Чарльз Диккенс - Замогильные записки Пикквикского клуба

• Название: Замогильные записки Пикквикского клуба
• Автор: Чарльз Диккенс
• Издательство: Санкт-Петербург
• Жанр: Классическая проза

Перевод Иринарха Введенского (1850 г.) в современной орфографии с незначительной осовременивающей редактурой.

Корней Чуковский о переводе Введенского: «Хотя в его переводе немало отсебятин и промахов, все же его перевод гораздо точнее, чем ланновский, уже потому, что в нем передано самое главное: юмор. Введенский был и сам юмористом… „Пиквик“ Иринарха Введенского весь звучит отголосками Гоголя».

---

— Понимаю, сэр.

— Еще бы не понимать! Ну, разнесены лекарства?

— Разнесены.

— Куда вы отнесли порошки для ребенка?

— В тот большой дом, где недавно были крестины.

— Хорошо. А пилюли с ярлычком: «По четыре раза в день».

— Туда, где живет старый джентльмен с подагрой в ногах.

— Очень хорошо. Затворите дверь и марш в лавку.

— Эге! — сказал мистер Винкель, когда мальчик ушел в аптеку. — Дела-то, стало быть, идут вовсе не так дурно, как вы сначала хотели меня уверить. Вы рассылаете по городу лекарства.

Мистер Боб Сойер заглянул в лавку, чтобы удостовериться в отсутствии постороннего слушателя, и потом, нагибаясь к уху мистера Винкеля, проговорил:

— Он разносит их наудалую, куда ни попало.

Мистер Винкель широко открыл свои глаза. Боб Сойер и приятель его засмеялись.

— Как же это, господа? Я тут ровно ничего не понимаю, — сказал мистер Винкель.

— A штука очень проста, — сказал Боб. — Видите ли, как все это происходит: мальчишка идет в известный дом, звонит изо всей мочи у подъезда, выбегает слуга, он отдает ему пакет с лекарством и, не говоря ни слова, уходит прочь. Слуга передает пакет в столовую, господин открывает и читает: «Микстуру на ночь по две ложки… пилюли как сказано… полосканье как обыкновенно… порошки как предписано. От Роберта Сойера, наместника Нокморфа. Приготовлено в его собственной аптеке». — И так далее. Господин передает своей жене; та читает и передает слугам. Пакет совершает путешествия от лакейской до кухни, от кухни до конюшни. На другой день мальчишка приходит опять и говорит: «Очень жалею… ошибся… напрасно побеспокоил… хлопот множество… лекарство было назначено в другое место… мистер Сойер, преемник Нокморфа, просит извинить». Дело между тем сделано своим чередом, и в несколько дней фамилия знаменитого доктора расходится по всему городу. Поверьте, любезный друг, что эта проделка лучше всяких газетных объявлений. Есть у нас четырехунцевая бутылочка, которая обегала половину Бристоля и еще далеко не кончила своего путешествия.

— Ах, боже мой, да это в самом деле превосходная выдумка! — заметил мистер Винкель.

— Что ж делать? Надо подниматься на хитрости ученым людям, — сказал Боб Сойер. — Бенжамен и я выдумали около дюжины таких веществ. Так, например, ламповщик получает от меня восемнадцать пенсов в неделю за то, что ночь раз по десяти стучится бешеным образом в мои ворота, привлекая внимание всех соседей; и когда я бываю в вокзале или театре, мальчишка с величайшим ужасом на лице вбегает в залу и вызывает меня к мнимому больному. — «С кем-нибудь сделалось дурно, — говорит толпа. — Прислали за доктором Сойером. Боже мой, как занят этот молодой человек!»

Открывая таким образом эти интересные мистерии медицинской профессии, мистер Боб Сойер и друг его Бен Аллен облокотились на спинки своих кресел и закатились самым веселым и громким смехом. Вслед за тем разговор перешел на другой предмет, получивший личный интерес для самого мистера Винкеля.

Мы уже имели случай намекнуть в своем месте, что мистер Бенжамен Аллен становился особенно нежным и даже сентиментальным после бренди. Это, конечно, не единственный случай, и мы знавали на своем веку многих пациентов, подверженных сентиментальности, вследствие употребления сердцекрепительных напитков. В настоящий период своего существования мистер Бенжамен Аллен чувствовал особенное предрасположение к нежности сердечной. Уже около трех недель он жил безвыходно в квартире своего задушевного друга и товарища по медицинской профессии. Мистер Боб Сойер никогда не отличался особенно воздержной жизнью, и никак нельзя сказать, чтобы мистер Бенжамен Аллен владел слишком крепкой головой. Следствием этих обстоятельств, соединенных вместе, было то, что мистер Бенжамен Аллен колебался все это время между опьянением и совершенным пьянством.

— Друг мой, — сказал мистер Бен Аллен, пользуясь кратковременной отлучкой мистера Боба Сойера, который пошел в аптеку ревизовать свои подержанные пиявки, — милый друг мой, я очень несчастен.

Мистер Винкель поспешил выразить свое соболезнование и полюбопытствовал узнать причину горести несчастного студента.

— Ничего, дружище, ничего, — сказал Бенжамен. — Вы ведь, я думаю, помните Арабеллу, Винкель, сестру мою Арабеллу, смазливую девчонку, Винкель, черноглазую и краснощекую, которую вы встречали прошлой зимой на хуторе у старика Уардля. Не знаю, обратили ли вы на нее внимание: девчонка замечательная, Винкель. Мои черты, вероятно, могут напоминать ее некоторым образом.

Но мистер Винкель превосходно помнил очаровательную Арабеллу, и черты ее никогда не изглаживались из его души. Ему не было никакой надобности вглядываться в лицо ее братца Бенжамена, который на самом деле был весьма дурной и неверной копией интересной девицы. Преодолевая внутреннее волнение, мистер Винкель отвечал, что он хорошо помнит молодую леди и надеется, что она, конечно, совершенно здорова.

— Друг наш Боб — чудесный малый, как вы думаете, Винкель? — сказал в ответ мистер Бен Аллен.

— Ваша правда, — сказал мистер Винкель, не предчувствуя ничего доброго от этого тесного соединения двух имен.

— Я предназначил их друг для друга, — продолжал мистер Бен Аллен, опрокидывая свою рюмку с особенной выразительностью. — Они сотворены друг для друга, ниспосланы в этот мир друг для друга, рождены друг для друга, Винкель. Заметьте, любезный друг, особое назначение, предусмотрительность и прозорливость судьбы: вся разница между ними только в пяти годах, и они оба празднуют свое рождение в августе.

Такое обстоятельство, конечно, могло быть названо чудесным во многих отношениях; однако ж, мистер Винкель, горевший нетерпением слышать дальнейшие подробности, не выразил ни малейшего удивления. Мистер Бен Аллен выронил одну или две слезы и сказал с сокрушением сердечным, что, несмотря на его почтение, преданность и даже благоговение к превосходнейшему другу, легкомысленная Арабелла, по какой-то непостижимой причине, обнаруживает решительную антипатию к особе доктора Боб-Сойера.

— И думать надобно, — сказал в заключение мистер Бен Аллен, — что тут завелась давнишняя любовная страстишка.

— И вы не подозреваете, кто должен быть предметом этой страсти? — спросил мистер Винкель с великим страхом.

Мистер Бен Аллен схватил кочергу, замахал ею воинственным образом над своей головой, поразил страшнейшим ударом воображаемый череп и сказал в заключение с энергичным эффектом, что ему только бы узнать этого человека и… и больше ничего.

— Я бы показал ему, что я о нем думаю, — сказал мистер Бен Аллен.

И кочерга опять взвилась над его головой с таким же неистовством, как прежде.

Все это услаждало чувства мистера Винкеля до такой степени, что в продолжение нескольких минут он не мог проговорить ни одного слова. Собравшись, наконец, с духом, он спросил, не в Кенте ли была теперь мисс Аллен.

— Нет, нет, — сказал мистер Бен Аллен, бросая кочергу и устремив на своего собеседника хитрый взгляд. — Я рассчитал, что хутор старика Уардля не годится для такой взбалмошной девчонки, как моя сестра, и поэтому — надобно вам заметить, Винкель, что по смерти наших родителей я остался единственным защитником и опекуном Арабеллы, — поэтому я переслал ее в эту сторону, в глухое, скрытное и скучное местечко, под надзор старой тетки. Это авось выветрит глупые мысли из ее головенки… Ну, а если не выветрит, мы отвезем ее за границу и посмотрим, что будет.

— Выходит, стало быть, что тетка ее в Бристоле? — спросил, заикаясь, мистер Винкель.

— Нет, нет, не в Бристоле, — отвечал мистер Бен Аллен, прищуривая одним глазом и подергивая большим пальцем через свое плечо, — там вон она… вон там. Однако ж, надо помалчивать насчет этих вещей. Идет Роберт. Ни слова, любезный друг, ни полслова.

Этот разговор, при всей краткости, возбудил в душе мистера Винкеля высшую степень беспокойства и тревоги. Давнишняя любовная страстишка врезалась острым кинжалом в его сердце. Кто был предметом этой страсти? Он или не он; вот вопрос. Был ли у него какой-нибудь соперник, или прекрасная Арабелла из-за него самого презирает этого весельчака, Роберта Сойера? Он решился увидеть ее во что бы ни стало; но здесь представилось само собою чрезвычайно важное и, может быть, непобедимое затруднение. Где и как отыскать мисс Арабеллу? Слова ее брата: «Там вон она — вон там», — заключали в себе довольно неопределенный смысл, и мистер Винкель недоумевал, живет ли мисс Аллен в трех милях от Бристоля, или в тридцати, или, может быть, в трехстах.

Но ему нельзя было в настоящую минуту предаться глубокомысленному размышлению о своей любви, потому что возвращение Роберта сопровождалось прибытием из трактира огромного пирога с начинкой, и мистер Винкель, по настоятельному требованию хозяина, должен был принять участие в его холостой трапезе. Наемная старушка, принявшая должность временной ключницы, накрыла на стол, и когда, после предварительных переговоров, заняли ножик с вилкой у матери мальчика в серой ливрее (потому что хозяйственные припасы мистера Сойера были еще покамест довольно ограничены), приятели сели обедать, при чем каждый из них, для вящего удобства, должен был потягивать шотландское пиво прямо из горлышка бутылки.