Владимир Данилушкин - Из Магадана с любовью

• Название: Из Магадана с любовью
• Автор: Владимир Данилушкин
• Издательство: МАОБТИ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000

Магаданец узнает земляка на другом конце света. Подойдет и заговорит на особом, только ему понятном языке. Повести и рассказы, входящие в сборник, написаны с пониманием «магаданского характера», северного братства. Они — о городе на берегу студеного моря, чей необыкновенный магнетизм влечет со всех концов страны людей одной группы крови, отличающихся энергией, способностью к нестандартным решениям, жизнелюбием, добродушным юмором и терпением.

«Из Магадана с любовью» — третья книга прозаика, 27 лет живущего в северном городе.

---

Андрей взял свой не новый пиджак — память о первой магаданской получке, пришел на кухню и накрыл Лидии спину и плечи и ждал, что она потрется щекой о лацкан и скажет: «Костром пахнет», но жена промолчала и лишь плечами повела. Она смотрела в окно сквозь тюлевую штору на завораживающие потоки снега. Андрей сквозь штору смотреть не любил, потому что у него тогда рябило в глазах.

— Чай будешь пить?

— Давай, — лицо ее скривилось гримаской пресыщения и брезгливости, хотя ведь для того она и звала его на кухню. Андрей не удивился, знал, что она утомлена и ей почти безразлично, как выглядеть.

— Очень устала?

— Давит лишняя одежда. Как лошадь в путах.

— Это погодка давит. — Кому-нибудь постороннему голос Андрея мог бы показаться взволнованным. Он радовался, что затевается оживленный разговор.

— Небо давит в темечко, — бормочет Лидия.

— Как первый снег. Осень. Нелетная и не телевизионная погода, — подхватывает с преувеличенной иронией в голосе Андрей и тут же жалеет о своих словах. Лидия могла теперь завести свое меланхолическое: «Плита опять грязная… не умеешь ты не брызгать жиром… окна мы так и не заклеили… нам ведь что: ждать хорошенько — и вопрос рассосется сам собой…»

Чтобы не слышать этот крайне неприятный монолог Лидии, Андрей решил отвлечь ее внимание и скороговоркой спросил;

— Индийский заварим или побережем? Тридцать шестой есть хороший. Я в термосе заварю, пусть настоится. Тебе варенья? Может, меду? Сахар тебе в чашку? Или можно в термос?

Лидия никогда не пила чай с медом и вареньем и не вдавалась в нюансы приготовления чая, кофе и других напитков. Андрей это знал, но все равно спрашивал, потому что не может ведь человек на веки вечные закостенеть в своих привычках.

Лидия зябко передернула плечами. Андрей был рад этому.

— Ой, да зазнобило… — чуть не пропел он. — Ты как цыганка. Шаль на плечи да монисты…

Андрею очень хотелось поговорить на эту тему и припомнить, кстати, что ведь Лидия раньше вообще не пила молоко, а он ее приучил, и квас она ненавидела, а теперь исправляется, ведь витаминов-то сколько… Но он промолчал, потому что не к лицу мужчине напоминать о своих победах. Поэтому он бодро сказал:

— Хорошо хоть, сына вывезли из этой слякоти.

Лидия вдруг натянула пиджак на голову и глухо проскандировала:

— Костром па-ахнет…

Тон её высокомерен, но стоит ли обращать внимание на такие мелочи? Главное, беседа налаживается, а Андрею сегодня очень уж хочется поговорить с Лидией. Он благодарен жене за то, что она не молчит, и даже позу сменила. Он радуется, и голос его звенит:

— В Сибири теперь уже все распустилось. Я же помню, без пиджаков ходили, в рубашках. Сыплет черемуха снегом…

Лидия сморщилась, как от зубной боли, и своей гримаской остановила его поток слов.

Сын тоже любил этот пиджак Андрея, надевал его как пальто и ходил по квартире, играл в папу, очень серьезный и похожий на пингвиненка.

— Я сводку слушал утром, там пятнадцать градусов, — Андрей сказал это вполголоса, будто подумал вслух, но не удержался, снова перешел полосу отчуждения: — Да сама не помнишь разве, девятого мая на Шелковичиху ездили? На электричке. В полях снег сошел, только в овраге ледник остался. Мы с тобой валялись на плаще. У нас была бутылка вина, мы ее охлаждали в снегу.

— Сочиняешь ты все, — сказала Лидия, не открывая лица. Пиджак ей был как паранджа.

— Не сочиняю. Я хорошо помню. Мы еще вернулись, и салют был. Значит, девятого, что и требовалось доказать.

— Это когда я еще простыла, — Лидия дернула плечом, и пиджак сполз на пол. Андрей резко нагнулся, поднял пиджак, но не укрыл Лидию, а лишь ошалело уставился на нее.

— Забыл? Ты помнишь только то, что тебе выгодно. Простыла, потом осложнение.

Андрей напрягся, и лицо его наливалось краской, потому что он уже понял, о чем она говорит.

Овраг был в молодой березовой роще, которую посадили для того, чтобы не дать ему разрастись. Там был белый слежавшийся снег. Андреи назвал его фирном, словно он глубоко разбирался в гляциологии. У них был походный примус, чуть больше портсигара. Белый загородный снег сверкал на солнце так, что потом, когда они валялись на плаще, лицо Лидии казалось ослепительно розовым, а волосы пахли как ванильное мороженое. Почему он помнит все это и не помнит о ее простуде, да еще с осложнением? Была береза с раздвоенной вершиной, он еще просунул голову в рогатку, чтобы развеселить свою девушку. Как тогда была одета Лидия? Нет, не вспомнить. Как же он перед ней виноват!

Закипел чайник, Андрей выключил плиту, снял его, и все это, не выпуская из рук пиджака. Лидия вдруг рассмеялась, и Андрей затравленно глянул на нее.

— Почему я ничего не знаю? — Андрею очень хотелось добиться сегодня взаимопонимания, но прежде надо было разгадать эту головоломку. Ведь у него хорошая память, и если что-то забывалось, он места себе найти не мог, пока не вспомнит.

— Ты же в командировке был, — укоризненно заметила Лидия. — Развлекался. Обращался, как с вещью.

Андрей медленно и ласково накрыл пиджаком плечи жене, она тотчас сбросила его на пол.

— Как с вещью! — воскликнула она.

— Послушай, тебя в детстве не роняли?

— Роняли!

— Я в этом тоже виноват?

— Виноват. Ты любишь быть виноватым.

— Обожаю, — сказал он весело. — Я виноват, что ветер, я виноват, что небо, что давление, что концерта нет, что утащил тебя в Магадан…

— И что меня роняли в детстве с лошади. — Лидия вдруг соскочила со стула, схватила Андрея за уши и потянула так, что он охнул от боли.

— Между прочим… чайник. Кипяток! — Андрей хотел остаться невозмутимым. — И виноват, что Игорь Васильевич…

Лидия прижала уши Андрея, стукнулась лбом о его лоб и отпустила.

— А вот это уж не твое дело, — устало шепнула она и вновь взгромоздилась на стул.

— Конечно, не мое, — Андрей не мог остановиться. — Да ты из-за него и поехала.

— Ну и что?

— Ты же ему в дочери годишься.

— Ну и что?

— Ничего, — сказал Андрей, потеряв всякий интерес к завариванию чая. Усталость подкатила снова, он уселся за стол и уставился в окно на соседний дом, где на третьем этаже синим прожектором полыхал телевизор и можно было различить, как выступает там королева бензоколонки, если бы не тюлевая занавеска, ячейки которой, творя оптический обман, кружились перед глазами. Он отодвинул штору, тотчас Лидия шлепнула его по руке.

— Сколько говорить, — губы Лидии дрожали — Не умеешь порядок поддерживать, так не нарушай! — Она вскочила на стул, несколько раз дернула штору, пока не нашла ей надлежащее место. Андрей успел рассмотреть пыль на подоконнике, и вновь закружилась сетка перед глазами. Вслед за шторой пришла очередь сахарницы и фарфорового чайника на столе, которым со звоном было найдено место, не оскорбляющее эстетическое чувство Лидии. Наведя порядок на обеденном столе, она переметнулась к кухонному, судорожно громыхнула хлебницей, выбрасывая ее содержимое в мусорное ведро, выставила несколько тарелок из решетчатой настенной сушилки, со скрежетом затолкала их обратно. Андрей знал, что ее теперь не остановить, как боксера, проводящего заученную серию ударов.

Для чайника раз и навсегда тоже было отведено место на конфорке в точности до микрона. Ей захотелось поправить Андрея. Она дотронулась до чайника и вскрикнула от боли. Андрей взял обожженную руку, притянул к мойке, сунул под струю холодной воды.

— Стой, кулема! Я сейчас…

Лидия приплясывала от боли.

— Ну, сделай же что-нибудь!

Андрей открыл холодильник.

— Ну что ты там возишься, господи!

— Лед! Давай. Руку ко льду. У нас есть новокаин? Новокаин тебе выписывали, бестолочь! Где новокаин, господи. Да вот же он. — Андрей увидел коробку с длинными ампулами в дверце холодильника, выхватил две штуки и лихорадочно помедлил, соображая, чем бы их вскрыть. — А-а, черт с ним! — Обмотал ампулы кухонным полотенцем и раздавил в руке. — Давай сюда, сейчас будет легче.

Лидия уже не приплясывала, а сжалась вся, словно закаменела. Андрей сильно надавил ей на плечи, усадил на стул, она обмякла вдруг и заплакала.

— Больно? Бинт надо чистый.

— Да, больно, — Лидия была как простуженная.

— Сейчас тебе заморозит. Анестезия. Звучит как женское имя, правда? Тебя вообще нужно всю замораживать. Три раза в день. — Андрей был рад, что нашел столь блестящий выход из положения. Сообразил ведь. Почти мгновенно среагировал. Он ощущал превосходство над Лидией, и это доставляло ему мстительное удовольствие. Он даже счел себя вправе похохмить над женой, как это делал один доктор, лечивший Андрея от бронхита. — Ну, создание, ну сокровище! Жертва эмансипации. Дитя века.

— За-за-за-болчи. Пожалуйста.