Ал. Смирнов - Всемирный следопыт, 1931 № 05

• Название: Всемирный следопыт, 1931 № 05
• Автор: Ал. Смирнов
• Издательство: ОГИЗ «Молодая гвардия»
• Жанр: Публицистика
• Год: 1931

СОДЕРЖАНИЕ

ПО СОВЕТСКОЙ ЗЕМЛЕ ■ ЧЕРНАЯ ГРИВА Продолжение рассказа АЛ. СМИРНОВА-СИБИРСКОГО ■ КОРАБЛЬ УДАРНИКОВ Из дневника участника рейса «Абхазии» вокруг Европы — комсомольца-ударника завода «Серп и молот» Г. БЕБЧУКА ■ ПУТИ СЕВЕРА Очерк М. ПАПАВА ■ СДЕЛКА ГОСПОДИНА ЭНГЕЛЬ Окончание рассказа НИК. ШПАНОВА ■ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ В XX ВЕКЕ Очерк Н. БОЙКО ■ ВЗНУЗДАННЫЙ ОКЕАН ■ ЕФИМ ХАНТАЗЕЙ Очерк МАКСА ЗИНГЕРА ■ НА АВТОМОБИЛЕ ПО ЛИВИИ ■ ПО ЗЕМНОМУ ШАРУ

Орфография оригинала максимально сохранена, за исключением явных опечаток — Гриня

---

Узкие мощеные улицы ни чем не хуже окраинных улиц Неаполя Каменные полуразрушенные здания хранят следы высокой культуры древних жителей умершего города. Здания построены из мелкого кирпича, оштукатурены каким-то неизвестным составом, который прекрасно сохранился до настоящего времени. Древние обитатели Помпеи были большими ценителями и знатоками искусства. Стены их домов сохранили красивейшие рисунки.

Помпейцы были хорошие инженеры Громадные строения, наполовину разрушенные, свидетельствуют о размахе древнего строительства. Множество подземных ходов, громадные бани, площадки для спортивных занятий, театр на 5 000 мест — все это поражает нас.

В большом прохладном помещении музея осматриваем предметы, найденные при раскопках У входа стоит толстое окаменевшее дерево В длинной комнате выстроились десятки стеклянных витрин, в которых лежат скелеты помпейцев, погибших при жуткой катастрофе 79 года. Позы свидетельствуют о страданиях и муках умерших. Стеклянные шкапы наполнены разнообразнейшей глиняной и бронзовой посудой. Несколько полок занимает инструментарий древней медицины. Между прочим среди разнообразнейших бронзовых ланцетов и других хирургических предметов лежит миниатюрный прекрасный шприц. Замечательнейшее врачебное зеркало, которому теперь около 2 000 лет, три года назад «впервые» было изобретено в Германии.

Последний свисток сирены. Отдохнувшие моторы «Абхазии» загудели с новой силой. Корпус теплохода дрожит, винты взрывают воду, разгоняясь в безумном беге.

Все дальше и дальше отодвигается усыпанный толпой берег. Моторы весело и уверенно гудят под сверкающими железными крышками. «Абхазия» берет полный ход.

Мечта турецкого инженера

Утром 2 декабря «Абхазия» отдала концы в Константинопольском порту. Первые впечатления — конечно полиция. Турецкая полиция — самая грязная и самая вежливая и ненадоедливая из всех полиций мира.

Турецкий полисмен

Посетили наше торгпредство. Шли туда пешком, и уже через пятнадцать минут прогулки у всех ударников создалось единодушное впечатление о городе. Прокопченный провинциальный городишко! Чудовищно грязные улицы так узки и круты, что в большинстве случаев непригодны для движения экипажей и авто.

Дом торгпредства находится в центре Стамбула Большие металлические ворота с двумя гербами СССР, посреди асфальтового двора развалилась цветочная клумба, эффектная мраморная лестница ведет в здание.

Полпред тов. Сурец, специально приехавший встретить нас из Ангоры, объясняет:

— Этот дворец имел когда то ценностей и украшений больше чем на один миллион рублей. В годы реакции он был разгромлен и обокраден.

Через стеклянное парадное широкой мраморной лестницей попадаем на второй этаж, в длинный, с четырьмя колоннами, зал. Десятки столов, сотни стульев. С высокого художественного потолка спускаются пышные люстры. Рядом, в фойе, биллиардные столы, буфет, громкоговоритель, напротив вход в читальню и библиотеку.

Получив свежие советские газеты, выходим из читальни По крутой и грязной улице веселой гурьбой спускаемся вниз. Проходим через раздвижной мост и попадаем на грязные, но оживленные улицы. Здесь ходят трамваи. Странные трамваи — двухклассные. Первый класс — это красивые миниатюрные вагончики с мягкими сиденьями. Второй класс напоминает зеленый ящик МКХ для мусора, только размером побольше, да окна прорублены.

Заходим в бывший султанский дворец, поражающий пышностью и великолепием своих покоев. Спускаемся в знаменитый подземный водоем, поддерживаемый 1 100 колоннами. Это знаменитое водохранилище несколько веков бездействует и сохраняется только лишь как историческая ценность.

Ударники сговариваются о перевозе через пролив с яличниками

После обеда на маленьком катере объезжаем Золотой Рог. Вид с залива на город замечательный. Сотни плоскокрыших домиков, залезая один на другой, бегут перед глазами. Развертывается бесконечная панорама огромных мечетей, окруженных группами башен.

Порт небольшой, но оживленный. Здесь нет тех громадных кранов, что мы видали в Гамбурге, но нет и той жуткой тишины, которая царила в Гамбургском порту. Десятки судов толпятся у берега, пристань гудит на сотни ладов.

Проходя мимо румынского парохода, мы заинтересовались работой грузчиков. Рваные, худые с потными изнуренными лицами, таща на спине громадную корзину угля, они бегом мчались по деревянным настилам с низенькой баржи к окну кочегарки. Их шесть человек. Шесть безостановочно двигающихся теней. Они не поют не смеются, не переговариваются и даже как-будто не замечают друг друга.

Утром следующего дня знакомились с работой нашего торгпредства, посетили самую большую текстильную фабрику Стамбула.

На фабрике нас приняли очень хорошо. Инженеры водили нас по всем цехам, объясняли производство, с охотой отвечали на наши вопросы.

Рабочий-текстильщик получает здесь за 11-12-часовой рабочий день 90 пиастров — около 90 копеек на наши деньги. Работница за ту же самую работу получает 75–80 пиастров, а дети — здесь работают даже дети! — 50 пиастров. Квартирная плата отнимает половину заработка рабочего.

Прощаясь с нами, инженер, сопровождавший нашу группу, заявил:

— Я очень интересуюсь размахом строительства в вашей стране. Я с удовольствием пошел бы к вам работать и с радостью отдал бы все свои знания молодому, но очень сильному, крепкому Советскому союзу.

Домой!

6 декабря было самым торжественным днем нашего рейса. Море и небо были совершенно спокойны. Ветер спал. В рассвете туманного утра мелодично жужжали винты теплохода.

Все палубы были запружены ударниками. Веселые крики, смех, гомон.

Все разговоры на одну тему: «Скорей, скорей, на завод, на фабрику, за машину, за станок!» Скорей бы Одесса! Оттуда ребята передают по радио:

«Не выполнен промфинплан». Придется помочь им. Десятки ударников наперебой выражают желание остаться в Одессе, чтобы помочь товарищам победить ударный квартал.

День разгорался, бледные лучи солнца пробивались сквозь ажур облаков. В одиннадцать часов на горизонте показалась узкая полоска земли. Через четверть часа издали показались два катера. Еще через минуту до нас долетели звуки военного оркестра. Стоя, мы запели «интернационал».

Да здравствует страна рабочих и крестьян!

Как хорошо быть гражданином CCCP!

ПУТИ СЕВЕРА Очерк М. ПАПАВА

Новая надпись

Раскройте любую карту севера, изданную до революции. Найдите студеную голубую бледность Карского моря. Справа его льды прижимаются к блеклой зелени тундры. Тундра зеленит весь Ямал. Зеленые берега его омывает голубая ящерица Обской губы.

Дикие, пустынные берега! Ни один иероглиф надписи не нарушает их зеленые просторы. Лишь на новой карте, напечатанной в советской типографии, вы увидите крошечный синий пароходик, против которого революция вписала тонкую черную строчку: «Новый порт».

На «Острове мертвецов»

Слово «порт» означает многое. Это — шум и железо. Окрики грузчиков, свистки паровозов. Металлическое поскрипывание блоков, сложные переплеты конструкций, чернеющие в небе профили кранов.

■

Раннее холодное утро. Странное безмолвие царит над водами Обской губы. Тишина, особая тишина, присущая северу. Но где же порт?

Напряженно всматриваясь, вижу тоненькие иглы мачт и серые дымки труб, воткнутые в мутные серые волны на большом расстоянии друг от друга. Берег все ближе и ближе надвигается на нас. Вырисовываются контуры бревенчатых строений. Вдали, на маленьком холмике, конус самоедского чума разрезает горизонт. Чем ближе мы приближаемся к берегу, тем туманнее становятся контуры стоящих на рейде пароходов.

— Восемь с половиной! Восемь! Семь с половиной — отсчитывает матрос.

Это футы. Обская губа очень мелка у берегов. Мели, скрытые водой, стерегут большие океанские пароходы, и они принуждены стоять на рейде в 10–12 километрах от берега. Огромные железные махины побеждены песком. Но железо возьмет верх. Это — дело ближайшего будущего.

Мы рассекаем холодную тишину утра всплесками весел. В полукилометре от берега наша лодка колесит в разных направлениях, беспрерывно натыкаясь на песчаные косы. Наконец, разозлившись, мы храбро опускаем ноги за борт, ступая в море, которое нам действительно по колено.

Берег без порта

Тщетно стараюсь увидеть какие-либо склады, громоздкие постройки, лебедки — все, что обычно ассоциируется с портовым берегом. Берег существует здесь сам по себе, порт — тоже сам по себе. Все портовые операции производятся на воде. Новый порт — пловучий порт. Берегу присвоена здесь очень скромная функция естественной бухты, укрывающей суда от штормов. Единственное строение на берегу — это фактория Госторга.