Отохико Кага - Приговор

• Название: Приговор
• Автор: Отохико Кага
• Издательство: Издательство «Гиперион»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-89332-217-0

Заключённый Такэо Кусумото сидит в одиночной камере. Он приговорён к смертной казни и ждёт своего часа. Поскольку точный день приведения приговора в исполнение не известен заранее, этот час может наступить когда угодно. Такэо ждёт смерти уже 16 лет…

16+   Для читателей старше 16 лет.

---

— Да, твой птенчик подох, — сухо сказал Тикаки, — но тебе уже принесли другого из воспитательной службы. Можешь считать, что твоя птичка воскресла. Так что скорее у тебя есть повод для радости!

— И впрямь, радость какая! Значит, он воскрес? И где он теперь, мой птенчик?

— Это не птенчик, а взрослая птица.

— Да ну? Впервые слышу, чтобы кому-то давали взрослую птицу.

Глядя на недоумевающего Оту, Тикаки растерялся. Птицу принёс сегодня в клетке начальник надзирательской службы Ямадзаки, дескать, Сунада просил передать её Оте. Однако неизвестно ещё, как сам Ота, человек весьма суеверный, отнесётся к подарку от покойника? С другой стороны, если промолчать и ничего ему не говорить, значит — не выполнить последнего желания Сунады.

— Знаешь, на самом деле… — Тикаки решил сказать ему всё как есть. — Эта птица — подарок тебе от Сунады. За ним сегодня пришли.

В его пальце затаилась, скрутившись кольцом, тупая, ноющая боль. Он вдруг снова ощутил на своей руке горячее дыхание Сунады. Ота вытер мокрые и блестящие от слёз щёки краем простыни. И тут же по его лицу потекли новые слёзы.

— Ну и где она теперь, эта птичка?

— У меня в смотровой.

— Я хочу на неё посмотреть, прямо сейчас…

Тикаки нажал кнопку сигнального устройства и приказал прибежавшему Ямадзаки принести птицу. Ота попытался посадить её к себе на ладонь, но птица металась по клетке и не давалась в руки. Зато когда ладонь подставил Ямадзаки, тут же уселась на неё. Это была вишнёвая рисовка — толстая и здоровая, её яркие зеленовато-серые крылья красиво смотрелись на коричневатой старческой коже.

— Видно, к вам она уже привыкла.

— Вряд ли… Просто домашние птицы — моя страсть. Наверное, она почувствовала, что я большой любитель всяких пташек, вот и доверилась мне.

— У меня ничего не выйдет! Она не дастся мне в руки.

— Дурак! Она что, по-твоему, различает людей? Ерунда! Всё зависит от того, как ты будешь с ней обращаться. Гляди, надо вот так тихонечко, чуть касаясь… Видишь?

И Ямадзаки, прищурившись, кончиком толстого пальца легонько погладил птичку по грудке. Птичка чуть подалась назад, но никуда не улетела, а принялась склёвывать с ладони зёрнышки проса. После того как Ямадзаки ушёл, Ота ещё раз просунул руку в клетку. Рисовка сначала заметалась, но потом, видно смирившись, опустилась к нему на ладонь.

— Глядите-ка, села! — засмеялся Ота. По щекам его ещё текли слёзы. — Ах ты моя хорошая! Думаю, мы с ней поладим. Сунада — добрый малый! Душа-человек!

— Ты с ним дружил?

— Да не так уж чтобы… Знаете, когда вы это спросили, мне вдруг чудно стало… И с чего это он решил подарить мне птичку?

— А когда ты с ним виделся?

— Вчера на спортплощадке. Но у меня весь вчерашний день как в тумане, я почти и не помню ничего…

— И вы с ним не говорили тогда о рисовке?

— Да не помню я! Помню только, что почему-то плакал, а рядом со мной стоял Какиути.

— Вот как… — Скорее всего приступ болезни Ганзера случился у Оты именно на спортплощадке, потому он и не помнит, что было потом. А значит, он не симулирует, у него настоящий тюремный психоз.

— Пока жива моя птичка, со мной ничего не случится. Правда! Мне это обещали Каннон и Дева Мария. Они обе сегодня явились мне во сне… — Как будто что-то вспомнив, Ота вдруг вздрогнул и, вытащив из-под одеяла руку, ласково погладил недописанный рапорт.

— А может, ничего, а, доктор? Ведь я в этой тяжбе непременно выиграю. Уж мой-то иск суд не посмеет отклонить! Это же яснее ясного: смертная казнь — жестокое наказание, а в 316-й статье Конституции говорится: «Государственным служащим категорически запрещается подвергать людей пыткам и другим жестоким наказаниям». Кстати, вам известно заключение профессора Фурухаты[20] по поводу смертной казни?

— Нет, я ничего об этом не знаю.

— Ну как же, это очень известное заключение. Он сделал его в 1954 году. Он там описывает всякие физические и нравственные страдания, которые испытывает человек во время казни, и между прочим утверждает, что смерть наступает не в результате повешения, а в результате удушения, что, когда на шее человека затягивают петлю, он мгновенно теряет сознание и якобы поэтому не испытывает ни нравственных, ни физических мук… Вам это не кажется странным? При чём тут удушение? Ведь самые страшные муки — и нравственные и физические — мы испытываем до казни, и они длятся годами! Разве можно это игнорировать? Многие не выдерживают, и у них крыша едет, вам, доктор, это известно лучше, чем кому бы то ни было. Вот вроде и я стал психом, так ведь? А всё из-за мук, которые я испытываю, будучи приговорённым к смертной казни.

— А сам ты считаешь себя сумасшедшим?

— Кто его знает. Но ведь меня упрятали в психушку, значит, вы думаете, что я рехнулся?

— Ну, это ещё не факт…

— Но разве сюда кладут нормальных? Если кладут, значит, вы нарушаете права человека.

Тикаки внезапно вспомнились слова начальника зоны Фудзии: «Он далеко не дурак…» Тикаки пытался его убедить, что Ота действительно болен, а не симулирует, а Фудзии не соглашался. «Тёскэ Ота ловкий пройдоха, — сказал он. — Этот негодяй кого угодно обведёт вокруг пальца». Да и дядя Тёсукэ, Рёсаку, говорил: «Тёсукэ просто-напросто распоследний брехун»…

— Ну ладно. — Тикаки заметил некоторую логическую нестыковку в рассуждениях собеседника и не преминул ею воспользоваться. — Пусть так, но тебя я отправил в больницу потому, что счёл твоё состояние не соответствующим норме. И считаю необходимым некоторое время продержать тебя здесь.

— Да? Вот ужас-то! — Ота издал горестный вопль, однако лицо его выражало скорее удовлетворение.

— Я не понимаю, чего ты на самом деле добиваешься, — не без иронии сказал Тикаки. — С одной стороны, хочешь быть сумасшедшим для того, чтобы иметь возможность предъявить иск. С другой — хочешь побыстрее вернуться в камеру для подготовки искового заявления.

— Ну… — задумался Ота. — Не пойму, как лучше… А вы, доктор, как считаете?

— Откуда я знаю? — усмехнулся Тикаки. — Меня интересуют только болезни. А в судебных делах я ничего не смыслю.

— Нет, не говорите так, вы мне должны помочь. Вы ведь согласны с тем, что смертная казнь — это жестокое наказание?

Ота Тёсукэ провёл рукой по своей тонкой шее. И вдруг Тикаки до боли ясно осознал, что этого человека очень скоро убьют, повесят. В самом ближайшем будущем он будет болтаться на виселице. Точно так же, как Сунада. Этого тщедушного человечка убьют потому, что он сам совершил убийство. Но ведь показания Тёсукэ и Рёсаку относительно того, что именно произошло, диаметрально противоположны.

— Знаешь, я виделся с Рёсаку, — небрежным тоном сказал Тикаки, и эти слова произвели совершенно поразительный эффект: Тёсукэ весь сжался, будто в него вонзили кинжал. — Рёсаку говорит, что ты его обманул. Мол, ты всё сделал сам, а он только принял у тебя на хранение часы и постельное бельё, не зная, что они ворованные, и в результате его сочли соучастником.

— Да, он и на суде всё время это твердил. Только всё брехня. Он приказывал, а я действовал. Неужто вы, доктор, верите Рёсаку?

— Он показался мне простодушным человеком.

— Да вы что, он мастер на такие штуки. Все попадаются. Даже судья на первом слушании и тот попался, и вышло — мне, как главарю, — смертная казнь, а Рёсаку, как подельнику, — пожизненное. Хорошо хоть на втором слушании негодяю тоже дали вышку. Но мне-то давать вышку потому, что мы якобы сообщники, — это уж не в какие ворота! По справедливости, надо было Рёсаку — смертную казнь, а мне — либо пожизненное, либо 15 лет.

— А у тебя есть доказательства, что ты не один совершил преступление?

— Естественно! Если бы вы прочли материалы дела, там этих доказательств — пруд пруди. Орудие убийства, отпечатки пальцев, украденные вещи — всё как полагается.

Ота весь напрягся, сжал кулаки, лицо его побагровело.

— Но со спящими может справиться и один человек. Сначала прикончить Эйсаку с женой, потом их сына, школьника, а напоследок четырёх девочек. Ничего особенного, вполне по плечу одному.

— Ах, доктор, почему вы так говорите! Впрочем, ясно почему — Рёсаку удалось и вас обвести вокруг пальца. Неужели вы и впрямь на стороне этого мерзавца?

— Я просто хочу понять, как всё было на самом деле. — Палец пронзила нестерпимо острая боль, как будто разом кончилось действие болеутоляющего. — Я ведь не говорю о том, кто именно совершил преступление. Просто допускаю, что оно могло быть совершено одним человеком. Преступник с мечом за поясом и обнажённым кинжалом в руке проник в дом, кинжалом зарезал взрослых, в этот момент проснулся мальчик, он запаниковал и ударил его мечом. Орудий убийства — два, а преступник — один.

— Ясно, — срывающимся голосом сказал Ота. — Вчерашний пикет тоже, небось, был организован студентами из «Общества спасения Оты Рёсаку»?