Виктор Потанин - Письма к сыну

• Название: Письма к сыну
• Автор: Виктор Потанин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-235-00446-9

Известный писатель Виктор Потанин живет в Кургане — городе, основанном во времена походов Ермака в Сибирь. Он сын сельской учительницы. И по сей день его дом разделен на два — городской и сельский. Сельский ближе писательской душе. Оттого и герои новой повести В. Потанина — учителя, агрономы, механизаторы — люди, прямо или косвенно причастные к главному продукту жизни — хлебу. Они живут сегодня, их судьбы — это судьбы всей России, всей страны.

---

Да и в твоих глазах, сын, я вижу усмешку: чудак, мол, отец. Сидит где-то у моря за тысячи километров от этого музея, а сам приводит в письмах подлинные страницы. Но как же так? Наизусть, что ли, знает?..

Ну конечно же, наизусть! А как же не знать мне нашу историю, не носить ее в себе, не лелеять, если музей этот создавала Иванова Варвара Степановна вместе с моей родной матерью. Так что ты можешь гордиться своей бабушкой Анной. Да и сама Варвара Степановна мне — вторая мать. И в школе, в нашей Утятской семилетке, я тоже учился у нее. Много дней, много лет. И эти годы принесли мне любовь. Скажи мне тогда, что нужно за свою учительницу в огонь прыгнуть, — прыгнул бы и ни о чем не жалел. Я первый из класса увидел, как она стала седеть. И как в глазах явилась темноватая зыбкая пленочка. Это от недосыпания, от забот, от усталости. Я и теперь вижу ее глаза…

Они всегда были добрые, пристальные. Порой глаза эти щурились, и тогда лицо делалось суровым и строгим. В эти минуты она расстраивалась из-за наших двоек. Но часто в глазах ее кружились веселые искорки, и мы к ней приставали:

— Вы опять письмо получили?

— Угадали, милые, угадали.

— Поди из Ленинграда письмо?

— Опять угадали! — И лицо ее прямо играло и светилось, и глаза сразу делались молодые, веселые. И нам тоже весело. Как будто из-за тяжелых туч вышло солнышко, и вот уж не остановить, не спрятать эти лучи. И их все больше, больше — и ликует душа. Ведь в любом возрасте она быстрей всего откликается на любовь. А в письмах тех — столько любви и тепла. Они приходили к ней из разных мест. По всей стране разлетелись ее воспитанники. Но особенно много писем приходило из Ленинграда. И писали их бывшие блокадные ребятишки. Во время войны в нашей Утятке был интернат, в котором жили приезжие ленинградцы.

Но иногда эти письма где-то задерживались. В такие дни Варвара Степановна ходила печальная, отрешенная. И опять в глазах проступала та зыбкая пленочка. И нам было нестерпимо жаль нашу учительницу. В эти дни она находила на своем столе букет желтых подснежников. А если такое дело случалось осенью, то мы приносили ей много-много белых ромашек. Она прятала в них лицо и приговаривала: «Век в деревне живу, а все не привыкла к ним. И ведь растут-то где попало — под забором да на обочине. А сами белые, прямо снежные…»

Цветы мы рвали за школьной оградой, в бору. Сосны подступали почти к самым домам, а между сосен — большие поляны. Часто мы приходили сюда вместе с любимой учительницей. Школа рядом, но все равно бор казался большим и таинственным. А если начинал гудеть ветер, то старые сосны гудели монотонно и жалобно, точно просили за себя заступиться.

В бору мы бывали днем, после пятого урока. Варвара Степановна уводила нас подальше, поглубже в сосны, потом мы усаживались кружком на поляне. И разговор часто начинался с загадки:

— Маленький, колючий и молоко любит?

— Ежик! — кричим мы хором и следим за ее руками. Она разрывает возле пня сухой побуревший мох и выкатывает к ногам живого настоящего ежика. Мы смеемся и не верим. Но загадки каждый раз были новые, и скоро мы научились понимать возраст любой сосны и березы, узнавать, где самые богатые грибные места… И какие птицы и зверушки водятся в наших местах. Но особенно хорошо она рассказывала про историю нашей родной Утятки. И мы поражались: откуда же она все знает, откуда?.. И про Ермака, и про хана Кучума, и про пугачевщину… И про первые коммуны на утятской земле.

— Как вы все помните? — приставали мы часто к Варваре Степановне.

— Живу долго… — смеялась она. — У старых-то память выносливей.

Она смеялась, потому что любила пошутить над собой и над собственным возрастом: нам, мол, что? Нам, старичкам, теперь — печь да полати… Она шутила, посмеивалась, а ведь ей не было тогда и пятидесяти.

Но время — вода. Да самая быстрая, вешняя. Не успеешь оглянуться, а уже виски белые… И я хорошо запомнил самый первый ее юбилей. В доме Варвары Степановны собралось тогда много народа — учителя, соседи, родия. Приехал и я из Кургана — студент-первокурсник… Разговор тогда за столом пошел вдруг о возрасте. Кто-то начал бойким уверенным голосом:

— Пятьдесят лет — это сейчас ерунда! Только-только все начинается.

— Ну почему же?! — возразила хозяйка. — Это не так… — А потом заговорила о самом тайном, заветном — и в глазах ее опять вспыхнули искорки: — Вот прожил человек долгую жизнь. И оставил после себя только добро: и школу выстроил, и сад посадил, и дороги провел, и сыновьям оставил по дому… А ведь был в деревне только плотником и только одно умел — хорошо топориком тюкать… Ну вот — пошли дальше. А потом подросли его дети и по другой линии удались — они трактор освоили и никому на нем не уступят. Отцовская-то закалка сильна! А у этих детей — тоже дети. И вот теперь примечайте: этим внукам-то уже трудно будет представить деда. Как он топориком тюкал…

— Почему, Варвара Степановна?

— Ответ нехитрый, очень даже простой. И можно к одному подвести знаменателю — потому что направится в колхозе хозяйство, и уже не плотники будут рубить дома, а, наверно, машина. И не деревянная будет школа, а каменная красавица в пять этажей. И уж не парни трактора поведут — электричество. А как ни крутись, будут думать: так вечно шло. Все поколение так будет думать, и попробуй переубеди. Да особенно одними словами…

— Что ж делать?

— Вот угадай-ка, студент! — Она смотрит на меня хитровато, таинственно, а глаза играют, посмеиваются — ну давай угадай! И я тоже ей улыбаюсь, потому что знаю эту отгадку… Знаю, какое великое дело она затеяла. Скоро разнесет оно славу о моей Утятке по всей стране, а так — кто бы знал про нее…

Дело-то великое, но и заботы великие: задумала Варвара Степановна создать сельский музей. На одном из собраний так и заявила народу: музей, мол, — не роскошь, необходимость. Надо, чтобы внуки наши знали, как мы жили, боролись, какие песни пели. И как колхозы построили, как в войну победили… Кое-кто из старожилов вначале встал на дыбы:

— Ой, Варвара, Варвара, в бирюльки играешь. Сперва клуб справный надо, как у людей.

— И клуб надо, и музей надо!

Стал он ей даже сниться ночами. Так часто бывает. Любимое дело или мечта всегда мучают, преследуют человека. И чем лучше человек, тем сильнее это мученье. Так вот: только закроет она глаза — так и возникает картина, будто стоит в конце улицы просторный дом под новенькой крышей… А на крыльце возвышается Петр Николаевич Луканин, высокий белый старик с повязкой «дежурный». Идет на крыльцо народ, и он каждому кланяется — седой портартуровец. А в доме том — вся история колхоза «Россия», вся жизнь нашей Утятки. Смотрят со стен портреты: улыбается доярка Зоя Ловыгина, рядом — кузнец Степан Шевалдышев… И все время караулил, томил ее этот сон. А потом стал сбываться!

Взялась за работу — подняла на ноги весь народ. С каждого, как говорится, по нитке — навьешь тюричок. В домах нашлись и старинные книги, и разная утварь. Началось все с маленькой капельки, но засверкала она, как капелька солнца. Прослышали про наш музей и в столице. Прислала Третьяковка дорогую посылку — коллекцию картин известных художников, стали приезжать гости из соседних районов и даже из других областей. И всех их встречала на пороге хозяйка музея Варвара Степановна. А потом начинала свою беседу:

— Жизнь — книга с чистыми листами, — говорила она приезжим. — И человек должен записать эти листочки добром. Наш музей — тоже большая умная книга. Вы сегодня прочтете ее, познакомитесь… А потом приедут сюда ваши дети. А лет через сорок переступят этот порог ваши внуки — и будут думать о своих отцах и детях, будут у них учиться. И станет для них наш музей — точно светлый чудесный лучик. И осветит он в их памяти правду о том времени, нашем времени… И засверкает она, и притянет к себе…

Вот и со мной теперь так же. Меня все время притягивает, зовет в гости наш музей. И этот рукописный журнал меня тоже притягивает. И я не могу от него оторваться. Да и название журнала мне нравится: «Счастье, здравствуй!» Но я пока перелистывал только странички о прошлом, а ведь там много и о настоящем, а еще больше — о будущем. Восьмиклассница Валя Мухина, например, так начинает свои признания: «Человек и в будущем будет относиться к земле как к кормилице. Потому всегда он будет честным перед землей. А подражать он будет таким людям, как Мальцев Терентий Семенович, как Демешкина Анисья Михайловна, да и в нашей Утятке много добрых хозяев земли». Все это написано большими упругими буквами, потому что в этом — сила ее, убеждение, в этом вера ее и любовь… И эта любовь — на каждой странице журнала. И на каждой странице — признания, дорогие мальчишечьи клятвы, очень прямой разговор. «Моя мать, Иванова Матрена Никитична, — самый хороший человек на земле. У моей матери — девять детей, и все они остались в родном селе, при колхозе». Так написал Петя Иванов, восьмиклассник — очень умный, серьезный человек. Да, и серьезный и умный, потому что я хорошо помню этого Петю, высокого, стройного мальчика, на удивление серьезного — не по годам. Даже учителя относились к нему по-особому и часто добавляли к имени отчество: «Петр Петрович, к доске!» И это отчество очень шло к молчаливому тихому человечку, но за внешней скрытностью, тихостью таилась добрая и высокая душа. Таким людям суждены в жизни большие дела и людское признание. Потому не зря давно сказано: тихи воды всегда глубоки.