанин - На вечерней заре

• Название: На вечерней заре
• Автор: Виктор Потанин
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

В книгу курганского писателя, лауреата премии Ленинского комсомола, вошли повесть и рассказы, написанные в разные годы.

В них судьбы множества людей с их печалями и радостями, с их порой сложными поисками своего настоящего места в жизни. Объединяет героев чувство высокой гражданской ответственности за свои дела и поступки.

---

— Опоздала, Нина. Не в струю говоришь. Сходи нынче в театр, включи телевизор — там только намеки. Это подтекст называется, а бывает и второй план, даже третий, четвертый.

— Спасибо, милый, просветил меня на досуге. А меня и без тебя просвещали… да намекали. А обещаний-то — целые горы… Через месяц, мол, отдельная комната. Через год квартира с балконом. И вот поехала ваша дура насаждать большую культуру. Начиталась газеток… — Она усмехнулась горько, подавленно и всадила сигарету прямо в кусок пирога.

— Ох ты! Спикало тесто!.. — охнула старая женщина, которая сидела в дальнем конце стола.

— Верно, Феша! Верно, родимая! С подтекстом тоже говоришь… — усмехнулась Нина Сергеевна. — За такие пироги надо к стенке!..

— Я вот ела — так поглянулось. На солидоле в войну шаньги пекла. И ниче — хоть бы хоба! — Тетя Феша задумалась.

— Ты уж, Феша, привычная, — блеснула на нее взглядом Нина Сергеевна. — И деготь примешь за мед. А что тут видели, а, в этой дыре?! Только Марью Волконскую… — Она снова скривила губы и закатила глаза.

— Правильно, девушка! Только Марью да Дарью… — На ее узком желтеньком личике промелькнула печаль.

Я давно знал эту женщину. Она работала в школе уборщицей. И жила здесь же, в угловой темной комнатке. Как-то я заходил туда вместе с Олегом. У него были с Фешей какие-то свои отношения. Вот и сейчас он за нее заступился:

— Хватит, Нина, стареньких обижать. Расскажи-ка лучше про московские рестораны.

— Ну вот, вот и сознался наш Олег Николаевич! Все рестораны ему подавайте, а на солидоле шанег не надо? — Она закинула голову, захохотала. Потом опять занялась едой.

— А может, все-таки потанцуем? — взмолился директор. Его миндальные глазки просто мучались в тоске, изнывали. Он не привык, видно, сидеть без движения. Но все внимание было снова на Нину Сергеевну, — и ей это нравилось, поощряло к веселью, и она выглядела здесь самой живой.

— Нет, голуби, танцевать мы не будем. А сейчас я расскажу… Фу, черт! — Она хотела прикурить сигарету, но в зажигалке что-то заело. Тогда через стол ей бросили спички, и она успокоилась и обвела всех глазами:

— Значит, на чем мы?

— Мы с тобой перешли на «вы»…

— О, миленький, неужели? Ты, Олег, мне кого-то напоминаешь. — Она на секунду задумалась, потом опять обвела всех глазами. — Да-а, мои голуби, я же вам обещала. — Она кокетливо сморщилась и покачала несколько раз головой.

— Значит, дело было такое. В Москве я тоже с одним стала на «вы», а потом сошлись покороче. Его звали Толик Ветров — молодой альпинист.

— Альпинисты все молодые.

— Не скажи, Олег, не скажи. И веселый, и щедрый, прямо мешок с деньгами. Он и джинсы достал. И ни копейки с меня — за спасибо…

— А потом к тебе Боренька Журавлев прилепился. У того — дядька в главке и дача в Красной Пахре… — снова перебил ее Олег.

— Ты давай уж про Толика… — попросила Елена Прекрасная.

— Ладно, Ленка, буду тебе про Толика… Кстати, кто расшифрует мне слово «муж»? — Она вскинула весело голову, и глаза ее опять сияли, пронизывали, и я даже боялся в них посмотреть. Она чем-то нравилась мне и чем-то притягивала, только пугал почему-то ее голос — немного хрипловатый, прокуренный. Такие голоса обычно нахальны, упрямы, но в жизни все, конечно, по-разному.

— Ну что, братва? Угадали?

— Ты сама гадай, девушка. А то людей будоражишь, нехорошо… — сказала Феша в дальнем конце стола. Нина Сергеевна враз отбросила сигарету, и глаза напряглись, в них встало зеленое:

— Чей-то голос из-под печки… Значит, не знаете? Эх, вы, вахлаки! Ну так слушайте, и ты, Феша, себе на лбу запиши: муж — это мужчина, угнетенный женой!.. — Она громко расхохоталась, ее поддержала Елена Прекрасная, потом еще кто-то хохотнул для приличия. И опять от этого шума вверху дохнул, отозвался хрусталь. Слушать эти шутки не было никакого желания, но что-то меня удерживало, что-то не отпускало отсюда, как будто выполнял я какой-то долг. Стало тихо — звон вверху прекратился. Олег сидел молча и разглядывал ногти. На него иногда нападала хандра. А Нина Сергеевна опять что-то задумала, она хитро смотрела в дальний конец стола.

— Интересно, Феша, какой у тебя живой вес?

— Я не баран, девушка, и не скотина. Тебе бы вот походить с моим сердцем-то…

— Да не о том, Фе-е-еша! Мой Толик, например, весил пятьдесят килограмм…

— Ну и ну! — враз очнулся Олег. — Довела же ты его! — Все опять засмеялись, а Олег стал разливать вино. Нина Сергеевна закрыла свою рюмку ладонями.

— Не тот разлив, что ли?

— Да ну тебя, остряк-самоучка! Я же вам хотела про Толика… Ну вот: как-то встречаю его в Елисеевском, магазин есть такой в Москве, а он: «Ты меня, Нинель, не преследуй!» А я ему: «Почему? Кто же нам запретил?» Он глаза прищурил и даже как будто подрос. Потом положил мне ладонь на плечо — ты, мол, Нинка, давно в зеркало не смотрелась… «А что такое?!» А то, говорит, все то, золотая моя и бронзовая, что в тебе теперь — пять пудов, а я рядом с тобой — просто сухарик… Да-а, голуби мои, так и сказал. А мне стало весело, будто сто рублей потеряла. Нет, говорю, Толик, ты словами-то не кидайся, я ведь прямо завтра худеть начну, — и сама так глазами ему играю, перебираю. А он — мужчина, конечно, — ну и повеселел сразу, отмяк. А потом и букетик купил в метро…

— Со мной тоже было!.. — оживилась весело именинница.

— Да вы дайте ей досказать! — заступилась Феша за Нину Сергеевну.

— Ты сама, Феша, перебиваешь, — нахмурилась именинница, и на щеках у ней проступили сильные ямочки. До них почему-то хотелось дотронуться, поцеловать. Я даже покраснел от своей тайной решимости, но мое внимание опять отвлекли.

— Ну вот, просили, умоляли про Толика, а сами с Фешей…

— Раньше парни девок-то выбирали, а теперь все перепуталось.

— О-ох, Феша, ты меня уморишь. Раньше были времена, а теперь — моменты. Так что ты помолчи.

— Молчу, молчу, девушка. Я че — могу помолчать, — сказала Феша и запахнула на себе теплую кофточку.

— Вот тебе и чё-почё… — передразнила ее Нина Сергеевна. — Когда я училась в Москве, то на «БТ» — Большой театр — налегала. А билеты туда, как Райкин говорит, — ди-фи-сит…

— А мы в войну — по сено и по дрова в твои годы, — подала снова голос Феша…

— Ой, Феша! — засмеялась весело именинница. — Тебе за мир бороться пора, а ты все про войну, про войну… — Все оживились, загремели посудой, и по комнате прошел точно бы ветерок. И этим воспользовался директор. Он встал и по-хозяйски посмотрел вдоль стола:

— Дорогие мои женщины! Я прошу вас — веселитесь, закусывайте…

— Администрация разрешает? — перебил его Олег.

— Вот именно! — встрепенулся директор и поднял глаза к потолку. — Сегодня праздник, большой праздник, товарищи. Можно, понимаете, и выпить еще, снять напряжение…

— К легкомыслию призываете… — сказал тихо Олег, но его услышала Нина Сергеевна:

— Во-во, он нас вниз тянет: пьяными-то проще командовать.

— Но позвольте? — удивился директор, его глазки остановились, как будто замерли. — Я ведь могу и обидеться. Но ради праздника… — Он взглянул вверх, на люстру. — Одним словом, прощаю… Я не злопамятный. А на вашу реплику, Нина Сергеевна, имеется притча…

— Что, что? Я глухая…. — подняла голову именинница. По ее полным щекам скользнула улыбка.

— Притча, говорю, хорошая притча, — повторил гордо директор. Его глазки повеселели, просили внимания. — Я вам приведу, а вы скажите — откуда? Вам положено знать. Мы же много читаем. Так? Или я ошибаюсь? — Он посмотрел на всех с вызовом, его глазки смеялись. Потом гордо прищурился и покачал головой.

— Не интригуйте женщин, не мучайте! — попросила кокетливо именинница, потом что-то поддела вилкой. Директор потянулся взглядом за ее полноватой красивой рукой и вдруг резко повел плечами:

— Значит, не интригуйте? Хорошо, подчиняюсь… Но я ведь тоже о женщине?..

— Валяй! — попросил Олег, но его не услышали. Директор заговорил уже громко, уверенно:

— Одна женщина, не слишком хорошего поведения, подошла однажды к Сократу и обратилась: «Что ты здесь ходишь со своими учениками да хвастаешься? Достаточно мне только поманить пальцем, и они побегут за мной и тебя бросят». А Сократ ей ответил: «Возможно. Потому что ты зовешь их идти с собой вниз, что очень легко. Я же зову их идти со мной вверх, что очень трудно…» Ну как, дошло? — Директор обвел всех взглядом, потом обмахнулся платком. Щечки у него горели, на лбу выступил пот.

— Ну и мораль сего? — спросила Нина Сергеевна. В руках у ней опять была сигарета.

— Ах, мораль? — точно бы удивился директор. — Но прежде скажите мне, кто написал?

— Мопассан! — громко крикнул Олег. И все засмеялись, а директор поморщился, точно съел кислое.

— Вы — озорник, Олег Николаевич. А я ведь всей душой, понимаете… Мое хобби — мудрые мысли. Собираю их двадцать лет. Да, да! — Он сжал ладони и похрустел пальцами. — Да, мои милые. Я всей душой к вам и на себя наступаю… У меня же гости дома, приезжие…