Иосиф Гольман - Отпусти кого любишь

• Название: Отпусти кого любишь
• Автор: Иосиф Гольман
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2015

«Небольшое помещение – приемный покой райбольницы – было насквозь пропитано запахом дезинфекции, казенного дома, боли и страха. Баба Мотя, вечно поддатая санитарка, ворча под нос, протирала мокрой тряпкой битый кафельный пол.

Только что сюда привезли двоих с поножовщины. Один вроде как ничего, а второму полоснули по артерии. Страх как крови налил – и в машине, и здесь. Вообще чудом довезли.

Баба Мотя с уважением посмотрела на Ивана Семеновича. Несмотря на его молодость, она даже в мыслях называла доктора только по имени-отчеству. Что-что, а мозги баба Мотя пока не пропила. Квартиру – да, а мозги – нет. И уж она-то за сорок лет в медицине всегда сумеет отличить настоящего хирурга от бесцветного обладателя диплома…»

---

Потом он, счастливый, курил: любовь после достигнутого вовсе не прошла. Просто Ольга Сергеевна, кроме обожаемой, стала еще и родной.

Ольга тоже была довольна: удовольствие – среднее, однако никакого ощущения грязи она не испытала. И дело не только в шикарной душевой, которую главврач отгрохал себе за кабинетом (где, кстати, и кондиционер был). А в том, что она ощутила некое его право на нее: уж больно долгоиграющая была любовь.

«И чего я его мучила?» – размышляла Ольга Сергеевна. Монахиней она точно не была. Но все ее связи были целенаправленно случайными. Не в традиционном пошловатом смысле. А в том, что она целенаправленно не хотела продолжения с теми, кого не любила. Так, нормальные человеческие инстинкты. Их нельзя игнорировать. Но им нельзя потакать. «Бедненький, – опять пожалела она Лорда. – Все-таки я неблагодарная. Сколько он для меня и Сашки сделал. Одна квартира чего стоит. Век бы на двоих не получила. Надо было раньше мужика осчастливить».

Вот за такими раздумьями она проделала большую часть пути, конечной целью которой была палата номер двадцать восемь. Именно там лежал «мертвец», спасенный из морга бабой Мотей. И хорошо, что это сделала именно баба Мотя. Других пьющих Ольга вышвыривала недрогнувшей рукой. Но баба Мотя была случаем особым. Она и в самом деле любила больных. Да к тому же и в пьяном виде делала свое нехитрое, но абсолютно необходимое дело точно и аккуратно. Так что уж пусть работает.

… А в палате номер двадцать восемь Иван Семенович мучительно соображал, что бы еще сказать больному, чтобы сгладить впечатление от своей неприличной для врача фразы. Как у него с этим больным все коряво получается… Может, помочь найти его родственников? Но как? Больной же не говорит. А закрыванием глаз адрес не назовешь…

В эту секунду и открыла дверь Ольга Сергеевна.

Молодой врач искренне уважал старшую медсестру, на которой многое держалось в этой больнице. Поэтому счел возможным посоветоваться с замершей на пороге женщиной:

– Не соображу, как узнать его фамилию и адрес, Ольга Сергеевна.

– Адреса не знаю, а зовут Андрей Бестужев.

– С чего вы взяли? – вырвалось у ошарашенного доктора.

– Знаю, – ответила Ольга Сергеевна. Развернулась и быстро вышла.

Она никогда не была румяной. Но ее нынешняя бледность бросилась в глаза не только Ивану Семеновичу.

Один лишь парализованный больной оставался ко всему безучастным. Узнал ли он старшую сестру? Точного ответа не знал никто: больной плотно сомкнул веки. Но Иван Семенович склонялся к тому, что узнал. И что в мозгу несчастного сейчас идет тяжелейшая работа: ведь мозг его в отличие от тела парализован не был.

4

Андрей даже вспомнить толком не мог, как все произошло. Слишком уж прозаично, буднично для момента, изменившего жизнь. Точнее, погубившего ее.

Командировка уже закончилась. Да она и не могла быть долгой. Если бы не заводик, несмотря на небольшой размер, монополизировавший поставки хитрого металла, необходимого атомщикам, он бы и не знал о существовании этого городишки. Не так уж далеко от Москвы – два часа езды, – а кажется, другая страна. Даже речь другая: русская, конечно, но не московская.

Андрей вышел из уютной заводской гостиницы и, отказавшись от любезно предложенного автомобиля, пошел пешочком к вокзалу. Отчего-то захотелось, как в давние годы, прокатиться в Москву на электричке, благо жил прямо у вокзала.

На самом деле он знал отчего. Андрей всегда был суеверным. Перебегала дорогу черная кошка – останавливался, ждал, пока кто-нибудь пересечет невидимую черту первым. Сам над собой посмеивался. Но ждал.

А здесь было похуже кошки. В его служебную машину, на которой собирался ехать в командировку, буквально за час до выезда въехал грузовик с вдребадан пьяным водителем. «Лексус» – в капитальный ремонт.

Своя машина, всегда безотказная, не завелась.

На «счастье» (если б знать наперед…), позвонили заводчане, прибывшие в столицу по своим делам, и, возвращаясь, прихватили Андрея с собой. Из-за суеты забыл на столе в кабинете визитку с документами. Ребята еще посмеялись: охрана не пустит. Так оно десять лет назад и было бы.

По дороге – очередной знак: лишь чудом избежав лобового столкновения с идиотом, выскочившим на встречку, оказались в кювете. Без травм и серьезных повреждений, но на боку.

Этих приключений полностью хватило Андрею, чтобы утвердиться в намерении вернуться домой на электропоезде. По крайней мере, электрички не обгоняют друг друга по встречной колее.

На пути к вокзалу увидел магазин «Культтовары». Крыльцо с обшарпанными ступеньками, побитыми на краях так, что арматура вылезала. Старая поблекшая вывеска, золотыми буквами по синему растрескавшемуся фону.

Повеяло чем-то хорошо забытым. То ли студенческими практиками в маленьких удаленных городках, то ли еще более ранними детскими впечатлениями. Когда прилипал носом к витрине с фотоаппаратами и долго, несмотря на мамины увещевания, не мог от них отойти.

Зашел, благо до электрички время было.

В магазине он был единственным посетителем. В углу скучала толстая непричесанная продавщица. На пыльных витринах – обычный «колониальный» набор. Японская аудиотехника из Малайзии, китайские игрушки. Лучше бы не заходил. Хотя чего бы он мог ожидать другого?

Вышел на улицу раздраженный. Сбежал по ступенькам. Да неловко: задел модным башмаком за торчавшую арматурину. На лету перевернулся и ударился спиной о неровный, в выбоинах асфальт. А головой, затылком – о выпирающий край бордюрного камня.

Вот, собственно, и все.

Сознание потерял не сразу. Слышал, как захохотал придурковатый подросток. Понятное дело, смешно мужик навернулся.

Потом пацан понял, что дело худо, и на всякий случай ретировался.

Прохожих не было никого: заводик работал в одну смену, и его вредные цеха поглощали чуть ли не всех жителей поголовно.

Андрей лежал на спине, не чувствуя боли. Тела он тоже не чувствовал. Крикнуть не мог. Позвать на помощь не мог. Прямо перед глазами плыла вывеска с ненавистным словом «Культтовары». Покой пустых улиц не нарушали ни машины, ни прохожие. Лишь молодая мамаша быстренько прокатила коляску мимо так рано набравшегося мужчинки и удалилась, опасливо озираясь.

«Вот здесь я и умру», – очень спокойно подумал Андрей. Но не умер, а только потерял сознание.

5

Леонид и Бестужев остались в палате одни.

Леонид с интересом и страхом наблюдал за парализованным. Со страхом, потому что страшно было представить в таком положении себя самого. С интересом, потому что базовый инстинкт журналиста – наблюдать и рассказывать. Сейчас он наблюдал, но уже предвкушал удовольствие от рассказа. Что ж поделать, что рассказ будет страшным.

Леонид подошел к сокоечнику, поправил сползшую простынку.

– Ты не переживай пока, мужик, – утешил он Андрея. – Никто не знает, как дальше пойдет. Илья Муромец тоже долго лежал… – Шутка вышла неудачной. Просто Леонид закомплексовал, устыдившись своего журналистского цинизма.

Андрей благодарно моргнул веками. Приступы тупого безразличия сменялись отчаянием. Да еще ни одного родного человека вокруг. Да что там родного – знакомого. В полубреду мелькнуло лицо девчонки, которую любил. Страшно сказать, сколько лет назад. Даже имя забыл. Мелькнуло – и исчезло. Как когда-то.

Леонид сел на стул рядом с Бестужевым.

– Слушай, ты в самом деле не отчаивайся. Сейчас и операции на позвоночнике делают, и нервы вживляют. – Он что-то слышал об этих операциях, точно не зная, о чем шла речь. Но сейчас ему приятнее было думать, что говорит Андрею правду. Нормальному человеку тяжело переживать отчаяние находящегося рядом.

Они помолчали. Точнее, помолчал Леонид. Молчание Андрея было невременным.

– Слушай! – внезапно осенило журналиста. – А я ведь тебя сейчас разговаривать научу!

Он сорвался с места, сбегал на пост к медсестрам, взял у них большой лист старого ватмана с уже отмененным графиком дежурств. А также фломастер с широким жалом. Галантно сказав «мерси» и не забыв погладить веселую медсестру по обтянутой халатиком выпуклой попе, Леонид поспешил в палату.

– Сейчас будем с тобой болтать, – объявил он с порога. Как и многие журналисты, он тоже слегка преувеличил. Но смысл передал точно.

Леонид нарисовал толстым фломастером все тридцать три буквы алфавита и сел перед Бестужевым.

– Смотри, старичок. Я буду медленно вести пальцем по буквам и смотреть на тебя. У той буквы, которая тебе нужна, ты закрываешь глаза. Я уточняю, по букве слева и справа, и, убедившись, записываю твою.

Вот теперь Бестужеву стало тошно. Если остаток жизни придется разговаривать таким образом… Похоже, прав был Иван Семенович, усомнившись в целесообразности его возвращения из морга.

Но Леонида уже было не остановить.