Юрий Сотник - На школьном дворе. Приключение не удалось

• Название: На школьном дворе. Приключение не удалось
• Автор: Юрий Сотник
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1986

В книгу входит новая повесть «На школьном дворе» и ранее издававшаяся «Приключение не удалось».

В новой.повести рассказывается о жизни школьников в небольшом сибирском городке, о директоре школы, человеке разностороннем, влюбленном в свое дело, который не только учит, но и воспитывает детей, увлекая их общественно-полезными делами. Эта повесть о любви учеников к своему учителю, о веселых и непредвиденных историях, которые случились с ними во время летних каникул.

---

Перед крыльцом вместе с остальной малышней вертелась маленькая худенькая девочка с круглой головой на тонкой шее и короткой светлой челкой на лбу. Это была десятилетняя Альбина — дочь заведующего отделом народного образования Ивана Карповича Лыкова. Ее отец тоже решил провести свой отпуск в походе с ребятами. Геология его не интересовала, но врачи запретили ему ездить на южные курорты, да и сам он давно хотел половить рыбу в чистых водах здешних рек, посидеть вечерком у костра перед палаткой.

Альбина прыгала перед крыльцом на одной ножке и пропускала мимо ушей всякие там «отложения» да «обнажения». Они ее нисколько не интересовали.

Глава IX

А в это время Иван Карпович находился далеко от Иленска. Он был участником конференции, организованной областным отделом народного образования.

В числе участников конференции был и редактор областной газеты товарищ Тимофеев. Он рассказал, как его газета освещает передовой опыт лучших педагогов. Он перечислил очерки и статьи, в которых некоторые педагоги ставились почти наравне с Макаренко, Ушинским и Сухомлинским.

Это выступление взбудоражило грузного, но экспансивного Ивана Карповича. Когда ему предоставили слово, он взошел на трибуну и стал критиковать редактора.

Он говорил, что областная газета пишет лишь о тех педагогах, которые живут или в городе или поблизости от него, а о тех, кто работает в глубинке — ни слова. Как видно, редактор жалеет денег на такие «пустяки».

— До нашего Иленска без малого тысяча километров, а там есть педагоги, у которых могли бы поучиться лица, прославленные газетой товарища Тимофеева. Я имею в виду директора второй восьмилетней школы Данилу Акимовича Бурундука.

Иван Карпович так долго превозносил достоинства Данилы Акимовича, что председателю пришлось постучать по графину, напоминая о регламенте. Лыков сказал, что Бурундук сумел установить удивительный контакт с учащимися, заставил оценить в нем не только педагога, но и Человека с большой буквы.

Когда председатель второй раз постучал по графину, Лыков воскликнул:

— Еще одну минуту, товарищи, ровно минуту! И он поведал о некоем Юрке Чебоксарове, одно имя которого приводило в трепет педагогическую общественность Иленска. За свою короткую жизнь он уже трижды побывал в милиции, и Лыков перевел его из первой восьмилетки в десятилетку, где педагоги покрепче. Но и там с Чебоксаровым не справились. Тогда завроно решил отдать его на попечение Бурундука. И что же? За минувшую половину учебного года ни одного замечания, без особых пятерок, но вполне благополучно перешел в восьмой класс… Словом, переродился человек!

— Вот так, товарищи! — заключил Иван Карпович. — Все это я говорю к тому, что современные Макаренки, Ушинские да Сухомлинские живут не только поблизости от областного центра, но и в так называемых «медвежьих углах». Извините, что затянул выступление, и благодарю за внимание.

Пока Иван Карпович говорил, сидевший в президиуме редактор газеты что-то записывал в блокноте, а когда Лыков сошел с трибуны, он попросил слова для реплики, сказал, что считает критику в свой адрес справедливой, и пообещал исправить некоторые недоработки редакции по данному вопросу. Впрочем, он скоро забыл о своем обещании и не вспоминал о нем около месяца.

Но вот однажды в кабинет товарища Тимофеева вошла секретарша и положила перед ним лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом:

«Главному редактору газеты «Сибирская новь»

тов. Тимофееву А. И.

от литсотрудника Шапошниковой И. С.

Заявление

В связи с создавшимся в редакции отношением ко мне прошу освободить меня от занимаемой должности».

Дальше, конечно, стояла подпись и число. Редактор потер пальцами лоб.

— Кто она такая, эта Шапошникова?

— Ну, Инна Шапошникова, ну… Инна, Инночка!

— Ах, Инночка! — вспомнил редактор. — Где она сейчас?

— Там, у меня, — секретарша кивнула на дверь.

— Пригласите ее ко мне.

Секретарша ушла, а вместо нее появилась миловидная шатеночка лет двадцати трех, маленькая, тоненькая, очень стройная. На ней были хорошо сшитые синие брюки, светлая блузка и синий жакетик, которые ей очень шли. Лицо Инночки было так бледно, что даже слегка подкрашенные губы выделялись на нем ярким пятном.

— Садитесь, Инночка! — сказал пожилой редактор.

— Спасибо, Александр Иванович, я уже насиделась.

Редактор не настаивал и спросил Инночку, глядя на ее заявление:

— Скажите, что вы подразумеваете под «сложившимся в редакции к вам отношением»?

— Под этим, Александр Иванович, я подразумеваю, что меня уже скоро год лишают возможности хоть какого-нибудь творческого роста…

Инночка проговорила это таким ровным, спокойным голосом, что многоопытный редактор понял: она вот-вот заплачет. И он сказал как можно более сочувственным тоном:

— Так-так! Значит, вам уже скоро год как не дают серьезных поручений…

Но этот маневр произвел как раз обратное действие: в голосе Инночки уже отчетливо слышались слезы.

— Да, Александр Иванович! Мне с детства твердили, что на ошибках учатся, и я вполне осознала тогда свою ошибку и ни слова не сказала, когда меня перевели на самую примитивную работу. Но ведь сколько же можно, Александр Иванович!… Сколько можно сидеть на коротких заметках о том, что где-то открылась выставка о том, как милиционер задержал пьяного шофера, о том… Александр Иванович с тревогой следил за тем, как слезы постепенно накапливаются в глазах его сотрудницы, как Инночкино лицо постепенно краснеет, как одна слеза побежала вдоль правильного, но чуть вздернутого носа, как за первой слезой по другой щеке поползла вторая.

— …и… и, что на какой-то улице открылся новый универсам, — торопливо договаривала Инночка. — Простите меня, Александр Иванович! — Она села на стул, недавно ею отвергнутый, выдернула из жакетика носовой платочек и уткнулась в него, слегка вздрагивая.

Редактор подождал, пока это вздрагивание прекратится, потом заговорил как можно мягче:

— Ну что ж, Инночка… Ваши слова, что на ошибках учатся, совершенно правильны. И разумеется, на поручениях, которые вам сейчас дают, творчески не вырастешь. Ну, а если мы вам дадим задание посерьезней, вы свое заявление обратно возьмете?

Инночка поспешно вытерла лицо и выпрямилась на стуле.

— Конечно возьму, Александр Иванович! А какое задание?

— И прежних ошибок больше не повторите?

— Ну, Александр Иванович! Ну, как вы можете такое говорить!

Прежде чем продолжать эту историю, надо рассказать, какую ошибку Инна совершила в начале своей профессиональной деятельности.

Она окончила в Москве факультет журналистики и попросила, чтобы ее направили в Сибирь. В редакции областной газеты быстро оценили и полюбили молоденькую хорошенькую сотрудницу, которая даже в самых простеньких заметках обходилась без газетных штампов и умела двумя-тремя штрихами нарисовать обстановку того или иного события или портреты действующих лиц. Инночка (так ее стали звать все в редакции) проработала всего полгода, а ей уже дали серьезное задание; написать развернутый очерк о директоре животноводческого совхоза Осипове, который вывел отстающее хозяйство в передовые.

Все в этом директоре очаровало Инну: и его хорошие манеры, и отлично сшитый костюм, и умение водить машину, не пользуясь услугами шофера, и его открытое лицо этакого русского доброго молодца. Проникнувшись доверием к этому обаятельному человеку, Инна сказала ему, что выполняет свое первое серьезное задание, и ее тронула та заботливость, с которой Осипов принялся ей помогать. В течение трех дней, которые Инна провела в совхозе, он буквально не отходил от нее ни на шаг. Он указывал Инне, с кем из людей ей интересней всего будет поговорить, он сам возил ее по отделениям и фермам, с которыми Инне стоило познакомиться.

Очерк понравился в редакции, его напечатали, а через несколько месяцев директор совхоза Осипов оказался на скамье подсудимых вместе с большой группой своих сообщников. Пунктов обвинения было множество: тут и взятки за предоставление выгодной должности или благоустроенной квартиры в новеньком коттедже, тут было и строительство роскошной виллы для директора из материалов для возведения клуба, но все это были пустяки по сравнению с главным. Осипов окружил себя людьми толковыми, знающими, но лишенными совести. Совхоз и в самом деле стал сдавать государству больше мяса и молока, чем при старом директоре, возросло и поголовье скота, только возросло оно гораздо больше, чем указывалось в отчетах: значительная часть приплода утаивалась, молодых бычков выкармливали на отдаленной ферме, потом забивали, а мясо продавали втридорога на рынке, с директором которого Осипов находился в преступном сговоре. Главный редактор Александр Иванович получил выговор от обкома партии и был сердит на Инну. Он хотел уволить ее, но за нее вступились другие сотрудники. Как можно, говорили они, обвинять молоденькую Инну за то, что ее обвели вокруг пальца, если мошенники в течение нескольких лет обманывали специалистов районного и даже областного масштаба?! Инну оставили в редакции, но больше серьезных работ ей не поручали.