Грэм Грин - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Грэм Грин
• Издательство: Радуга
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-05-002395-5

В однотомник вошли наиболее значительные произведения выдающегося британского прозаика: «Сила и слава», «Путешествия с тетушкой», «Почетный консул». В этих романах автор исследует острые социально-политические и моральнофилософские проблемы современности.

---

— Почему на тебя все смотрят? — спросила тетушка.

Я почувствовал себя неловко, к тому же женщина неожиданно замолчала и принялась за carré dʼagneau [109]. Все дело в том, что у меня есть привычка бессознательно шевелить губами, когда я думаю, и всем присутствующим, кроме моих ближайших соседей, видимо, показалось, что я автор этого двусмысленного монолога.

— Понятия не имею, — сказал я.

— Ты, наверное, ведешь себя как-то странно, Генри.

— Ничего странного, я размышляю.

Как бы мне хотелось избавиться от этой привычки. Она, очевидно, появилась, когда я работал кассиром и считал про себя пачки банкнотов. Эта привычка однажды сыграла со мной предательскую шутку и поставила в неловкое положение перед женщиной. Звали ее миссис Бленнерхассет — она была совершенно глухая и читала по губам. Это была очень красивая женщина, жена мэра Саутвуда, и ко мне в кабинет она пришла для того, чтобы получить консультацию насчет вкладов. И пока я листал папку с ее бумагами, я, очевидно, с невольным чувством восхищения думал о том, какая она красивая. В своих мыслях человек всегда свободнее, чем в речах, и, когда я поднял глаза, я увидел, что она покраснела. Она торопливо закончила разговор и ушла. Позже, к моему удивлению, она пришла снова. Она внесла какие-то мелкие изменения в решение, к которому мы пришли относительно ее облигаций военного займа, а потом спросила:

— Вы и вправду так думаете, как вы мне сказали?

Я полагал, что разговор идет о совете, который я дал ей в отношении государственного сберегательного сертификата.

— Ну конечно, — сказал я. — Это мое искреннее мнение.

— Спасибо, — ответила она. — Вы только не считайте, что я обиделась. Ни одна женщина не обиделась бы на вас за ваши слова, выраженные в такой поэтичной форме, но мой долг сказать вам, мистер Пуллинг, что я по-настоящему люблю моего мужа.

Самое грустное заключалось в том, что она, будучи глухой, не делала различий между произнесенными словами и движениями губ, передающих невысказанные мысли. С того дня она была неизменно со мной любезна, но никогда больше не заходила ко мне в кабинет.

В тот вечер на Лионском вокзале я посадил тетушку в купе и сказал проводнику, чтобы он принес petit déjeuner [110] в восемь утра. Сам я остался ждать на платформе лондонский поезд с Северного вокзала. Он опаздывал на пять минут, и Восточный экспресс должен был его дожидаться.

Когда поезд медленно входил в вокзал, затопив паром платформу, я увидел шагающего сквозь дым Вордсворта. Он сразу же узнал меня.

— Привет, парень! — заорал он.

Он поднабрался американских манер во время войны, когда во Фритаунской гавани стояли конвойные суда, идущие на Ближний Восток.

Без всякой охоты я двинулся ему навстречу.

— Что вы здесь делаете? — спросил я.

Я никогда не любил неожиданностей, будь то событие или встреча, но в обществе тетушки я начал постепенно к ним привыкать.

— Мистер Пуллен, мистер Пуллен, вы честный человек, мистер Пуллен, — сказал Вордсворт.

Подойдя ближе, он схватил и потряс мне руку.

— Вордсворт вечно ваш друг, мистер Пуллен. — Он говорил так, будто мы с ним знакомы с незапамятных времен и я его старый должник. — Вы не облапошиваете Вордсворт, мистер Пуллен? — Он диким взглядом обшарил поезд. — Где этот девочка?

— Моя тетя, если вы ее имеете в виду, крепко спит в своем купе.

— Тогда, пожалуйста, идите к ней быстро-быстро, скажите Вордсворт сюда пришел.

— Я не собираюсь будить ее. Она старая дама, впереди у нее долгое путешествие. Если вам нужны деньги, возьмите у меня.

Я протянул ему пятьдесят франков.

— Дашбаш не надо, — заявил он. Размашистым жестом он отклонил мою руку, а другой ловко подхватил банкноту. — Надо мой маленький детка.

Мне показался оскорбительным такой тон по отношению к моей тетушке, и я, не ответив, направился к ступенькам вагона, но Вордсворт удержал меня за руку. Силы у него было хоть отбавляй.

— Ты делаешь прыг-прыг с мой детка, — обвинил он меня.

— Вы с ума сошли, Вордсворт. Она ведь мне тетя. Сестра матери.

— Никакой собачий кутерьма?

— Никакой, — ответил я; мне было отвратительно это его выражение. — Даже если бы она не была моей тетей, вы разве не понимаете, что она стара?

— Для прыг-прыг нету стара, — сказал он. — Вы ей говорите, чтобы она приходил обратно Париж. Вордсворт долго-долго ее ждет. Вы говорите нежный слова. Говорите она мой детка сейчас тоже. Вордсворт плохо спит, когда детка нет.

Проводник просил меня подняться в вагон, поезд должен был вот-вот тронуться, и Вордсворт неохотно отпустил меня. Я стоял на верхней ступеньке, пока поезд, несколько раз дернувшись, медленно выходил из Лионского вокзала, Вордсворт шел рядом по платформе в клубах дыма. Он плакал, и я вспомнил о самоубийце, который в пальто, застегнутом на все пуговицы, так же шел навстречу волнам. Глядя на одно из окон нашего вагона, он вдруг запел:

Спи сладко, детка,
Смотри минутка —
Потом засыпай.

Поезд набирал скорость и, дернувшись с усилием в последний раз, оставил Вордсворта позади.

Я протиснулся через толпу пассажиров в коридоре и подошел к тетушкиному купе под номером семьдесят два. Постель была застелена, и на ней сидела незнакомая девушка в мини-юбке, а тетушка, наполовину высунувшись из окна, махала кому-то и посылала воздушные поцелуи. Мы с девушкой неловко переглянулись, не решаясь заговорить и прервать церемонию прощания. Девушка была совсем молоденькой, не старше восемнадцати; лицо ее под слоем тщательно продуманного грима было иссиня-бледным, темные глаза подведены, длинные каштановые волосы с рыжеватым отливом были рассыпаны по плечам. Штрихами карандаша она дорисовала ресницы над верхними и нижними веками, отчего ее собственные ресницы казались накладными и торчали неестественно, как на стереоскопическом снимке. На блузке у нее недоставало двух верхних пуговичек, будто они отскочили, не выдержав давления щенячьей плоти, а глаза, чуть навыкате, как у китайского мопса, были все равно прелестны. Выражение ее глаз человек моего поколения назвал бы сексапильным, хотя нередко причина этого могла быть более прозаическая — близорукость или даже запор. Улыбка ее — когда она поняла, что я не посторонний, ворвавшийся неожиданно в тетушкино купе, и улыбнулась — показалась мне удивительно робкой для девушки со столь броской внешностью: как будто кто-то нарочно так ярко ее вырядил и раскрасил, с тем чтобы выставить как приманку. Козленок, которого привязали к дереву, чтобы выманить из джунглей тигра.

Тетушка отвернулась от окна: лицо ее было перепачкано сажей и залито слезами.

— Дружочек мой дорогой, — пробормотала она. — Хоть поглядела на него в последний раз. В моем возрасте всего можно ждать.

— Я думал, эта глава закончена, — сказал я неодобрительно и добавил специально для девушки: — Тетя Августа.

— Наверняка знать никому не дано, — ответила тетушка, а затем, указывая на девушку, сказала: — Это номер семьдесят первый.

— Семьдесят первый?

— Соседнее купе. Как вас зовут, детка?

— Тули, — сказала девушка.

Это могло быть и ласкательное имя, и прозвище, что точно — трудно сказать.

— Тули тоже едет в Стамбул, да, дорогая?

— En passant [111], — сказала девушка с американским акцентом.

— Она едет в Катманду, — пояснила тетушка.

— Это, если не ошибаюсь, в Непале.

— Кажется, так и есть, — ответила девушка. — Что-то в этом роде.

— Мы тут с ней говорили о том, что… Простите, дорогая, повторите, как ваше имя?

— Тули.

— Тули везет с собой сумку с провизией. Можешь представить себе. Генри, что в Восточном экспрессе нет вагона-ресторана? Увы, времена меняются. До турецкой границы ресторана не будет. В перспективе у нас два голодных дня.

— У меня полно молочного шоколада, — сказала девушка. — И немного ветчины.

— А что, если захочется пить?

— У меня есть десять бутылок кока-колы, но они уже успели нагреться.

— Когда я вспоминаю, как мы тут однажды пировали, в этом самом поезде, с мистером Висконти и генералом Абдулом… Икра, шампанское. Мы буквально жили в вагоне-ресторане. Просиживали там дни и ночи.

— Я вас очень прошу, берите, когда понадобится, у меня кока-колу. И шоколад. И ветчину, конечно, но ее, правда, не очень много, — сказала девушка.

— Проводник по крайней мере обещал нам утром кофе и croissants [112], — сказал я.

— Я постараюсь поспать подольше, — заявила тетушка. — А потом на станции в Милане мы сможем перекусить. С Марио, — добавила она.

— Кто такой Марио? — спросил я.

— Остановки будут в Лозанне и в Сен-Морисе, — сказала всезнающая девушка.

— Швейцарию, по-моему, можно вынести только зимой, когда она одета снегом, — сказала тетушка. — Почти как некоторых людей можно выносить только под одеялом. Ну а теперь я прилягу. Молодые люди, надеюсь, вы достаточно взрослые и за вами не надо присматривать.