Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1929 № 10

• Название: Всемирный следопыт, 1929 № 10
• Автор: Александр Беляев
• Издательство: Государственное Акционерное Издательское Общество «Земля и Фабрика»
• Жанр: Публицистика
• Год: 1929

СОДЕРЖАНИЕ:

Обложка художника А. Шпир. □ Изобретения профессора Вагнера: Амба. Серия научно-фантастических рассказов А. Беляева. □ Злая земля. Историко-приключенческий роман М. 3уева-Ордынца. □ Три месяца в Московском зоопарке. Очерк и зарисовки художника Б. А. Зенкевича. □ Полярные трагедии: Смерть боцмана Бегичева. Очерки Ал. Смирнова. □ Галлерея колониальных народов мира: Патагонцы. Очерки к таблицам на 4-й странице обложки. □ Следопыт среди книг: Книги об Октябре.

С 1927 по 1930 годы нумерация страниц — общая на все номера года. В № 10 номера страниц с 721 по 800.

Орфография оригинала максимально сохранена, за исключением явных опечаток — Гриня

---

Покончив с хозяйственными работами, охотники при свете северного сияния отправились на разведку и вскоре убедились, что боцман завез их сюда не даром: тундра была покрыта узорами песцовых следов. Начинать промысел однако было еще рано, так как стоял лишь конец ноября. С апреля по конец декабря песец линяет. Грязно бурый цвет его шерсти переходит в сентябре в более светлый, с ярко выраженной формой крестца на спине («крестовики»). В октябре крест постепенно исчезает, и шерсть окрашивается в серый тон с синеватым отливом («синяки»). И лишь в конце декабря песцы приобретают тот белоснежный наряд, который делает их шубки особенно заманчивыми для охотника.

Время до начала промысла прошло в устройстве слопцов и заготовке песцовой приманки, для которой годилось мясо любого зверя, в том числе и тюленя, потому что песец не очень разборчив в пище. Летом ему живется привольно — пернатое население тундры должно быть всегда настороже, чтобы не попасть на его острые зубы. Но зимой, когда тундра пустеет, полярному хищнику приходится туго: ему остаются лишь полярные мыши, но добывать их из мерзлой земли дело не легкое. Вот тут-то он и не брезгует ничем, что попадается на пути, а потому идет на всякую приманку.

Начало было удачно, чему способствовала предварительная разброска в определенных местах приманки в виде кусков мяса белого медведя, которого удалось застрелить Бегичеву. Голодные песцы с жадностью набросились на пищу и стали посещать эти места целыми стаями. В конце концов они так осмелели, что перестали бояться людей, а завидев их, немного отбегали и рассаживались на снегу в ожидании, когда те уйдут. В это время их можно было бы стрелять из ружья, но пуля портит шкуру, значительно уменьшая ее ценность, а потому охотники ловят их капканами.

Первая установка ловушек — пяти капканов и трех слопцов — дала промышленникам семь песцов, то-есть только одна ловушка была пуста. Это произошло по вине росомахи — большой любительницы производить осмотр охотничьих ловушек раньше их хозяина. В этом капкане охотники нашли лишь клочья шерсти и несколько костей. Особенно было обидно, что, судя по шерсти, росомаха сожрала голубого песца.

Ловушек было недостаточного с этим ничего нельзя было поделать. Для слопцов требовались доски, которых взять было негде, а привезти с собой больше капканов было невозможно ввиду их значительного веса. Впрочем обилие нужного зверя обещало вознаградить охотников за этот недостаток.

III. Натальченко нервничает.

Кое-кому из товарищей Бегичева вначале казалось, что после того как они устроятся на новом месте, у них будет не много работы. В действительности же было далеко не так. Свободного времени оставалось ровно столько, сколько нужно было для еды и сна. Осмотреть и насторожить ловушки, снять с добытых песцов шкурки, исполнить ряд хозяйственных работ, из которых самой трудной была заготовка топлива, и наконец охотиться на белых медведей, тюленей и оленей, чтобы иметь мясо для себя и для приманки, — такова была их ежедневная работа. Все это надо делать во мраке полярной ночи, на дьявольском морозе, от которого захватывает дыхание и становится опасным стрелять: ствол ружья не выдерживает нагревания при выстреле и лопается как стекло. Такая жизнь по плечу только сильным людям с крепкими нервами, а потому Бегичев не удивлялся, когда его товарищи начинали подчас хныкать и ныть.

— Это и хорошо, что у нас много работы, — говорил он в таких случаях. — Бездеятельность в условиях полярной зимовки — самая опасная штука.

Были впрочем у них и дни отдыха, — это когда тишина снежной пустыни сменялась дикими завываниями пурги. Бури достигали страшной силы, и тогда уже ничего не оставалось, как целыми днями лежать на нарах, задыхаясь от дыма задуваемого очага. В бурю опасно было удаляться от зимовья даже на десяток шагов: не успеешь опомниться, как собьет с ног, завертит, закрутит, и пропал, — замерзнешь раньше чем найдешь жилье. В такие-то дни даже самые спокойные люди начинали нервничать. Одним из таких Бегичев считал Натальченко, но скоро убедился, что ошибся. В одну из таких бурь, когда охотники уже пять дней не покидали зимовья, их жилище было атаковано двумя белыми медведями. Наткнувшись на полузанесенную снегом хижину, любопытные звери очевидно хотели узнать, что находится под бревнами; в то время как один из медведей, забравшись по снегу вверх, стал пробовать прочность крыши, другой пошел прямо в лоб, стараясь высадить дверь избушки. Охотники в этот момент спали, но неистовый лай собак, находившихся в передней части зимовья, тотчас же поднял их на ноги.

1) Егор не советовал Бегичеву связываться с Натальченко. 2) Упряжки группы охотников, отправившихся за песцами. 3) Зимовка охотников. 4) Охотники на разведке. 5) Росомаха, съевшая песца, попавшего в капкан. 6) Полярная мышь — главная пища песца.

Взявшись за ружья, они распахнули дверь и столкнулись с непрошенном гостем. От неожиданности медведь попятится, став на всякий случай на задние лапы. Три выстрела один за другим уложили зверя на месте, а другой бросился наутек. Не желая упускать ценной добычи, Бегичев погнался было за зверем, но тот скоро скрылся. Боцман повернул назад, а когда он приблизился к избушке, навстречу ему неожиданно прогремел выстрел.

— Эй, стойте там! — крикнул он, но в это время мимо его уха просвистела вторая пуля.

— Да перестаньте стрелять, это я! — снова закричал он и подбежал к стрелявшему в него человеку. — Ты что, парень, ослеп что ли?

— Фу ты, чорт! — начал оправдываться тот. — Совсем разнервничался… Я принял тебя за медведя…

— Да я же тебе кричал.

— Ну, что же, что кричал, говорю — развинтился.

— Действительно развинтился, в десяти шагах не видит, в кого стреляет.

— А ты не шатайся, — вдруг ни с того ни с сего разозлился парень. — Уложил бы, вот тебе и был бы медведь. Чорт!.. — И он разразился потоком ругательств.

Таким образом Бегичев оказался виноват в том, что его чуть-чуть не подстрелил этот человек.

Это был Натальченко.

Возможно, что полярная ночь и дикие завывания пурги начинали действовать и на этого крепкого парня, превращая его нервы в тряпки, но все же выражать свою нервность стрельбой в людей было пожалуй немного странно — так ведь можно было перестрелять всех обитателей зимовья.

Но как бы то ни было, с этого момента Натальченко резко изменил свое отношение к Бегичеву. С виду доброжелательный раньше, теперь он не скрывал своей неприязни к нему. Он придирался к каждому слову, сказанному Бегичевым, критиковал его поступки, не стесняясь при этом в выражениях. Остальным охотникам было ясно, что Натальченко умышленно ищет ссоры с Бегичевым, чтобы свести с ним какие-то счеты. Но какие счеты могли быть у Бегичева с этим человеком, которому он не сделан ничего плохого?

Не придав никакого значения случаю во время охоты на медведя, Бегичев не обращал внимания на выходки парня. Когда же Натальченко становился особенно невыносимым, стараясь так или иначе вывести Бегичева из себя, тот спокойно говорил:

— Ты сегодня нервничаешь, мне лучше уйти.

Брал ружье и куда-нибудь уходил.

IV. Подозрительные случайности.

Полярная ночь наконец кончилась. В конце февраля в первый раз показалась солнце. Сначала оно выглянуло лишь одним краешком, на другой день — до половины, а затем выкатилось все — огромное, багровое, словно только что вымытое свежей кровью. С каждым разом оно поднималось все выше, и дни стали быстро нарастать. Полярная пустыня вдруг повеселела, как веселеет угрюмое лицо, осветившееся улыбкой; сверкая алмазными брызгами, она уже не казалась такой холодной и мepтвой, как при таинственном свете северных сполохов.

С приходом солнца изменилось и настроение людей в зимовье. Морщины на лицах разгладились, глаза смотрели бодрей, исчезла беспричинная раздражительность. Даже Натальченко прекратил свои выходки, превратившись опять в уживчивого добродушного парня. Можно было подумать, что на него и в самом деле так подействовала беспросветная тьма полярной ночи, но долган Николай, судивший о людях по первому впечатлению, меньше всего доверял этой перемене.

Оставшись как-то с Бегичевым наедине, он сказал ему:

— Слушай, боцман, будь осторожен с этим рыжим…

— В чем дело? — удивился тот.

— Ты думаешь, что это все так, случайно, как бывает иногда на охоте, а по-моему у этого человека не чистая совесть.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Натальченко хочет твоей смерти.

— Вот так раз! — рассмеялся Бегичев. — Чем же это я ему помешал? У меня нет с ним никаких счетов.

— Этого я уж не знаю, а только верно говорю: берегись. На охоту вдвоем с ним не ходи…

Случайности, о которых говорил долган, были следующие. В одной из них снова играл роль медведь. Это было уже в начале апреля. Возвращаясь с осмотра песцовых ловушек, охотники заметили на прибрежных льдах трех медведей. Один из них был убит ими наповал, а другой, раненый, попытался было уйти, но несколько выстрелов вдогонку свалили его. Первыми к медведю подошли с одной стороны Бегичев, с другой Натальченко. Думая, что зверь мертв, охотники подошли к нему шагов на двадцать, но в это время медведь поднялся на ноги. Ближе к нему находился Бегичев, а потому зверь и пошел прямо на него. Для боцмана в этом не было ничего страшного, потому что он достаточно на своем веку имел дела с белыми медведями, и он спокойно поднял ружье к плечу. Но когда Бегичев нажал спуск, выстрела не последовало — в замке случилась какая-то порча.