Артур Дойл - Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)

• Название: Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)
• Автор: Артур Дойл
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1039-9, 978-966-14-1835-5

В настоящей книге Конан Дойл – автор несколько необычных для читателя сюжетов. В первой части он глубоко анализирует произведения наиболее талантливых, с его точки зрения, писателей, как бы открывая «волшебную дверь» и увлекая в их творческую лабораторию. Во второй части книги читатель попадает в мистический мир, представленный, тем не менее, так живо и реально, что создается ощущение, будто описанные удивительные события происходят наяву.

---

IX

Созерцание моего маленького отряда французских военных мемуаров навело меня на мысли о самом Наполеоне, и, как видите, книг о нем у меня тоже немало. У меня есть его жизнеописание Вальтера Скотта, но его нельзя назвать хорошим, поскольку талант писателя слишком дорогого стоил, и он не разбрасывался им на подобные произведения. Но вот три тома доктора Бурьена{308}, того самого Бурьена, который так хорошо его знал. Может ли кто-нибудь знать человека лучше, чем его лечащий врач? Написаны и переведены они прекрасно. Далее, Меневаль{309}, терпеливый Меневаль, который долгими часами должен был записывать то, что ему диктовали с обычной разговорной скоростью, и при этом еще следить, чтобы все было написано разборчиво и без ошибок. По крайней мере, его хозяин вряд ли мог упрекнуть его в неаккуратности письма, нам ведь известен эпизод, когда собственноручно написанный Наполеоном отчет о затратах на очередную кампанию лег на стол президента сената и почтенный муж принял его за схему боевых действий. Меневаль пережил своего хозяина и оставил о нем прекрасные глубоко личные воспоминания. Есть воспоминания Констана Вери{310}, также написанные в точном соответствии с пословицей «господин не может быть героем для своего лакея». Но среди всех живописных и ужасных портретов Наполеона больше всего запоминается сделанный человеком, никогда не видевшим его, который содержится в книге, посвященной не ему. Я имею в виду рассказ о нем в первом томе «Les Origines de la France Contemporaine»[24] Ипполита Тэна{311}. Прочитав его один раз, уже не забудешь никогда. Подобное достигается благодаря прекрасному, и, как мне кажется, необычному приему. К примеру, он не просто говорит прямыми грубыми словами, что Наполеону была присуща средневековая итальянская хитрость, а приводит ряд документов, рассказывает об определенных случаях, которые подтверждают это. Затем, шаг за шагом укрепив в вашем сознании эту идею, он переходит к следующей черте его характера, холодному любвеобилию, потом говорит о его работоспособности, о детском упрямстве или о каком-то ином качестве, и все это сопровождает примерами. Вот хотя бы, вместо того чтобы сказать, какая превосходная память была у императора, он приводит следующий случай: начальник артиллерии представил ему полный список всех имеющихся во Франции орудий, тот просмотрел его и заметил: «Все верно, только вы пропустили два орудия в форте возле Дьепа»{312}. Таким образом, постепенно вырисовывается полный и окончательный портрет, который вписывается в память несмываемыми чернилами. Под конец в вашем сознании складывается фигура поистине великая и удивительная, фигура ангела… Ангела тьмы.

Взяв на вооружение метод Тэна, рассмотрим один пример, и пусть он сам говорит за себя. Наполеон оставил дополнение к своему завещанию, в котором отписывал часть своего наследства человеку, пытавшемуся убить Веллингтона. Поступок, достойный средневекового итальянца. Наполеон был не больше корсиканцем{313}, чем англичанин, родившийся в Индии, – индусом. Почитайте о жизни семейств Борджиа{314}, Сфорца{315}, Медичи{316} и о тех сладострастных, жестоких, коварных покровителях искусств и талантливых правителях маленьких итальянских городов-государств, в том числе и Генуи, выходцами из которой были Бонапарты. Вам сразу станет понятно, какая кровь текла в жилах этого человека, вам тут же откроются все его стигматы{317}: внешнее спокойствие, внутренняя страсть, снег на вершине вулкана – все то, что было так характерно для тиранов его родины, учеников Макиавелли, только возведенное до уровня гения. Вы можете пытаться обелить его, но вам не удастся закрасить пятно, оставшееся на нем после того, как с его ведома и по его хладнокровному попустительству был уничтожен его благородный соперник герцог Энгиенский{318}.

Еще одна книга, которая дает превосходный портрет этого человека, – «Мемуары» мадам де Ремюсат. При дворе она встречалась с ним ежедневно и не раз имела возможность окинуть его проницательным взглядом. Если женщина умна и не ослеплена любовью, более безошибочного критика не сыскать во всем мире. Если вы прочитаете те страницы, вам покажется, что вы знаете его так, будто сами встречались и разговаривали с ним. Поразительная смесь маленького и большого, его огромное воображение и удивительная невежественность, откровенная самовлюбленность, раздражительность, грубость, особенно в общении с женщинами, его дьявольская страсть играть на слабых местах того, с кем ему приходилось иметь дело, – все эти качества делают его одной из самых колоритных фигур в истории.

В большинстве книг на моей полке говорится о Наполеоне времен его наивысшего величия, но вон там – видите? – стоят три томика. Это описание тех томительных лет, которые он провел острове Святой Елены{319}.

Есть ли человек, у которого не вызовет жалость посаженный в клетку орел? Но все же, когда играешь на большие ставки, надо быть готовым к большому проигрышу. Именно по приказу этого человека во рву Венсенского замка был расстрелян французский принц крови{320}, который мог помешать ему занять престол. А разве сам он не представлял опасности для каждого трона в Европе? Зачем нужно было столь суровое заточение на острове Святой Елены, спросите вы? Но вспомните, до этого он уже был заточен и сумел освободиться. За то, что в тот раз с ним обошлись так мягко, поплатились жизнью пятьдесят тысяч человек. Но сейчас все это забыто, и люди, думая о последних годах Наполеона, представляют себе этакую возвышенную картину: современного прикованного к скале Прометея, терзаемого грифами тяжких дум. Следовать чувствам всегда намного легче, чем разуму, особенно, когда не обходится без дешевого благородства и великодушия «на расстоянии». Между тем разум настаивает на том, что строгость, проявленная Европой к Наполеону, не была местью, и Надсон Лоу{321}, губернатор острова Святой Елены, всего лишь пытался оправдать доверие, которое оказала ему родина.

Да, Лоу выпала незавидная роль. Если бы он был мягок и не особенно строг, все было бы хорошо, но существовала опасность второго побега со всеми вытекающими последствиями. Если бы он проявил жесткость и рвение, его сочли бы за мелочного тирана. «Я рад, что вы занимаете свой пост, – сказал один из генералов Лоу. – Теперь я могу хорошенько отдохнуть». Пост этот находился на острове Святой Елены, и из-за того, что Лоу был на посту, могла хорошенько отдохнуть вся Европа, включая саму Францию. Но за это ему пришлось поплатиться собственным добрым именем. Величайший комбинатор в мире, не имея иного выхода своим силам, устремил их все на то, чтобы очернить своего тюремщика. Вполне естественно, что тот, кто привык повелевать, не мог смириться с тем, что теперь ему самому приходилось подчиняться. Вполне естественно также, что люди сентиментального склада, которые не слишком проникли в суть вопроса, готовы понять и принять точку зрения императора. Однако печальнее всего то, что сами англичане поддаются воздействию столь однобокого представления и бросают на съедение волкам человека, который честно служил своей стране на неспокойном и опасном посту, проявляя редкое чувство ответственности. Таким людям я напомню замечание Монтолона{322}: «Даже ангел небесный не удовлетворил бы нас». Кроме того, им хорошо бы вспомнить и о том, что сам Лоу, имея такой богатый материал, не использовал его. «Je fais mon devoir et suis indifférent pour le reste»[25], – сказал он. И это не пустые слова.

Французская литература, столь богатая во всех направлениях, мемуарами богаче всех остальных стран, и речь идет не только об эпохе Наполеона. Когда происходило хоть что-нибудь, заслуживающее интереса, обязательно находилась добрая душа, которая знала об этом все и готова была сохранить память об этом событии для вечности. Наша история намного беднее на эти любопытные дополнительные источники информации. К примеру, возьмите наши военно-морские силы времен наполеоновских войн. Их роль была эпохальной. Почти двадцать лет море было последним приютом для Свободы. Если бы наш флот был разбит, вся Европа превратилась бы в единую деспотию. Тогда все были настроены против нас, под нажимом этой ужасной руки многие народы воевали против своих же прямых интересов. На воде мы сражались с французами, испанцами, датчанами, русскими, турками и с нашими американскими родственниками. За время, пока тянулась эта борьба, мичманы успевали стать капитанами, адмиралы – впасть в старческое слабоумие. Чем же может нас побаловать на эту тему литература? Романы Фредерика Марриета{323}, многие из которых автобиографичны, письма Нельсона и Катберта Коллингвуда{324}, биография лорда Кокрейна…{325} Вот, пожалуй, и все. Жаль, что Коллингвуд написал так мало – он обладал определенным литературным талантом. Помните его звучное обращение к своим капитанам во время Трафальгарской битвы? «Прискорбная смерть лорда виконта Нельсона, герцога Бронте, главнокомандующего, который пал в бою двадцать первого числа на пороге победы, покрытый славой, и память о котором вечно будет дорога британскому флоту и британскому народу; чье верное служение чести короля и интересам державы навсегда останется блестящим образчиком поведения настоящего британского моряка… Возложенная на мои плечи честь сердечно поблагодарить…», etc., etc[26].