Константин Махров - Сердца первое волнение

• Название: Сердца первое волнение
• Автор: Константин Махров
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1959

Школьная повесть о дружбе, о первой любви и первых обидах, о человеческих отношениях; о том, как важно не боятся признать свои ошибки и уметь прощать тех, кто нам дорог…

---

— Очень просто. Я зачем-то зашла в пятый класс. Двое мальчишек… Один — эдакий сбитень, чурбачок; другой — высоченный. Один говорит: «Напиши заметку в стенгазету», а другой: «Давай мороженку — напишу», — шутит, конечно. О! — думаю, — идея! К Маргарите Михайловне! «Давайте, говорю, объявим о премиях: мячи, альбомы, кролики, голуби и все такое». Марго смотрит на меня как на ненормальную: «Что вы, Надя, разве можно… Ну, как это так…» А я не отступаю. Потом в учительской целая дискуссия была. Решили: можно.

— Гм… — протянул Степан. — Я этих товарищей знаю. Это они меня вопросами о положении негров в краску вогнали. Головы!

— Очень занятные мальчоныши, — сказала Надя.

— А вообще придумочка… серьезная! — добавил, заканчивая рисунок, Степан.

— Не смейся, пожалуйста, — сказала Надя. — Шутка шуткой, а смотри — материала подали на три номера. Рисуй и помалкивай. Мы и письма тогда писали отдельным товарищам. Толя, вы не получали? Голубой конвертик, розовая ленточка… такой милый рисуночек?

— Получал, — буркнул Анатолий, — и еще не ответил, но отвечу, руки давно чешутся.

— А при чем тут я? — сверкнула зубками Надя. — Это вот Степчик, он рисовал.

— Ах, вот как? — двинулся к ней Степан. — Дала слово не разглашать тайну, а сама выдаешь? Вот тебе за это!

Она и глазом моргнуть не успела, как он мазнул по ее щекам кисточками, и лицо ее стало пестрым. Пришлось ей идти умываться; а когда она вернулась, с раскрасневшимся, влажным лицом, Степана уже не было: приходили ребята и сманили его в физкультурный зал, где шло горячее волейбольное сражение, а до волейбола он был большой охотник.

У Нади, не спавшей прошлую ночь, болела голова, ее клонило ко сну. Она читала рукописи, а буквы сливались, путались в ее глазах.

— Ты пиши, — сказала она Анатолию, — а я сяду на диван и буду читать твою повесть, читать и смотреть на тебя, хорошо?.. А Клары все нет и нет…

Длинные ресницы Анчера быстро взлетели. В его серых мягких глазах светилось счастье… «Буду читать и смотреть на тебя»… Тихая нежность наполнила его сердце. Он писал — и счастливее его никого не было на земле. Если бы повторилась та же минута! Но тот порыв прошел… Как подойдешь к ней?

Надя, сняв ботинки, сидела с ногами на диване и читала. Повесть была написана довольно живо, особенно вначале, где говорилось, как молодой ученый, преодолевая множество препятствий, работает над созданием межпланетного атомного корабля; ему помогает верная подруга… Потом пошли научные рассуждения, математические выкладки, сопоставления со скоростью движения спутника; наверное, все это было важно, но… глаза у Нади закрывались сами собой, голова никла, тетрадь выпадала из рук. «Что это я, сплю? — попрекала она себя. — Безобразие какое!»

В комнате было прохладно. Надя зябко поеживалась. За окном монотонно гудел ветер, словно что-то учил наизусть, повторяя одно и то же. Снизу доносилось пение: это пели проголосную русскую песню женщины, прибирая в классах. Все это тихое, давно знакомое, близкое действовало очень успокоительно и усыпляюще. Надя уже не читала; откинув голову на спинку дивана, она полулежала и через прищуренные веки смотрела на Анатолия. Он писал, наклонив голову набок и делая временами движения губами, вероятно, мысленно произнося слово, которое выводил.

Мягкие, теплые облака сна обступали Надю.

«Хорошо, все хорошо, — думала она, утопая в этих облаках. — Как смешно он шевелит губами! Новый галстук, ботинки — до блеска… Брюки ему гладит, наверное, мама; или сам? А мне еще надо физику выучить, задачу решить. Анчер! — хотела она позвать его, но рот, уже сомкнутый сном, не раскрылся. — Мы с ним полетим на Луну. Он — известный ученый, а я — его верная подруга… «И будешь ты царицей мира, подруга верная моя…» Всегда вместе!..»

Тетрадь упала на пол.

— Вот тебе раз! — сказал Анатолий Черемисин, первый раз в жизни увидя спящую девушку и не зная, что делать.

Она спала почти сидя, опустив лицо на грудь. Анатолий взял свое пальто, укрыл им Надю, стараясь не разбудить ее, а сам сел соображать: что же делать?

Но тут через открытую дверь он услышал голос Клары Зондеевой, которая, поднимаясь по лестнице, громко с кем-то говорила. Анатолий закрыл дверь, у него сильно забилось сердце. Вот сейчас войдет Клара, увидит Надю, его… Что она подумает? Нет, нельзя допускать того, чтобы она вошла. И Надю не нужно будить, она утомилась, не спала целую ночь. Анатолий потянул дверь на себя и так сильно держал ее, что отворить ее было невозможно.

Шаги. Клара все ближе и ближе. Вот она подходит, стучит. Нет, это не она стучит, это его сердце так стучит.

Клара постучалась, подождала и ушла.

Тогда Анатолия Черемисина стало мучить раскаяние. Глупый, зачем он сделал так? Пусть бы вошла. Это ее дело, что она там подумала бы. А вот теперь, если она узнает, что они были здесь, запирались, — это уж хуже.

Вошел Степан Холмогоров.

— Толь, здесь еще? А мы, брат, здорово сыгранули… А это что за спящая красавица?

— Вот, понимаешь, заснула… А тут Клара приходила, — голос Анатолия больше обычного отдавал хрипотцой. — Я уж побоялся… то есть не пустил ее… Она ведь такая… подумает…

— Не понимаю, что за страхи? Что она может подумать? Пошли домой. Пора, красавица, проснись, открой сомкнуты негой взоры…

— Ш-ш-ш… — зашипел на него Анатолий. — Не говори ей, что Клара приходила. Будет волноваться.

— Чудак ты!

— Совершенно верно — чудак! Она не из робкого десятка…

Это сказала сама Надя: она только что проснулась.

Всю дорогу она и Степан потешались над главным редактором, оробевшим перед Кларой Зондеевой.

— Ах, все бы это хорошо, — вздыхала время от времени Надя, — только как-то там наши сочинения? Вот как скажет опять: двенадцать стилистических!..

Домой Анатолий Черемисин пришел в самом оптимистическом настроении.

«Всегда вместе… Буду читать и смотреть на тебя…», — звучало в его ушах, и с каждой минутой для него все больше раскрывалось значение этих и многих других слов. Он то напевал мелодии из «Вальса-фантазии», то шутил с матерью, то принимался бороться с отцом. Сел повторить уроки, но вдруг бросился включать утюг: надо брюки к завтрашнему дню погладить.

Захар Фомич подталкивал локтем жену и тихонько басил:

— Определенно утверждаю: началось… это самое… стихийное…

«Мы с папой осудили ваш поступок»…

Клара Зондеева шла домой. Был темный, ветреный вечер. Косматые облака, несущие отсветы электрических огней, казалось, цеплялись за крыши домов. Глухо шумели мокрые деревья.

Тяжело было на душе у Клары.

Они звали ее работать над журналом, а сами не пришли; что это — насмешка? А впрочем, не было ли их там, в комсомольской комнате? Когда она только что вошла в коридор, в комнате, кажется, был свет. Заперлись от нее? Если это так, то это гадко и возмутительно, дорогие Анчер и Надя.

Они вместе, им хорошо. А почему ей так часто бывает нехорошо, ей, лучшей ученице?

Она всегда была авторитетом, примером; ее всегда ставили высоко. Но никогда Клара не чувствовала, чтобы ее считали такой простой, близкой, как, скажем, Надю Грудцеву; всегда она ощущала в отношении к себе холодок. Это заставляло ее задумываться, но, кажется, особенно не беспокоило. Она знала цену себе и была горда. Ее наполняло сознание, что она все делает так, как надо, — по правилам, по указаниям отца. Бывало, что ребята не соглашались с ней — она умела настоять на своем. Однако в этом году случаи несогласия с ней участились; возражения, шуточки, остроты, направленные против нее, зазвучали сильнее. Надя слушается ее, но поступает по-своему; недавно она вместе с Анатолием задумала над ней глупую шутку. Почему все так происходит? Клара убеждала себя, что все это — только ее измышления, нет никаких оснований волноваться; она права, а окружающие не всегда любят требовательных людей, даже друзья, например, Грудцева, не говоря уже о таких пустеньких натурах, как Лорианна Грацианская. Кстати, о ней; несколько дней назад Клара увидела ее выходящей из кинотеатра. Лора закричала чуть не на всю улицу:

— Клара, смотрела?.. «Ошибка дамы в черном»! Бесподобная вещь! И знаешь, мне повезло: я случайно нашла в старом «Огоньке» фото одного английского артиста. Он как раз играет в этом фильме. Чудесненько! Я сейчас смотрела четвертый раз.

— Оставь, пожалуйста. Сколько раз я говорила тебе: это пошло и глупо, — гневно ответила Клара. — Тебе необходимо английским языком, а не английскими артистами заниматься. Ты бы лучше занялась тем, что тебе рекомендовала… (Клара чуть не сказала: Надя, но замялась) мы рекомендовали…

— «Глупо, пошло»… — тряхнув своими рыжими волосами, передразнила Лорианна Клару. — Плетешь чепуховину какую-то… Не расстанусь! Ни за что! Их у меня 98, — во! «Мы рекомендовали»… Кто это мы, позвольте спросить?