Анатолий Онегов - Они живут рядом со мной

• Название: Они живут рядом со мной
• Автор: Анатолий Онегов
• Издательство: Современник
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1989
• ISBN: 5-270-00411-9

Этот сборник родился из долгих наблюдений автора над жизнью диких животных в лесу. Как волки сбиваются в стаю и выручают сородичей из плена, что такое звериная семья, как можно «разговаривать» с медведем — вот лишь немногое, о чем увлекательно рассказывает Анатолий Онегов.

Книга будет интересна как взрослому, так и детскому читателю.

---

А не приведет ли такая жестокая логика хищников к уничтожению всей стаи?.. Когда волки разорвут одного собрата, ранить второго, затем третьего… Что останется тогда от волчьей стаи?..

Но ранить следующего волка, выбить из стаи, бросившейся к лошади и саням, второе, третье животное почти никогда не удается. И происходит это не потому, что стая уже успела насытиться и отстала… За лошадью, запряженной в сани, где сидит враг-человек, да еще навстречу выстрелам, не может нестись один волк — для этого необходима развернутая атака с фронта и флангов. Но вот атака захлебнулась, нападающие понесли потери и отступили. Здесь сработал еще один четкий механизм коллектива — без соответствующего количества животных не может быть успешной охоты, а тем более в таких сложных условиях.

А может быть, и у волков есть мудрый, помогающий жить механизм, который удерживал дроздов от посещения курмы, где совсем недавно нашли свою гибель их товарищи? Может быть, и к волкам приходит положительный опыт после ошибок, неудач, поражений — может, выстрелы и гибель собрата оставляют в памяти этих животных не только вкус свежего куска мяса?.. Но об этом мне хочется поговорить в другой раз, а пока я вернусь к главной теме рассказа и вспомню примеры замечательной взаимопомощи у волков, у тех самых животных, которые способны вроде бы совсем бессмысленно на первый взгляд растерзать собрата, попавшего в беду…

Волчье логово нашли без меня. В деревню принесли пятерых волчат, посадили их в высокий ящик, из которого малышам самим ни за что было не выбраться, и закрыли этот ящик вместе с волчатами в крепкий рубленый амбар. Удачливые охотники уселись за стол делить завтрашнюю премию, которая полагалась за добычу хищников. О премии легко договорились, но к утру в амбаре волчат не оказалось…

Утром мне показали следы волков, что вели из леса в деревню, и глубокий подкоп под амбаром. По отпечаткам лап я без особого труда разобрал, что выручать щенков ночью приходили мать-волчица и волк-отец. В поступке волка и волчицы не было ничего странного — родители обязаны были помочь своим детям, но мое удивление вызвала другая деталь отважного похода: вместе с матерью и отцом в деревню ночью приходили и два прошлогодних волчонка…

Эти прошлогодние волчата были уже ростом с волчицу. Весной, по окончании зимнего похода, им выделялось в тайге собственное хозяйство и запрещалось заглядывать в родительский «дом», где подрастали их младшие братья и сестры. И прошлогодние волчата, волки-переярки, вели летом самостоятельный образ жизни и только иногда встречались с матерью и отцом для совместных охот. Такие сборы волчьей семьи в летнее время происходили очень редко, но прошедшей ночью родственники сошлись вместе и вместе направились в деревню на выручку волчат…

Как покинули деревню пятеро освобожденных волчат: несли ли их в зубах родители и старшие братья, или они сами шли в середине отряда — разобрать не удалось: волки ушли обратно в тайгу через болото, оставив за собой только глубокую борозду смятого хвоща. Из деревни в лес тянулась по болоту настоящая цепочка волчьих следов — след в след, которую охотники привыкли встречать лишь по осенним холодам, когда объявлялся сбор стаи для совместной жизни в трудное зимнее время.

Волчья цепочка протянулась до ручья и тут разделилась на две тропки. Одна тропка уходила в лес, в еловый остров, по краю бурелома — это мать и отец уводили за собой щенят, и теперь на белых сырых пятнах лесной глины нет-нет да и попадались мне следы малышей.

Тропа волка и волчицы вела далеко в сторону от того места, где еще вчера было логово и куда нагрянула беда. Но другие следы участников похода, следы волков-переярков, потянулись по ручью как раз туда, где прошлогодние волчата с весны устроили свое летнее хозяйство.

Какова была роль этих еще не взаматеревших волков-переярков в ночном походе — не знаю. Я знал другое — поход удался, волки незаметно вошли в деревню, сразу отыскали амбар, где были закрыты волчата, быстро раскидали сильными лапами землю под нижним венцом сруба, освободили щенков и не слишком быстрым походным шагом вернулись обратно в тайгу. Чувство стаи сработало и привело к победе.

Беда пришла к стайке серых уток. Пищи в озере еще было достаточно, но с севера грозно приближался мороз. У одной утки было перебито крыло. Я видел, как это крыло беспомощно волочилось по воде следом за раненой птицей, и с болью догадывался, что утка не сможет улететь и очень скоро погибнет.

О близкой поживе, видимо, догадывались и лисы. По утрам они незаметно выходили к озеру и, несмело ступая по тонкому ледяному припаю, тянули носы в сторону раненой птицы. Но другие утки как будто не знали о скором и неизбежном конце и верно оставались рядом с обреченным товарищем.

Другие стайки уже покинули замерзающий водоем и улетели на юг. Почему же эти птицы, у которых был ранен собрат, не торопились в дальнюю дорогу? Зачем оставались здесь?.. Чтобы доказать свою верность?.. Вряд ли только для этого. Раненая утка не могла так легко, как прежде, добывать себе пищу — ей требовалось теперь гораздо больше времени на завтраки, обеды и ужины. Завтраки, обеды и ужины превращались теперь для нее в трудные и бесконечные попытки разыскать пищу. И теперь она не могла и кормиться, и внимательно посматривать вокруг. Да и опасность раненая утка не могла теперь встретить так, как раньше, — она не могла теперь подняться на крыло и сразу улететь, она могла спасаться только вплавь, а это медленно, и теперь отступать от любой опасности приходилось много раньше…

Если бы она оставалась одна, то остаток своей жизни вынуждена была бы сторожко качаться на волнах вдали от берега, вдали от опасности, но вместе с тем и вдали от кормовых мест. Но сейчас рядом были другие, здоровые утки, которые верно исполняли роль сторожей-наблюдателей. Товарищ, попавший в беду, мог спокойно кормиться, целиком положившись на своих друзей.

Изредка я подходил к берегу. Утки видели меня, тут же подавали сигнал тревоги и, что самое интересное, не поднимались, как обычно в таком случае, на крыло, не оставляли раненого товарища, а вместе с ним заблаговременно уплывали подальше.

С морозом раненая утка погибла. Ее товарищи поднялись над застывающим озером, тревожно покричали и ушли на юг в поисках открытой еще, не схваченной льдом воды. Они сделали все, что смогли, и самыми последними из всех уток, бывших на озере, покинули наши места.

Да, друзья по стайке могли задержаться около раненого собрата слишком долго и, не зная о том, что их товарищ обречен, по-своему борясь за его жизнь, тоже погибнуть, если мороз опустился бы слишком широко и перехватил у запоздавших птиц возможность найти по дороге еще не замерзшее озеро. Но даже такая вероятная гибель всей стайки, пожалуй, тоже могла быть оправдана, оправдана необсуждаемостью того закона верности, по которому здоровые утки не имели права оставить попавшего в беду товарища, — в конце концов, ведь не всегда попавший в беду собрат обречен на гибель и не так часто замерзают по пути на юг сразу все водоемы…

Каждый день я видел эту утиную стайку, по-своему сожалел о случившемся, рассуждал о кажущемся безумии птиц, не совсем спокойно ждал начала крепких морозов и в то же время откровенно любовался замечательной верностью друзей, верностью не ради приличия, а ради самой жизни, и очень хотел, чтобы у этих невзрачных уточек были такие же крепкие и сильные крылья, как у лебедей.

Лебеди расставались с родной водой совсем поздно. Они облетали все окружающие водоемы, подолгу задерживались на них и часто уходили с озера только тогда, когда от воды оставалась лишь узкая, душная от мороза полынья, и никогда не отказывались помочь другим лебедям, попавшим в беду, даже если эти лебеди не принадлежали к их стае. Эти птицы тоже умели до конца бороться за жизнь собрата, и в этой благородной борьбе их выручали большие сильные крылья…

Озеро стыло на глазах, стягивая со всех сторон тяжелым мутным льдом двух взрослых лебедей и трех неокрепших птенцов. Птенцы были одеты в серое детское перо, еще не сменили его на настоящий взрослый наряд, и на морозной туманной воде их было плохо видно. Может быть, эти молодые лебеди запоздали появиться на свет, может, плохое лето помешало птенцам как следует вырасти, окрепнуть, и теперь эти серые лебедята устали и не могли пока продолжить трудное путешествие.

Если бы переждать день-другой здесь, если бы удержать воду, не дать ей замерзнуть, если бы хоть на время победить лед… И две взрослые сильные птицы с трудом сдерживали наступление мороза. Крылья все время били по воде, не давали острой ледяной корочке ползти дальше, к птенцам. Но лебеди уставали, и мороз все-таки настойчиво приближался к ним. Казалось, что конец где-то совсем рядом… Но тут над умирающим озером показалась большая лебяжья стая.