Коллектив авторов - Легенды о призраках (сборник)

• Название: Легенды о призраках (сборник)
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «РИПОЛ»15e304c3-8310-102d-9ab1-2309c0a91052
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-386-07981-9

Победитель премии Брема Стокера за лучший сборник!

Мрачные и захватывающие, эти двадцать рассказов о привидениях заставят вас дрожать от ужаса! Все истории о призраках написаны в традиционном стиле, но при этом каждый рассказ является уникальным переложением страшных городских легенд со всего мира.

Лауреат множественных премий Эллен Датлоу и номинант нескольких премий, автор и редактор Ник Маматас соединили в одну блестящую композицию работы Джеффри Форда, Рэмси Кэмпбелла, Джо Лэнсдейла, Кейтлин Кирнан, Кэтрин Валенте, Кит Рид, Екатерины Седиа и тринадцати других отличных писателей. Вместе они создали непревзойденную по глубине книгу, которая заставит читателей на всю ночь оставить включенным свет…

---

Я немного прибавляю скорость, чтобы он не обратил на нее внимания, чтобы мы проехали мимо и, может быть, нашли другую девушку, возвращающуюся с поздней работы домой… Нашли другую, незнакомую мне. Это так несправедливо, что я хочу обменять одну мученицу на другую, – но, Господи, дай нам проехать, просто дай нам проехать. Я мысленно заключаю сделки с Богом, даю ему обещания, которые никогда не смогу сдержать. Я не знаю, почему это так важно, но чувствую: если бы я смог спасти хотя бы ее, хотя бы одну девушку, то все еще могло бы наладиться. Если бы она спаслась, то оказалось бы, что этот мир все же справедлив, хотя бы немного, что в нем все же есть какой-то смысл. Господи, пожалуйста, пронеси.

– Притормози, – говорит он, и кожа моего сиденья скрипит и шевелится, когда он хватается за него. – Остановись вон там. – Он указывает вперед, на отрезок тьмы между двумя конусами света, туда, где цвет снега меняется с белого на сумеречно-синий. Он выходит из автомобиля, и несомый ветром снег обвивает его ботинки. Ниночка впервые поднимает взгляд. Она не узнает Берию – ни поначалу, когда только видит его, ни потом, когда она тихо всхлипывает на заднем сиденье машины. Ее руки заломлены назад, так что она даже не может вытереть лицо, и слезы капают с кончика ее покрасневшего носа, словно вода с тающей сосульки. Я все никак не могу припомнить стихотворение – что-то там о бегущих уличных фонарях – и пытаюсь поймать его ускользающий ритм, и смотрю только на дорогу, и не смотрю даже в зеркало заднего вида. Наконец мы останавливаемся напротив кованых ворот его дома, и они с Ниночкой выходят. За ворота меня никогда не пускали, – я же просто шофер, а не сотрудник НКВД, – и я еду в гараж.

***

Так что я решил, что моя служба сторожем в небесно-голубом доме – не случайность, и то, что я вижу повсюду мертвых обнаженных девочек, что-то значит. Я старался не смотреть на них, особенно когда они были выстроены в круг, головами друг к другу. Мне не нужно было вглядываться в их лица, потому что я и так знал, что Ниночка где-то среди них – прозрачный призрак длинноногой девушки, которую он раз за разом утаскивал в какую-то тайную комнату, чтобы подвергнуть тому, о чем лучше не думать. И я зажмуривался и тряс головой, чтобы не думать, только бы не думать.

Мой сын был диссидентом, и для него не было ничего горше, чем знать, что его отец работал в НКВД, что он забирал людей из их домов и присутствовал на народных трибуналах – тех самых, на которых людей объявляли врагами народа. Его стыд за мои грехи заставил его сбежать в страну, где не было и следа его мечты о свободе, и находить иллюзорное успокоение в родном языке, который все больше разлагался под воздействием английских слов и одних и тех же разговоров о радостях капитализма – мелких и обыденных, как тараканы в кухне его квартиры на Брайтон-Бич.

Но ему все же удается думать, что он лучше меня, потому что его не преследуют и во сне, и наяву обнаженные мертвые девушки. Они не толпятся в его голове в редкие драгоценные минуты отдыха. Мои ордена и медали не принимаются в расчет, как будто и не было войны после этих медленных тайных поездок по городу. Годы идут для всех, кроме этих девочек, навечно заточенных в отрочестве, как будто не было ни побед, ни грандиозного марша по грязи до Германии и обратно, как будто после них не было ничего. Время в особняке на Малой Никитской остановилось где-то в 1938 году. Я не могу не думать об этом и не могу уволиться из посольства – до тех пор, пока не выясню, почему это происходит, или не решу, что лучше ничего не выяснять и оставить все как есть.

***

Я вспоминаю последнюю неделю своей работы в посольстве. Мертвые девочки были повсюду, и даже дипломаты и охранники замечали их уголком глаза – я видел, как они оборачивались в их сторону; глаза у них были, как у испуганных лошадей. Длинноногие, бледные, покрытые синяками девочки встречались мне в каждом коридоре, я видел их измученные лица на каждой лестнице, в каждом углу, в каждом стакане сладкого черного чая, который ежеутренне заваривал мне пакистанский повар.

Дипломаты шептались на своем странном наречии – наречии, как я думал, не изменившемся со времен Ганнибала с его слонами. Я понял, что мертвые девочки стали и их проблемой, и рассказал кое-что этим иностранным сановникам. Тогда они решили что-то с этим сделать – то, о чем я в своем застарелом ужасе и подумать не мог. Они решили сломать фальшивые цементные перегородки в подвале.

Мне велели не приходить на работу несколько дней, и я едва пережил эти дни. Я не мог спать ни днем ни ночью и все думал о бледных видениях, бегущих по темным коридорам небесно-голубого дома. В глубине души я боялся за себя так же сильно, как боялся за этих мертвых девочек, боялся, что они проведут какой-нибудь обряд изгнания духов, убьют их, и тогда единственная причина, по которой я каждый день просыпался, брился и выходил из дома, исчезнет. Я не знал, была ли мучительной эта видимость существования, дарованная им, но все же надеялся, что они выживут.

Они не выжили. Вернувшись на работу, я обнаружил, что все цементные перегородки в подвале разрушены, а кирпичи стен скреплены свежим раствором. Коридоры и комнаты были пусты – я часто оборачивался, думая, что уловил краем глаза какое-то движение, но ничего не находил. Я заглядывал во все комнаты, надеясь увидеть, как призрачные ноги режут воздух на длинные светящиеся куски.

Я нашел их утром, после того как выпил темный, сладкий, душистый чай, как обычно предложенный поваром.

– Они нашли кости, – сказал он. – Даже больше чем в том мешке, про который я тебе рассказывал.

– Куда они их дели?

Он пожал плечами и покачал головой. Он понятия не имел, да ему это и не было интересно. Я уже точно знал, что в доме их нет, потому что посмотрел везде, куда только мог пробраться, не потревожив сна дипломатов.

Перед тем как уйти домой, я решил осмотреть двор. Там было так тихо, как будто и не было за стеной шумной улицы. Так спокойно. Я нашел черепа позади дома, они были выложены в ряд под деревьями, вдоль гравийной дорожки, бегущей между зданием и стеной.

Я смотрел на шеренгу черепов – все с отверстием в затылке – и жалел, что ни разу не видел среди безмолвных видений Ниночкиного лица. Я не знал, какой череп ее; они глядели на меня пустыми черными глазницами, и мне казалось, я слышу, как внутри черепов негромко гремят пули, – и постепенно этот звук становился все более громким и похожим на громыхание жестянок, привязанных к хвосту бегущей собаки.

Я повернулся и пошел к воротам, стараясь идти медленно и спокойно, как будто ничего не случилось, стараясь не обращать внимания на громыхание черепов, которые волоклись за мной последние шестьдесят лет.

Послесловие

Лаврентий Павлович Берия – один из самых зловещих и противоречивых персонажей российской истории, поэтому неудивительно, что дом, в котором он жил, фигурирует во многих рассказах о привидениях. Говорят, что у этого дома каждую ночь останавливается призрачный лимузин, что внутри особняка обитают привидения. Из всех версий этой легенды я выбрала самую пугающую. Жизнь Берии окружена тайной, страхом и противоречивыми сведениями – истории о похищениях и изнасилованиях дополняются рассказами о гигантских мясорубках и орудиях пыток, установленных в подвале; в то же время никаких фактов, подтверждающих подобные истории, обнаружено не было. Даже о его роли в истории до сих пор ведутся споры: многим он известен как «сталинский мясник», но некоторые утверждают, что после смерти Сталина он находился на острие политических реформ.

Для меня этот рассказ является прежде всего возможностью поговорить не только о великом зле, но и об обычных людях, замешанных в нем. Как жил бы дальше человек, в свое время способствовавший процветанию зла?

Екатерина Седиа проживает в городе Пайнлэндз, штат Нью-Джерси. Ее романы «Тайная история Москвы» («The Secret History of Moscow») и «Алхимия камня» («The Alchemy of Stone») были опубликованы издательством Prime Books и хорошо приняты критиками. Ее следующий роман, «Дом несбывшихся снов» («The House of Discarded Dreams»), вышел в 2010 году. Ее рассказы появлялись в таких журналах, как Analog, Baen’s Universe, Dark Wisdom и Clarkesworld, а также в антологиях Japanese Dreams и Magic in the Mirrorstone. Заходите на ее интернет-страничку www.ekaterinasedia.com.

Джон Мантут Крушение поезда в обувной коробке

Сьюзи я представлял себе бегущей по бескрайнему полю: волосы отброшены назад встречным ветром, рот приоткрыт, потому что она смеется. Поле я сделал из скошенной на дворе травы, тщательно приклеивая каждую травинку к дну коробки из-под обуви. Над Сьюзи висели облака из ваты, а еще выше – солнце из апельсинной корки. По сторонам я расположил те вещи, которые она любила, когда была жива: конфеты «Скиттлс»; кукол Барби, представленных небольшими цветными вырезками из журналов для девочек; миниатюрных пластиковых щенков, которых я нашел на гаражной распродаже; ожерелье, в котором каждая бусина висит на тонкой отдельной ниточке. Мне нравится воображать, что эти ниточки скручены из ее волос.