Алексей Корепанов - Тайна Древнего Лика

• Название: Тайна Древнего Лика
• Автор: Алексей Корепанов
• Жанр: Научная Фантастика

Марс всегда притягивал к себе взоры ученых, мечтателей и поэтов. Не смолкали голоса тех, кто верил в существование разумной жизни на Красной планете. И в конце концов вышло так, что этот некогда цветущий мир повлиял на судьбы многих землян. Марс оказался не просто планетой, а планетой, полной тайн…

---

— Myжчина и женщина — это первый и второй род, — чуть поморщившись, произнес создатель «Нового Иерусалима». — Есть еще третий и четвертый, люди с двумя душами: женщина в мужском теле и мужчина в женском. Пятый род — это люди с многими душами…

— А шестой — человек без души, точнее, создание без души, — вновь потянула одеяло на себя ведущая и нырнула взглядом в свои записи. Возможно, ее поджимало эфирное время. — Что ж, удовлетворимся этим объяснением. Хотя кое-кто считает, что вы имели в виду шестого потомка Адама…

Гарднер поднял брови, но промолчал.

— Ладно, оставим пока в покое Гро Без Тени и вытащим из тени другой эпизод, — попыталась скаламбурить блондинка. — Галактические задворки, планета Фирси — это рассказ Скитальца во время привала в Родонитовой башне. Предвидя возможную роковую роль этой планеты в противостоянии Mиров-Ha-Грани, звездные нефилимы берутся за ее демилитаризацию. Предоставляя разные замечательные блага в обмен на каждую единицу сданного оружия. Но, как это ни парадоксально, оружия на Фирси не только не убывает, но, напротив, становится все больше и больше. Очень интересный эпизод! Ваш Скиталец ничего не объясняет, просто не успевает объяснить, потому что в который раз раздается клич: «Веет Северный Ветер!», и все беглецы…

— Нет, не потому. А потому что объяснять тут нечего. — Гарднер, похоже, перенял бесцеремонную манеру ведущей. — Общеизвестный «эффект кобры».

— Общеизвестный? — с сомнением сказала ведущая. — М-м…

— Когда-то в Индии развелось слишком много кобр, — скучным голосом начал Гарднер. — Дабы избавиться от этого бедствия, губернатор назначил награду за каждую убитую змею. И что тогда сделали индусы?

— Стали убивать змей? — неуверенно предположила блондинка, чувствуя подвох.

— Разумеется, — кивнул Гарднер. — А еще они стали разводить кобр, чтобы получить вознаграждение.

— Сообразительные индусы! — восхитилась ведущая.

— Но все это так, между прочим, — продолжал Дэйв Гарднер. — Все эти «эффекты кобры», шестые потомки Адама, любовники Евы… А был ли, собственно, шестой потомок Адама именно мужчиной? Каин, Авель — а кто дальше?.. Все это — отдельные блестки, так же как и, скажем, эпизод с пирайским Ковчегом, с перевоплощением… Даже не блестки, а узелочки, маленькие черные пятнышки Ламберта. Только не говорите, что вы не знаете, кто придумал художника Альберта Ламберта[18]. То же самое можно сказать и об Исходе…

— Да, я как раз собиралась затронуть эту тему. — Ведущая предпочла пропустить мимо ушей фразу о Ламберте. Лоу тоже не слышал о таком художнике и не знал, кто его «придумал». — Десятки разных миров, и проблемы у всех одинаковые: перенаселенность, невостребованность значительной части населения, отсутствие, так сказать, точек приложения силы, своих способностей. Параллели очевидны, но я не буду об этом. Новый Иерусалим, мир грез, иллюзий, райский уголок, где каждому по-своему хорошо. Правда, в вашей трактовке, Господь — будем называть так — покинул его, но тут как раз, на мой взгляд, все ясно. А вот ваше личное отношение, не как автора… Правильно ли это — погружать людей… ну, не людей, в данном случае, — но разумные творения… Правильно ли погружать иx в иллюзии? Ведь это те же наркотики… Если верить слухам, это уже в некоторой степени касается и нас… то есть именно нас и касается, а не придуманных вами ринглов, этрийцев и прочих.

— А чем плохи наркотики, не разрушающие личность, не вызывающие ломки? Наркотики ли это? Или великолепный шанс для тех, кто, как вы сказали, не находит точек приложения силы? Или для тех, у кого вообще сил нет? Разве не гуманно погрузить их в мир иллюзий? По-моему, кто бы это ни делал — Господь ли, Высший Разум или кто-то еще, — он поступает очень прагматично.

— А по-моему, это нас унижает. Мы должны все решать сами, без чьей-либо помощи или принуждения.

— Вопрос в том, можем ли мы сами. Я уже не столько о фильме — бог с ним, с фильмом! — а об этих, как вы говорите, слухах. Я ведь тоже по Сети брожу, читаю то одно, то другое. И если бы не видел проблему, то, наверное, вполне обошелся бы без этих эпизодов. Хотя… проблема-то пока только в зародыше, и не нам ее расхлебывать.

— То есть пусть голова болит у тех, кто будет завтра?

— А почему бы и нет? Почему бы и не прислушаться к совету Горация, отнюдь не последнего среди умных людей: «Чем душа жива, тем живи сегодня. Завтра счет иной»? Только не стоит переживать за тех, кто будет завтра. Может быть, оракул из меня и никудышный, но у нас ведь накоплен такой богатый опыт решения проблем силовым путем…

— Удастся ли?

— Вот завтра и будем думать.

Лоу выключил телевизор.

«Сегодня, — мысленно сказал он. — Уже сегодня. Уже сегодня — «счет иной». И не думать надо, — а делать…»

Эти, в телевизоре, не знали и тысячной доли того, что знал он, Стивен Лоу, член Координационного совета НАСА.

24

Он проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Это умение он за многие годы отшлифовал до совершенства, и оно никогда его не подводило, и не раз выручало. Это умение позволяло ему, при весьма специфическом роде деятельности, до сих пор оставаться живым и здоровым, и выполнять все новые и новые задания. И не только в пределах родной страны.

Но это был не тот взгляд, это был ласковый взгляд любящих глаз — как свет утреннего солнышка в безмятежном детстве. Да и не могло сейчас существовать никакой угрозы — в той ситуации… в том состоянии, в котором он находился.

Он еще не разомкнул веки, но уже знал — не предполагал, а именно знал, — кто с такой нежностью смотрит на него. И ему стало тепло и хорошо, и не просочилось в душу ни единой капельки давней горечи.

— Ты уже не спишь, Бобби?

Он наконец открыл глаза и улыбнулся, ощущая затылком податливую подушку:

— Уже не сплю, мама…

Она улыбнулась в ответ:

— Тогда вставай, сынок, будем завтракать.

Именно такой он навсегда запомнил ее.

Дверь за ней тихо закрылась.

Роберт Талбот приподнялся и, уткнув локоть в подушку и подпирая ладонью голову, обвел взглядом знакомую комнату. Это была его комната, и находилось в ней давнее и привычное. Письменный стол с разъехавшейся стопкой журналов, серой настольной лампой и большим глобусом на подставке. К глобусу были приклеены скотчем разноцветные бумажные лоскутки — так он когда-то отмечал места, где обязательно нужно побывать… Разрисованный фломастерами стенной шкаф… Музыкальный центр — на одной колонке лежит боксерская перчатка, другую попирает фигурка индейца со всеми атрибутами: перьями, томагавком, трубкой, мокасинами — подарок на давний день рождения… Старая гитара на широкой полке под потолком, зажатая с двух сторон коробками с разными вещами, которые когда-то были очень нужными вещами…

Он посмотрел в окно и с удовольствием обнаружил лужайку с качелями и улицу, обсаженную высокими липами. Это была его улица, испещренная легкими тенями, там светило утреннее солнце, шли по своим делам редкие прохожие и торжественно проехал, теребя крышей зеленую листву, знакомый школьный автобус.

Рука его подогнулась, и он упал лицом в подушку и ощутил знакомый запах свежей наволочки. То, что нахлынуло на него, было приятным… желанным… родным…

Он пересилил себя.

Да, задача на ближайшее время была только одна: ждать прибытия других. И значит, пока можно просто плыть по течению. Он с удовольствием бы позавтракал вместе с мамой, и поболтал с ней о том о сем, и послушал бы ее милый голос…

Но в этом-то и таилась главная опасность! Размякнуть, расплыться, утонуть, раствориться, слиться, сплавиться с этим миром — и забыть о том, каких действий от тебя ждут. А в итоге: «Увы, Талбот, вы нам не подходите…»

Роберт Талбот выпрыгнул из постели, отработанными быстрыми движениями натянул на себя джинсы и тонкий свитер, сунул ноги в кроссовки. Вытащил из-под кровати рюкзак, вскинул на спину. Поправил узкий браслет на запястье, оглянулся на дверь. И неслышно ступая, подошел к окну. Открыл его, взобрался на подоконник и мягко соскочил во двор, на лужайку, которая когда-то казалась ему большой-пребольшой… Такой же, наверное, какой теперь казалась другая лужайка в другом городе его трехлетнему сыну.

Сын и жена были в Вашингтоне, а он был здесь, в городе детства…

Он шел по тротуару, то и дело перескакивая через тени от ветвей и совсем не заботясь о том, что подумают о нем прохожие. Впрочем, ничье внимание он, кажется, не привлекал — обычные люди ходили туда-сюда, и ехали в автомобилях, и появлялись из дверей магазинов, и садились в автобус, и покупали сигареты, хот-доги и газеты. И что интересно — нигде он не замечал ни одного знакомого лица. Воздух был теплым, небо безоблачным, и повеяло откуда-то ароматом свежего кофе.

Он остановился было у газетного киоска, но тут же подумал, что у него нет денег — да и зачем ему это?