Артур Дойл - Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)

• Название: Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)
• Автор: Артур Дойл
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9910-1039-9, 978-966-14-1835-5

В настоящей книге Конан Дойл – автор несколько необычных для читателя сюжетов. В первой части он глубоко анализирует произведения наиболее талантливых, с его точки зрения, писателей, как бы открывая «волшебную дверь» и увлекая в их творческую лабораторию. Во второй части книги читатель попадает в мистический мир, представленный, тем не менее, так живо и реально, что создается ощущение, будто описанные удивительные события происходят наяву.

---

Даже те великие люди, о которых обычно говорят, что они раскрыли свой талант полностью, на самом деле умерли слишком рано. Например, Теккерей. Несмотря на седую бороду ему было всего пятьдесят два; Диккенс дожил лишь до пятидесяти восьми. Так что трудовая деятельность сэра Вальтера, прожившего шестьдесят один год (правда, не стоит забывать, что первый свой роман он написал, когда ему было за сорок), к счастью для мира, продлилась дольше, чем у большинства его собратьев по перу.

Творчеством он занимался около двадцати лет, примерно столько же, сколько Шекспир. «Бард Эйвона»{122} – еще один пример скоротечности жизни гения, хотя, насколько я знаю, он пережил всех своих родственников, которые не отличались особенной крепостью здоровья. Я думаю, он умер от какой-то нервной болезни – на это указывает то, что со временем подпись его становилась все более и более неразборчивой. Возможно, это была двигательная атаксия{123}, недуг, столь характерный для творческих людей. В числе его жертв Гейне{124}, Доде{125} и многие другие. Что касается появившегося намного позже его смерти мнения, будто умер он от горячки, вызванной запоем, то это полная ерунда, поскольку науке такой вид горячки неизвестен. Правда, даже умеренный запой может развить хроническое нервное заболевание и привести к трагическому концу.

И еще одно замечание о Вальтере Скотте, прежде чем мы оторвем взгляд от этого ряда зеленых томов, которые стали причиной сих словесных излияний и так далеко увели меня от темы. Ни один рассказ о нем не будет полным, если не упомянуть о его странной тяге к скрытности. Он неоднократно лгал, дабы скрыть тот факт, что это он является автором знаменитых романов, более того, многие его близкие друзья, которые общались с ним изо дня в день, даже не догадывались о том, что он – тот самый человек, о котором говорит вся Европа. Жена сэра Вальтера не была осведомлена о его денежных обязательствах, пока после краха фирмы Баллантайна не узнала, что они были ее пайщиками. Психолог может проследить проявление этой странной особенности его разума в многочисленных загадочных образах наподобие Фенеллы{126}, которые порхают из романа в роман и упорно не желают раскрывать своих тайн.

«Жизнеописание Вальтера Скотта» Локарта – грустная книга. Она оставляет тяжелый след в душе. Образ уставшего великана, борющегося за жизнь, отягощенного долгами, перегруженного работой, потерявшего жену, подорвавшего нервы, утратившего все, кроме чести, – один из самых волнующих в истории литературы. Но эти тучи расходятся, и нам остается главное – память о благородном человеке, который не согнулся под ударами судьбы, до конца шел по жизни с высоко поднятой головой и перед смертью не ныл. Ему были знакомы все человеческие чувства. Велика была его радость, и велик был успех, велико было его падение, и горька была скорбь. Но среди сынов человеческих не много сыщется более великих личностей, чем тот, кто покоится под большой могильной плитой в аббатстве Драйбург.

III

Оставим теперь романы цикла «Уэверли», выстроившиеся в длинный зеленый ряд, и «Жизнеописания Вальтера Скотта» Локарта, которые его замыкают. Над ними расположилась тяжелая артиллерия – большое издание «Жизни Сэмюэла Джонсона» Джеймса Босуэлла. Я не просто так упомянул о том, что это большое издание, поскольку все дешевые издания английских классиков имеют одну отрицательную черту. Если тема в достаточной степени стара или серьезна, лучше видеть перед собой крупный и разборчивый шрифт. В противном случае ни глаза, ни ум ваш не получат удовлетворения. Лучше заплатите немного больше и купите книгу, которую приятно и удобно читать.

Книга эта мне кажется интересной, даже захватывающей, но все же я не могу сказать, что мой голос звучит в хоре тех, кто превозносит до небес старого добродушного задиру. Мне трудно последовать совету самого Джонсона «выбросить из головы все, что вам раньше было известно на эту тему», поскольку, когда ты привык смотреть на Джонсона через «розовые очки» таких его почитателей, как Маколей или Босуэлл, трудно заставить себя снять их, протереть глаза и попытаться понять человека на основе его собственных слов, поступков и недостатков. У того, кто попытается это сделать, в голове останется причудливая смесь самых разных впечатлений, ибо на ум приходит лишь одно сравнение: это Джон Булль{127} литературы, карикатурный Джон Булль, у которого все качества, как положительные, так и отрицательные, выпячены и гипертрофированы. Колючая кожура на добром сердце, взрывной характер, заносчивость, замкнутость, отсутствие отзывчивости и проницательности, грубость восприятия, категоричность, бахвальство, закоснелая религиозность и все остальные недостатки грубого и жесткого Джона Булля, прапрадеда современного добряка Джонни.

Интересно, если бы не было Босуэлла, знали бы мы имя его друга? С шотландской настойчивостью он прививал всему миру собственное преклонение перед своим героем. То, что он сам восхищался им, вполне естественно, поскольку их связывала настоящая мужская дружба и полное доверие. Впрочем, для человека со стороны это не самый прочный фундамент, чтобы делать собственные выводы. Когда они встретились, Босуэллу было двадцать три, а Джонсону – пятьдесят четыре. Первый был жизнерадостным молодым шотландцем, почтительным и восприимчивым. Второй был типичным представителем старшего поколения и уже достаточно известным человеком. С первой минуты знакомства Босуэлл преисполнился глубочайшего почтения к Джонсону, что, разумеется, не могло не повлиять на беспристрастность его оценок. Большей непредвзятости можно было бы ожидать, если бы речь шла об отце и сыне. И такие отношения они сохранили до самого конца.

Вслед за Маколеем к Босуэллу можно относиться несерьезно, но не случайно его «Жизнь Сэмюэла Джонсона» является лучшей из написанных на английском языке биографий. Он обладал редким литературным даром. Его понятный и живой стиль был более гибким и «английским», чем у самого его героя. Его литературное чутье не позволило ему допустить хотя бы один промах, вы не найдете ни единого примера дурного вкуса во всей огромной книге, в которой ему пришлось обходить бесчисленное множество подводных камней и ловушек. Говорят, что в жизни он был глупцом и пустым франтом. Возможно, но это означает, что, беря в руки перо, он становился другим человеком. Из всех тех многочисленных споров с Джонсоном, когда он все-таки решался попытаться настоять на своем, прежде чем громогласное «Нет, сэр!» отбивало у него эту охоту, как потом выяснялось, очень немного было таких, в которых он не был прав. В вопросе о рабстве он был не прав, но я могу с ходу назвать десяток других, в том числе таких важных, как американская революция{128}, Ганноверская династия{129}, религиозная терпимость и другие, где его мнение совпадает с общепринятым ныне.

Однако его талант как биографа проявляется в том, что он рассказывает именно о тех вещах, о которых читателю больше всего хочется знать. Как часто бывает так, что, прочитав чью-нибудь биографию, ловишь себя на мысли, будто не имеешь ни малейшего представления о том, каким этот человек был в обычной повседневной жизни. В данном случае это не так. Вот краткое описание Джонсона, не из «Жизни», а из другой книги, об их путешествии на Гебриды, у меня на полке они стоят рядом. Это не менее живой образчик его таланта. Вы позволите мне прочитать вам из нее небольшой отрывок?

«У него было большое, крепкое тело, я бы даже сказал, он был почти гигантом, к тому же из-за тучности он был неуклюж. Лицо его от природы напоминало лик античной статуи, но было испещрено шрамами – следами золотухи{130}. Тогда ему было шестьдесят четыре, и у него уже в значительной степени испортился слух. Зрение у него всегда было неважное, однако быстрота мысли вполне, даже с избытком возмещала слабость органов, и поэтому восприятие его всегда было быстрым и точным. У него подрагивала голова, иногда дрожь пробегала и по всему телу примерно так, как это бывает при параличе. Его часто беспокоили судороги общей природы с тем расстройством, которое называется пляска святого Витта{131}. Носил он глухой костюм из грубой коричневой ткани с украшенными узорами из волоса пуговицами того же цвета, большой пышный седой парик, простую сорочку, черные шерстяные чулки и серебряные пряжки. Во время путешествий он надевал туфли и очень широкий и свободный коричневый камзол с карманами такими огромными, что в них можно было бы уместить оба тома его словаря»{132}.

Согласитесь, если после этого кто-то не поймет, что речь идет о великом Сэмюэле Джонсоне, в этом не будет вины мистера Босуэлла. И это всего один из десятка не менее живых портретов, которые можно отыскать в его книгах. Именно такие небольшие зарисовки с этого грузного неуклюжего здоровяка, вечно покряхтывающего, постанывающего, с аппетитом Гаргантюа{133}, двадцатью чашками чая в день, странной страстью к апельсиновой кожуре и привычкой пинать фонарные столбы на улице, больше всего по душе читателю, и очень может быть, что они принесли Джонсону большую известность, чем все его книги.