Виктория Токарева - Рассказы и повести

• Название: Рассказы и повести
• Автор: Виктория Токарева
• Жанр: Русская классическая проза

---

Наташа сидела ни низкой табуретке посреди кухни и не знала, что делать.

Она окончила консерваторию, умела петь с листа и писать с голоса, могла услышать любой самый низкий звук в любом аккорде. А здесь, на Иркиной кухне, она чувствовала, что это никому не надо и она не в состоянии поменять все то, что она может, на то, чего не может.

Наконец отворилась дверь, и вошел настоящий мужчина, строитель лучшей жизни.

Наташа успела заметить, что рубашка у него белая и некрахмальная, лежит мягко... Волосы русые, растут просто, а лицо неподвижно, будто замерзло, и на нем замерзло обиженное выражение.

- Знакомьтесь, - сказала Ирка.

- Толя, - строитель протянул руку.

- Наташа, - она пожала его жесткие пальцы и посмотрела на Ирку.

- Садитесь, - непринужденно руководила Ирка.

Толя сел и прочно замолчал. Иногда он поднимал глаза на стену, а со стены переводил на потолок.

- Скажите, - начала Ирка, - вы действительно плавали в Бабельмандебском проливе?

- Ну, плавал, - не сразу ответил Толя.

- А как, как, как? - обрадовалась Ирка.

Толя очень долго молчал, потом сказал:

- В скафандре.

- А зачем? - тихо удивилась Наташа.

- А надо было... - недовольно сказал Толя.

- И на медведя ходили? - Ирка не давала беседе обмелеть.

- Ну, ходил...

- А как вы ходили?

Ирке надо было подтвердить, что в ее доме настоящий мужчина.

- С ружьем, - сказал Толя.

- Страшно было? - тихо поинтересовалась Наташа.

- Не помню. Я давно ходил.

Ирка тем временем подала кофе.

- Я коньяк принес, - сказал строитель, - на лестнице поставил.

- Почему на лестнице? - Ирка подняла брови.

- Не знаю, - сказал строитель, и Наташа поняла, что он постеснялся.

Ирка вышла на лестничную площадку и увидела возле своей двери бутылку.

- Могли стащить, - объяснила она, вернувшись.

- Ага... - беспечно сказал строитель.

- А вы есть хотите? - тихо спросила Наташа.

- Ужас! - сказал Толя, и всем стало весело.

Когда половина бутылки была выпита. Толя первый раз посмотрел на Наташу и сказал:

- Вчера попал в одну компанию, там такая девочка была... И парень с ней в кожаных штанах. Вам бы он не понравился.

- Почему? - спросила Наташа.

- Потому, что вы серьезная.

"Как раз понравился бы", - подумала Наташа, но ничего не сказала.

- Ну, ну... - Ирка обрадовалась, что Толя заговорил.

- Он пижонить начал, говорит: в каждом человеке девяносто процентов этого... Ну, сами понимаете.

- Чего? - не поняла Ирка.

- Дерьма. А я ему говорю: "Ты не распространяй свое содержание на других".

Толя замолчал. Наташа поняла, что он обижен и переживает.

- Не обращайте внимания, - сказала она.

- Да вообще-то, конечно, - согласился Толя.

- Вы где живете?

- Нигде.

- Как это "нигде"?

- Очень просто. Плаваю - и все.

- А дом-то у вас есть?

- Был, а теперь нет. Давайте выпьем.

Все подняли рюмки.

- Жена сказала: "Надоел ты мне". Я и ушел.

- Жалко было? - спросила Ирка.

- Чего?

- Жену.

- Жалко. - Толя прищурился. - До слез жалко. Однажды ночью просыпаюсь и плачу. Слезы текут, ничего поделать не могу. Думаю: господи, да я ли это...

Все замолчали, думая о своей жизни, и только Ирка не умела думать о себе.

- Неужели никак нельзя было? - она посмотрела на Толю.

- Наверное, нельзя. Я без жены еще как-то проживу. А без своей работы - нет.

- Понятно, - сказала Наташа. Ей это было понятно.

Ирка включила приемник. Заиграл симфонический оркестр.

У Толи глаза были голубые, а волосы русые. За его спиной висела занавеска, а за занавеской лежал город - далеко, во все стороны. А после города кончались дороги и начинались поля и деревни, потом другие города.

Наташа вдруг кожей ощутила это все: расстояние и бесконечность.

- Так-то ничего бы, - сказал Толя, - плохо только, писем нет. Когда на корабль письма приходят, как будто веревка от земли протягивается. Не утонешь, ни фига с тобой не сделается. А когда писем нет...

- Хотите я вам напишу? - предложила Наташа.

Толя промолчал. Ему не нужны были Наташины письма. Вот если бы написала жена или в крайнем случае девочка - приятельница парня в кожаных штанах.

Толя многое умел: ходить на медведя, опуститься на дно в скафандре. Он умел интересно жить, но не умел интересно рассказать об этом. И не в силах был поменять то, что он может, на то, чего не может.

- Ничего, - сказала Ирка, - все будет хорошо.

Ей хотелось, чтобы у всех было все хорошо.

Соседская девочка собиралась в детский сад. Она вытаскивала на середину комнаты все свои игрушки и разговаривала с ними. Слов было не разобрать, но звук голоса и интонации доносились четко. Дом был блочный, слышимость хорошая.

Наташа лежала с открытыми глазами, слушала девочку и думала о себе. О том, как три года назад Игорь сделал предложение, она согласилась в ту же секунду, потому что Игорь был не халтурщик - они много бы переделали в жизни хороших дел. А на другой день он позвонил, извинился и сказал, что передумал.

- Не сердишься? - спросил он.

- Да ну, что ты... - сказала Наташа. - Конечно, нет...

Говорят: война... А бывает, что и в нормальной жизни, среди гостей и веселья, все может кончиться одним телефонным звонком.

- Сни-ми-и! - кричала сверху девочка. Ей что-то надевали, а она протестовала.

В комнату из кухни вошла Наташина мама. Она работала медсестрой в больнице, любила тяжелобольных и презирала тех, кто болел несерьезно. Она любила людей, которым была необходима.

Мать послушала, как кричит сверху девочка, и сказала:

- Господи, всю нервную систему ребенку расшатали...

- Если бы у нее была своя внучка, она ни за что не шатала бы ее систему, а жила только ее интересами.

- Мам, - сказала Наташа, - хочешь я ребенка рожу?

- От кого?

- От меня.

- Идиотка! - сказала мать.

- Ну что ты ругаешься, я же только спрашиваю.

Зазвонил будильник, отпирая новый день.

Училище размещалось в старом особняке. Раньше в этом особняке жил обедневший дворянин. Комнаты были тесные, лестница косая. Наташа любила эти комнаты и лестницу, коричневую дверь с тугой и ржавой пружиной, тесноту и пестроту звуков.

В самой большой комнате, которую дворянин прежде называл "залой", а теперь все звали "залом", занимался хор.

Здесь все как обычно: та же декорация, сорок стульев, рояль. Те же персонажи - 40 студентов, концертмейстер Петя. Концертмейстер - профессия не видная. Например, по радио объявляют: "Исполняет Лемешев, аккомпанирует Берта Козель". Лемешева знают все, а Берту Козель не знает никто, хотя объявляют их вместе.

В консерватории Петя учился тремя курсами старше, его звали "членистоногий". Было впечатление, что у Пети на каждой руке по два локтя и на каждой ноге по два колена и что он весь может сложиться как складной метр. Сразу после звонка отворяется дверь и появляется следующее действующее лицо - декан Клавдия Ивановна, за глаза - "та штучка". Она окончила университет, к музыке никакого отношения не имеет, не может отличить басового ключа от скрипичного. Осуществляет общее руководство.

Принцип ее руководства состоит в том, что раз или два раза в год она выгоняет какого-нибудь отстающего и неуспевающего. Раз или два раза в год под косой лестницей бьется обалдевшая от рыданий жертва, а вокруг тесным кольцом в скорбном и напряженном молчании стоят друзья-однокурсники, и каждый предчувствует на этом месте себя.

Сейчас "та штучка" вошла и села возле дверей на свободный стул. Студенты и студентки выпрямили позвоночники, как солдаты на смотру.

Наташа не обернулась. Пусть декан беспокоится, и царственно откидывает голову, и изобретает принципы. А она - дирижер. Ей нужны только руки, чтобы было чем махать, и хор, чтобы было кому махать. И хорошая песня больше ничего. А посторонние в зале не мешают. К посторонним, равно как и к публике, дирижер стоит спиной.

- "Эх, уж как пал туман", - сказала Наташа и движением руки подняла хор.

Она внимательно смотрит на первые сопрано, потом на вторые. Идет от одного лица к другому. Это называется - собрать внимание. Но Наташа ничьего внимания не собирает. Слушает сосредоточенно: ждет, когда задрожит в груди поющая точка. Потом эта точка вспыхивает и заливает все, что есть за ребрами, - сердце и легкие. И когда сердце сокращается, то вместе с кровью посылает по телу вдохновение. Наташа до самых кончиков пальцев наполняется им, и становится безразличным все, что не имеет отношения к песне.

Наташа качнула в воздухе кистью, давая дыхание. Петя поставил первый аккорд. Сопрано послушали и вдохнули, широко и светло запели:

Эх, уж как пал туман на поле чистое-э...

Она потянула звук, выкинув вперед руку, будто держа что-то тяжелое в развернутой ладони. Потом обернулась к альтам.

...Да позакрыл туман дороги дальние... - влились альты. Они влились точно и роскошно, именно так они должны были вступить. Наташа каждой клеточкой чувствовала многоголосье. Ничего не надо было поправлять.